Лозунг «Полиция с народом!» давно перестали скандировать. Практика показала: реальность иная. Что бы ни думал конкретный сотрудник полиции или ФСИНа, боец ОМОНа или Росгвардии – на службе выполняется приказ. Исходящий от номенклатурной олигархии. До поры так происходило повсюду. Но в Польше 40 лет назад призыв «Милиция с народом!» не остался вовсе безответным. В первые июньские дни 1981 года собрался на съезд Профессиональный союз сотрудников гражданской милиции (ZZ FMO).
Польскую революцию 1980–1981 годов совершали рабочие. Независимый самоуправляемый профсоюз «Солидарность» объединил более 10 миллионов. С рабочими в рядах «Солидарности» сплотилась интеллигенция. Крестьяне-единоличники создали «Сельскую солидарность». Было бы ошибкой считать, будто против режима компартии ПОРП поднялась вся страна. Правящая номенклатура имела свои клиентские группы среди госслужащих, военных, сельских и городских собственников, включённых в идеологический аппарат гуманитариев (польские «титушки» из какого-нибудь «грюнвальдского комсомола имени Берута» или «коммунистического патриотического форума» были куда злее наших). Но подавляющее большинство польского народа решительно выступало против диктатуры ПОРП. Массовое движение не обошло и опору режима – гражданскую милицию ПНР.
Силовая система ПНР была организована несколько иначе, нежели в послесталинском СССР. Правоохрана и госбезопасность (СБ, она же безпека) сводились в единую систему МВД. Подобно советскому НКВД 1934–1943 годов. Милиция структурировалась по территориальным комендатурам, типа наших УВД. Первым заместителем коменданта по должности являлся начальник безпеки. Из одного этого можно понять, как силён был в польской милиции элемент политической охранки.
Главными задачами считались, разумеется, поддержание общественного порядка и борьба с общеуголовной преступностью. С этим милиция справлялась весьма средне. Криминальные показатели в ПНР всегда были высоки. Чему тут удивляться, если ребёнок мог украсть оружие прямо из участка, а назавтра по этому поводу начинались аресты диссидентов. Раскрыли эпизод случайно: через полтора месяца школьник Михал Лабенда попался на краже конфет и уж до кучи рассказал на допросе про свою лихость. Причём тут же вынул из широких штанин один из украденных пистолетов – при обыске не нашли… Это реальный случай в городе Фрамполь 1970/1971-го, на излёте «эры Гомулки». Показательно, что даже при военном положении подростки-подпольщики дважды отбирали оружие у пьяных патрульных.
Бывало и пожёстче. Разбойник Владислав Мазуркевич ограбил и убил десятки людей – адвокат на суде говорил, что убитые являлись «врагами народной власти» и милиция была в курсе происходящего. Попался Мазуркевич только при изменении политической ситуации в середине 1950-х. Встречались в ПНР и свои михасевичи-чикатилы. Например, Здзислав Мархвицкий, расстрелянный за убийства четырнадцати женщин. Одна из них была племянницей партийного секретаря Эдварда Герека. Искали семь лет. Брал Мархвицкого капитан Катовицкой комендатуры Ежи Груба – в будущем генерал-усмиритель силезских забастовщиков. Но по сей день нет полной уверенности, каким образом были получены признания Мархвицкого и тот ли это «вампир»…
Зато как орудие политических репрессий милиция была эффективна. На заре польского комрежима в директивах МВД на первое место ставилась «борьба с антисоциалистическими, буржуазными и кулацкими элементами». Правоохранители при пулемётах отслеживали контрольные цифры поддержки ПОРП на выборах (не наши ли перспективы?). Реквизировали у крестьян несданную по госценам продукцию. Разгоняли оппозиционные собрания и католические приходы. Спецчасти ЗОМО, польского ОМОНа, прозванные «бьющее сердце партии», жестоко избивали демонстрантов и забастовщиков, истязали арестованных, оставляя трупы на пути. Хотя, впрочем, смотря на кого нарывались. Варшавские демонстрации 1957 года в защиту закрытого журнала не могли подавить почти неделю. Интеллигентных читателей поддержали в уличных драках «хулиганы и уголовники».
