1980-й выдался в Советском Союзе не только олимпийским и афганским. Ещё это был год благородного разбойника-абрага, грузинского Робин Гуда. Семисерийный телесериал «Берега» (Гига Лордкипанидзе, Гизо Габескирия) – по роману «Дата Туташхиа» (Чабуа Амирэджиби) стал культурным хитом и общественным событием. Его смотрели как Штирлица, с безлюдными вечерними улицами. В его героев играли дети. Сегодня авторам фильма и книги прямая бы дорога под суд за экстремизм и «оправдание терроризма». За то и любили эти произведения, взахлёб читали, смотрели, затаив дыхание.
Сюжет соединяет разбойно-революционный боевик, взгляд на политическую историю Грузии начала XX века и семейно-психологическую драму. Молодой крестьянин-гуртовщик Дата Туташхиа (Отар Мегвинетухуцеси) любит свободу и справедливость. Не по политике, а просто по жизни. Родился вольным, такое случается. Ментальность, однако. Поэтому он терпеть не может чиньё, вертухаев и барыг. При первой возможности как-нибудь наказывает. Хотя бы по мелочи – во всём параде сбросит подлеца-старосту с воза в речку.
В своём деревенском доме Дата принимает незнакомого русского. Он оказывается революционером. Когда приходят жандармы, гость начинает отстреливаться. За него вписывается с маузером Туташхиа – опять не по политике, а по обычному долгу гостеприимства.
В итоге пути назад у Даты уже нет. Приходится идти в абраги. Непроницаемая невозмутимость мужественного лица. Вычурные в своей простоте одеяния горного разбойника. Ствол, кинжал, патронташ. Веяние спокойной, но неодолимой силы. Хоть на лбу пиши, кто такой. Мечта советского пацана. Наводит свою правду. Без идеологии. Единственный его принцип – сила есть долг служения людям: можешь помочь – помогай.
Человек идеи – это другой персонаж. Мушни Зарандиа (Тенгиз Арчвадзе), двоюродный брат и друг детства Даты, поступает на службу в жандармерию. Во имя империи с её идеальным порядком. Ради монарха с его отечески строгой заботой о народе. Зарандиа – убеждённый и смертельный враг любой революции. Ещё скромным таможенником он «основательно изучил историю политической мысли и политических движений». И сделал вывод: нельзя позволять, чтобы честолюбивые авантюристы ввергали людей в новые несчастия. Потому что хватает старых. Которые есть закон жизни. «Я трава и не дерзаю стать деревом, – говорит он на допросе арестованному революционеру. – А в вас я вижу пескаря, который мечтает стать китом. Признаюсь, в оперативный план неофициально положено моё личное отношение к таким, как вы».
Это отношение пронизано не только лютой ненавистью, но и запредельным презрением. Поэтому план жестокий. Не физически – арестованного отпускают. Но молодого учёного, идейного интеллектуала растаптывают унизительным шантажом: «Нарушите наше условие – распустим слух, и за вами закрепится репутация предателя». Не такие ли Зарандиа беседуют сейчас в следственных кабинетах по делам разных сетей? Во всяком случае, его рассуждения – занимайтесь своим делом и не лезьте в политику, лучше будете спать – очень напоминают теперешние назидания. Впрочем… «Мушни умный, талантливый. Там таких раз-два и обчёлся», – говорит о кузене Дата. Даже в те времена.
Начальник кавказской жандармерии граф Сегеди (Юри Ярвет) поначалу смотрит на Зарандиа с подозрением. Он знает: в Грузии двоюродный брат как родной. Но искренний монархизм Зарандиа, его профессиональный блеск, безупречные манеры скромного достоинства развеивают сомнения старого генерала. К тому же, у них совпадают сыскные методики.
Считается, что технологии тайной полиции сводятся к двум системам. «Тюркская» исходит из того, что акторы антигосударственной деятельности должны выявляться и уничтожаться. Для этого нужна сеть осведомителей и карательные формирования. «Англо-голландская» ориентирована иначе: акторы антигосударственной деятельности должны подавлять друг друга. Здесь нужна не орава стукачей и палачей, а компактный штат профессионалов высокого класса. Умеющих стравить подполье до самоуничтожения. Сегеди и Зарандиа – приверженцы второго подхода.
Как и чем живёт абраг, более-менее ясно. Но на примере Даты Туташхиа этого не показано. Все его дела проникнуты робингудством. Без всякого навара для себя. Он освобождает заложников, которых захватил ради выкупа алчный, жестокий и циничный бандит Ража Сарчимелиа (Гурам Пирцхалава). Среди освобождённых возлюбленная Бечуни (Кетеван Кикнадзе). Кровавый убийца Ража не забудет этого. Линия противостояния Туташхиа и Сарчимелиа тоже тянется через весь фильм. Как с Мушни. Вольный бродяга против жандармского офицера – и благородный разбойник с понятиями против негодяя-беспредельщика.
Но особая подлость Сарчимелиа – подментованность. Природа криминалитета двойственна. Он способен не только удариться в романтичную вольницу, но и встать на подхват к хозяину. Ража работает на жандармов и ждёт полицейского чина: «Я со старым покончил, своей охотой к вам пришёл». Но такое не одобрялось! Не котировали «новых дворян» с их обслугой ни в дореволюционной Грузии, ни в СССР.
Помогает Дата анархисту Никифоре (Сосо Гогичаишвили) ограбить ростовщика. Без своей доли в добыче. И то предлагает: «У него же пятеро детей. Давай лучше почту возьмём». Впрочем, ростовщик Кажа (Ипполит Хвичия) вызывает крайнее омерзение: «Я у тебя одних долговых расписок насчитал на сто тысяч. Что же ты детей в таком хламе держишь? – Дата-батоно, я и сам тут живу». Расставаясь после дела, Туташхиа говорит террористу: «Прощай, Никифоре. Только не верю я, что на награбленные деньги строится народное счастье».
Народ любит Дату, многие ему помогают. На месте каждого завербованного встаёт новый укрыватель. Но Туташхиа не прочь вернуться к мирный жизни. Ведь абрагом он стал случайно. Он уходит в глухой район Осетии. Его принимает друг Дигва (Бондо Гогинава), сезонный рабочий в лесном посёлке. Вместе работают лесорубами и плотниками. Но Дату и здесь несёт помогать обездоленным. Результат плачевен. Те, кого он вызволил из нищеты превращаются в подлых и озверелых эксплуататоров. Итог – деревенское побоище, тяжёлое ранение Дигвы (к Дате подонки подойти боятся: бандитская сила есть аргумент непреложный). Фильм, кстати, довольно суровый. Не сравнить с разбитыми фонарями и постановочными драками современной кинематографии. Сцены избиений, отравлений, убийств сделаны так, что реально становится не по себе.
Туташхиа снова сходится с абрагом Мосе (Зураб Лаферадзе). Вместе они скрываются в надёжно укрытом имении «северокорейского» типа. Здесь царит тотальное духоскрепство, смертоносное обожание помещика-кровососа Сетури (Давид Абашидзе). «Благословен хлеба нашего насущного даритель», – ежеутренне возглашает под колокол местный соловьёв Табагари (Василий Чхаидзе). Картины мразотнее в фильме нет.
«Страх, голод и любовь усиливают друг друга», – размышляет Сетури об устройстве своего владычества. Снова, как Зарандиа, один в один с теперешними идеологами «традиционных ценностей». Нечто вроде обличений западной бездуховности. «Потребление не цель», – открывает Америку один из Табагари наших дней, прикремлённый политолог Караганов. С этим-то Туташхиа согласен: конечно, не цель, ибо цель – уничтожить вас. Он пытается поднять работников на восстание. Зомбированные «ватники» избивают Дату и Мосе. Но и то: «За что бьёте, он ведь правду сказал!» – находятся в замесе и такие.
Дата возвращается на родину. Где стремительно делает карьеру Мушни. Случайно они встречаются в вокзальном буфете. Опытный Сегеди просекает: неспроста Зарандиа пристально переглядывается с человеком за дальним столиком. И верно: «Это Дата Туташхиа, мой двоюродный брат. – Что вы намерены делать? – Бесполезно. Он выстрелит раньше, чем я успею вытащить револьвер. – Боитесь, сударь? – Да. Прежде всего за вас, ваше сиятельство».