Расправы над оппозицией нередко подавались в отчётах как борьба с преступностью и хулиганством. Вспомнить хотя бы сцену из культового фильма Анджея Вайды. Когда главного героя «Человека из железа» Мачея Томчика задерживают за распространение листовок – но издевательски обвиняют в разбрасывании мусора.
Руководители МВД, милиции и безпеки выступали особым отрядом номенклатурной элиты. Они почти неизменно принадлежали к «партийному бетону» – самой мракобесной и агрессивной части партийно-государственного аппарата (вроде нынешних «патрушевских» и «володинских»). В идеологии отстаивали гремучую смесь коммунистической ортодоксии с самым заскорузлым шовинизмом и антисемитизмом. В политике душили любое инакомыслие, блокировали либо тормозили даже робкие реформы. Уж не будем углубляться в историю и вдаваться в перечисления. Возьмём несколько примеров.
Генерал Рышард Добешак, главный комендант гражданской милиции – расстрел рабочих в Познаньский июнь 1956-го, разгоны варшавских демонстраций октября 1957-го. Генерал Тадеуш Петшак, главный комендант – карательные операции при Беруте, декабрьский расстрел рабочих на Балтийском побережье 1970-го. Замминистра внутренних дел генерал Генрик Слабчик (это он изобрёл «поквадратную» схему уличных разгонов, доныне используемую ОМОНом и Росгвардией) – расстрел в Труймясто. Полковник Роман Кольчиньский, воеводский комендант – расстрел в Гданьске. Полковник Юлиан Урантувка, воеводский комендант – расстрел в Щецине. Полковник Мариан Мозгава, воеводский комендант – карательные операции при Беруте, избиения рабочих в Радоме 1976 года.
Главным олицетворением милицейской жестокости выступал Богуслав Стахура. Блёклый партийный секретарь из провинции не имел никакой профессиональной подготовки в розыске или охране. Но это не помешало ему развернуться в МВД: замминистра по должности, дивизионный генерал по званию, куратор безпеки по функции. Летом 1976-го Стахура, при подавлении забастовок в Варшаве и Радоме, внедрил в практику «дорожки здоровья» – прогон задержанных сквозь строй милиционеров с дубинками. Тут не требовалось быть ни Шерлоком Холмсом, ни даже инспектором Лестрейдом.
По факту главарём «силового блока ПОРП» был Мирослав Милевский. Ветеран безпеки, участник коммунистических карательных операций и криминально-коррупционных афер. Дивизионный генерал, заместитель, потом министр внутренних дел ПНР. С 1981 года – член Политбюро и секретарь ЦК ПОРП по силовым структурам. Этот человек, лично участвовавший в убийствах, при отставке обливался слезами. Умолял дорогого товарища Ярузельского выслушать его или хотя бы прочесть письмо.
Упёртые сталинисты Милевский и Стахура неустанно бдели на страже классового господства номенклатуры. Из всевластных кабинетов ЦК и министерства протягивалась цепь через комендатуры и участки. Последнее звено заковывало улицы и дворы, заводские цеха и семейные квартиры. Как в документальном эпизоде из фильма «Чёрный четверг»: «Покажи руки. А, чёрные… Бандит с верфи? Взять!»
Всепольская волна забастовок 1980 года вынудила относительно здравомыслящую часть партийного руководства к историческим Августовским соглашениям. «Потом как-нибудь из этого вывернемся», – говорил первый секретарь ЦК ПОРП Эдвард Герек. Не зная, что благодарные товарищи уже определили его на слив. «Желаем товарищу Гереку скорейшего и полного выздоровления», – дежурно произнёс преемник Станислав Каня (до того, кстати, курировавший милицию). До конца жизни, а прожил он ещё два десятилетия, Герек был уверен: это Каня спровоцировал забастовки, дабы подсидеть его. Эталон классового мышления, ничего не скажешь.
Впервые в истории «реального социализма» появился независимый самоуправляемый профсоюз. Да ещё с правом на забастовку. Естественно, само существование «Солидарности» предопределило жёсткий конфликт. Такая ситуация своеобразного двоевластия не была устойчивой и не могла длиться долго. При этом над участниками польской драмы постоянно висела угроза с востока, сильно уменьшая возможности манёвра.
Партийное руководство раскалывалось. Первый секретарь Станислав Каня, министр обороны генерал Войцех Ярузельский, премьер-министр Юзеф Пиньковский, вице-премьеры Казимеж Барциковский, Мечислав Раковский, Мечислав Ягельский поначалу были настроены на компромисс. Партийные секретари Мирослав Милевский, Тадеуш Грабский, Стефан Ольшовский, Здзислав Куровский, Станислав Кочёлек, Анджей Жабиньский изначально ставили на насилие и подавление. Вторая группа могла опереться на полную поддержку аппарата МВД. Некоторое исключение в этом смысле составлял разве что сам министр – генерал Чеслав Кищак, в конце июля 1981-го сменивший на правительственном посту Милевского. Он однозначно ориентировался на Ярузельского. Но Кищак пришёл в министерство из военной контрразведки и первые месяцы не имел кадровой опоры.
В системе МВД сформировалась своего рода партия – силовой филиал «бетона ПОРП». (Такая же была и в Войске Польском, во главе стояли просоветские генералы Влодзимеж Савчук и Эугениуш Мольчик, но об этом поляки, уважающие свою армию, не желали и знать.) Уж промолчим про зловещий III департамент – безпеку. По нашим меркам, нечто среднее между ФСБ и Центром «Э». Его начальник, пламенный коммунист полковник Генрик Вальчиньский, по ночам звонил диссидентам и активистам «Солидарности»: «Вы умрёте, вы умрёте, вы умрёте…» Не зря Кищак сразу повёл в министерстве решительную борьбу с пьянством и алкоголизмом, и III департамент поставил на особый контроль.
Главным комендантом гражданской милиции с 1978 года был генерал Станислав Зачковский. Незадолго до того, будучи ещё полковником, он перебрасывал ЗОМО против радомских забастовщиков. «Дорожки здоровья» в пролетарском сознании связывались с его именем на втором месте после Стахуры (третьим в этом ряду шёл первый секретарь воеводского комитета ПОРП Януш Прокопяк). Летом 1980-го Зачковский дисциплинированно отменял в милиции отпуска, выдвигал на блокирование забастовочных очагов, приводил в боеготовность ЗОМО, и в том, что кровопролитие не состоялось, не было его вины. Генерал Юзеф Бейм, заместитель и скорый преемник Зачковского, входил в руководящую тройку оперативного штаба МВД «Лето 80». Созданного по образцу «Лета 76». Для лучшего понимания: напарником Бейма был генерал безпеки Владислав Цястонь, а над обоими возвышался Богуслав Стахура.
Костяк «силовой башни ПОРП» являли собой руководители воеводских комендатур. По должности члены соответствующих партийных комитетов. В абсолютном большинстве – сторонники бетонной линии. Железная сеть охватывала всю страну. Особенно жёсткие звенья приходились на индустриальные центры – естественные оплоты «Солидарности».
Варшавский комендант генерал Ежи Цвек, впоследствии осуждённый за махинации с импортом алкоголя. Гданьский комендант полковник Ежи Анджеевский – активный практик сталинско-берутовских репрессий, убеждённый коммунист-«бетонщик», непримиримый враг «Солидарности» и, как выяснилось впоследствии, деловой партнёр криминала. Щецинский комендант полковник Зенон Тшциньский через десятилетие вошёл в историю как последний главный комендант гражданской милиции ПНР. Его заместитель и преемник в Щецине полковник Ярослав Верниковский отличался идеологическим догматизмом, «сыскарским» мышлением и особой жестокостью. В комендатуре Радома как на собственном фольварке хозяйничал полковник Мозгава, пока его не выгнали общегородской забастовкой. Опольским комендантом к тому времени состоял полковник Урантувка, гордый щецинскими подвигами десятилетней давности. В день торжественного награждения его сотрудников братья Ежи и Рышард Ковальчуки подорвали церемониальную аудиторию (без жертв и почти без разрушений) – едва избежали казни.