Генерал-наставник поручает Зарандиа сложные операции по зачистке абрагов. Они опасны для режима, за ними могут пойти. Это враги реально конкретные. Не доценты-креаклы, таких на понт не возьмёшь. И Зарандиа действует филигранно подлыми методами провокаций и информационной войны. Произведённые им «фейки» наводят опустошение в местном криминале. Стравленные меж собой абраги стреляют и режут друг друга.
Особенно лютует Сарчимелиа. Он же подбивает клинья к Туташхиа, предлагает объединиться… «Иди своей дорогой, Ража-братец», – следует ответ. Оскорблённый бандит хлопает дверью. «Это одним умом придумано», – резюмирует третий участник разговора Микаэл (Акакий Васадзе), старый богатый еврей.
Туташхиа уезжает в Тифлис. Он ищет новых людей – может, они подскажут новый путь. В грузинской столице переодевшийся в цивильное абраг сходится с небывалым для себя кругом. Национальная интеллигенция, либеральная аристократия, социал-демократический актив. Среди них Гоги Цуладзе (Имеда Кахиани) – высокостатусный функционер РСДРП, проводящий время между княжескими гостиными и камерами смертников. На одном из раутов граф Сегеди вручает господину Дате Туташхиа грамоту о помиловании.
Возвратиться к миру получается ненадолго. Карьерист-коррупционер полковник Сехниев (Отар Коберидзе) пытается завербовать Туташхиа. Только затем, чтобы подсидеть Сегеди и уволить Зарандиа – мол, эти не справились, а я влёт. Дата попадает под розги и плети костолома-полицмейстера Килиа (Карло Саканделидзе). Естественно, после этого он снова в горах и непримирим навсегда. Тоже, кстати, урок, посланный в современность – вот так им довериться.
Но Туташхиа внутренне теряется, не знает как ему быть. Он старается отстраниться от чужих дел – и на его глазах три трусоватых подонка насилуют девушку. Видят же, Дата не вмешивается, некому унять. Значит, не так нужно, попробуем наоборот. Он казнит на месте грабителя и убийцу, с другом-абрагом Бекаром (Зураб Капианидзе) громит логово вороватого попа – вокруг жалеют несчастных жертв и высчитывают, сколько Туташхиа на этом поимел.
Тем временем кузен-жандарм сжимает кольцо. Он выжигает пространство вокруг Даты. Не столько угрозами и вербовкой, сколько распространением клеветы. Как и ныне, главное орудие – тупо-лживая, но очень эффективная пропаганда. На благороднейшего из абрагов «навешиваются» убийства и изнасилования. Таким сплетням во все времена верят с энтузиазмом. Уж мы-то знаем про печеньки Госдепа, про «всё у них на бабле».
Игуменья Эфимия (Зинаида Кверенчхиладзе) указывает путь в монастырь. Туташхиа раздумывает. Понимая, что для него это равнозначно суициду. «Не такой человек Дата Туташхиа» – рефрен книги и фильма.
Как ни странно, спасает Зарандиа. Он только что одолел жадного тупицу Сехниева – собрал на него коррупционный компромат и шантажом принудил к отставке. Ему предстоит резкий служебный взлёт в Петербург. Но для этого необходимо нейтрализовать брата-абрага. Схватить не удаётся, подставить тоже, а времени уже нет. И Мушни гениально вызывает Дату просто на семейную встречу. К приёмным родителям. Где уговаривает явиться с повинной и отбыть несколько лет срока. Не на сибирской каторге, а в грузинской тюрьме. После – всё списано, под его авторитетную гарантию.
Дата соглашается. Не портить же брату карьеру. Да и старикам отдохнуть пора. Потом можно попробовать вернуться к любимой Бечуни, которую видит раз в год. Зажить, наконец, обычной семьёй. Может быть, открыться сыну. Ведь юный Гудуна (Теймураз Цикоридзе) не знает, что Дата – его отец.
Тюремные сцены навеяны, похоже, реалиями позднесоветской уголовщины. А где-то предвосхищают криминальные войны воров в законе с новорусской братвой. Вор Махо (Тенгиз Майсурадзе) проходит по камере как хозяин – пока не наталкивается на разбойника Дату. Бандит в столкновении с ворами вызывает больше симпатий. Недаром за него вписываются социал-демократы. Ради этой драки бросившие свои шахматы.
Вот тут и начинается новая жизнь абрага Даты Туташхиа. Нет больше тяжких сомнений. Умирающий революционер Чола Саганедзе (Нодар Мгалоблишвили) – вот с кого писать жизнь. Дата участвует в тюремном бунте и вооружённом побеге (хотя до конца срока остаётся несколько месяцев и товарищи его отговаривают). Отбивает в боевом налёте заключённых-смертников. Работает подпольным связным. Теперь он видит ясно.
Он уже не абраг-одиночка, а повстанец, боевик подполья. Жизнь озарена смыслом. Путь найден. Под руководством друга Цуладзе. Во имя героя Чолы.
Но не дремлет и Мушни. Он уже полковник в Петербурге, начальник внешней разведки, без доклада входит к Николаю II. В гостях у отставного Сегеди печально рассуждает о неблагодарной судьбе спецслужбиста – корифеи политического сыска Шувалов или Шешковский забыты во всеобщем презрении, а тех, кого они преследовали, поминают в песнях и молитвах. И ведь так будет всегда! Уж это мудрый Сегеди и умный Зарандиа понимают отлично. Как понимали, похоже, и на Гостелерадио, а то и в КГБ СССР.
Брата он теперь ненавидит. За найденный иной смысл. Человек холодный и сдержанный, Зарандиа просто звереет от одного имени Даты. Убийство Туташхиа стало для него делом чести. Дата не может в это поверить. Даже когда очередной незадачливый киллер прямо признаётся, от кого получил задание и аванс.
Под тревожно нагнетённую музыку Килиа в мрачном лесу встречается с Сарчимелиа. Неслышно для зрителя передаёт ему последнюю инструкцию Зарандиа. «Ража-братец» шокирован: «Дьявол этот Зарандиа. А уж я много подлости видел». В следующем эпизоде он говорит с Гудуной: мол, обесчестил твою мать проклятый Туташхиа, запугал несчастную Бечуни, но ничего, отплатишь ему за всё.
Это последнее преступление Сарчимелиа. Вскоре он выпивает отравленное вино, предназначенное для Даты. Перелив из кувшина в кувшин организовал Дигва, ставший духанщиком-трактирщиком. Но Дата не очень благодарен за такое спасение. «Нельзя так. Надо поступать по правилам», – говорит он над трупом Ражи.
Пуля в спину приходит Дате от сына Гудуны. Так и не узнавшего отца. Смертельно раненый Туташхиа набирается сил подняться: «Как он мог до этого додуматься? Всё-таки меня пересилил». Потрясённый содеянным Гудуна думает, будто эти слова обращены к нему. Но нет – это о брате Мушни.
Последняя забота Даты – уйти бесследно. Чтобы Гудуна не получил награду за голову абрага. «Измучают тебя деньги, испортят. Но я сделаю так, что денег тебе не заплатят. Матери не говори, что стрелял в меня, не расстраивай её». Поговорив через окно с другом-крестьянином (таких у него много), просит распустить слух, что Туташхиа ушёл из Грузии. И встаёт на прибрежном утёсе, глядя то в море, то в небо.
На таких образах воспитывали советских людей. Оправдание жизни в борьбе. Одним этим СССР был обречён, ибо правили Сегеди и Зарандиа, а людям прививали любовь к Туташхиа и Саганедзе. Собственно, и прививать не приходилось. Почти каждый выберет их.
Сегодня естество воли пытаются заглушить проповедями Зарандиа и Сетури, несущимися из всех утюгов. Хозяева империи осознали советский прокол роковой идеологической раздвоенности. Культ угнетения и холуйства, подлости и насилия возведён в «традиционную ценность». Но сквозь слышится: «Вам что, не нужны те, кто Квело Купария сбрасывает с воза? Другого пути нет для меня, сила нужна праведному. Надо, чтобы с твоим уходом не наступил мрак для тех, кто жил рядом с тобой».
Константин Кацурин, специально для «В кризис.ру»