Катовицкий комендант полковник Груба, о котором сказано выше, искренне недоумевал: почему партийные товарищи медлят с приказом давить? Вроцлавский комендант полковник Здзислав Берначик – под стать университетскому городу учёный юрист и доктор наук – особо заботился об отделении интеллигенции от рабочего класса. Чтоб друг друга не портили. Познанский комендант полковник Генрик Зашкевич, в молодости каратель-гэбист, запутавшийся в дачно-автомобильной коррупции, но державшийся давним приятельством с Милевским. Быдгощский комендант полковник Юзеф Коздра лично цензурировал студенческие спектакли. Например, запретил постановку «И всё-таки она вертится!» про Коперника, Бруно и Галилея. Ибо сочувствовал инквизиторам и усматривал в пьесе очернение социалистической действительности.
Генералитет и офицерский корпус МВД являлись в ПНР привилегированной социальной группой. Им было что терять и что защищать. Однако милицейские «низы» всё же отличались от начальства. С народом, не с народом, но ведь неподалёку.
Общая обстановка свободы и бурных дискуссий с осени 1980-го отразилась и в подразделениях гражданской милиции. Рядовым, да и младшим офицерам, было о чём сказать. Каналом выражения оппозиционности оказались, как ни парадоксально, открытые партсобрания в комиссариатах и комендатурах.
Низкие зарплаты при хронических переработках – это, положим, как у всех. Начальственное хамство и унижения – также из общих черт комрежима. Профессиональная некомпетентность многих руководителей – тем более (как иначе, если генерал, вроде Стахуры, приходит из партаппарата). А вот ограничения на передвижение по стране, не говоря о зарубежных поездках – это уже специфика. Особо въедливые политзанятия – тоже. А главное, многие милиционеры ненавидели безпеку. Потому что из-за безпеки люди ненавидели их самих. Гэбисты сбрасывали на ментов слежку за неблагонадёжными и первичный сбор доносов. Скрывать такое не удавалось. Результат налицо. А ментам оно надо?!
Был и ещё важный момент. Многие всё-таки шли в милицию защищать закон и порядок. И на каждом шагу сталкивались с беззаконием номенклатуры. Иногда по мелочи, как рассказывал, к примеру сержант следственного управления Краковской комендатуры Кшиштоф Дурек. Охраняли в отелях западногерманских террористов из «группы Баадера–Майнхоф», отдыхавших в ПНР после терактов на Западе. Больше заняться нечем? Или искали машину консульского родственника, угнанную гэбистом – не найти нельзя, найти тем более нельзя. Ведь озвереешь в натуре.
Случалось и в смежных ведомствах. Следователь Калишской прокуратуры Богуслав Слива, убеждённый коммунист и член ПОРП, в 1977 году расследовал гибель деревенского жителя. Он однозначно установил: крестьянина ограбил и убил офицер милиции (что тоже весьма характерно). После чего Слива получил руководящее указание: принять версию о самоубийстве и закрыть дело. Попытка возразить кончилась увольнением и исключением из ПОРП. В 1979 году убеждённый антикоммунист Богуслав Слива стал диссидентом в КОС–КОР. А на съезде «Солидарности» в 1981-м писал Обращение к трудящимся в Восточной Европы.
Комендантское начальство, безпека и ЗОМО являли коммунобетонный монолит. (Правда, некоторые зомовцы тайно ходили в костёлы. Тут можно вспомнить уже советский фильм «Стрелы Робин Гуда», признание Гая Гисборна: «Иногда я думаю, что Бог всё-таки есть. И тогда мне становится страшно».) Большинство полевых работников милиции неукоснительно выполняли приказы и служебные инструкции. Но появились и группы актива, готовые включиться в перемены.
Чаще всего это были милиционеры патрульной службы – брала своё непосредственная связь с социальной реальностью, постоянное общение с населением. По тем же причинам к ним примыкали сотрудники угрозыска, иногда следователи. Понятны побуждения работников департамента борьбы с экономическими преступлениями – достала безнаказанность партийной коррупции.
Переломным моментом стал март 1981 года. Быдгощская провокация – избиение активистов «Солидарности» на сессии воеводского совета. В ответ – грандиозная многомиллионная забастовка 27 марта 1981-го. И всенародное негодование в адрес милиции. Избивали-то Яна Рулевского и его товарищей зомовцы майора Генрика Беднарека.
Но именно Быдгощский кризис подтолкнул критически настроенных милиционеров к первому выступлению. Инициировали его майоры Генрик Гауфа и Мацей Зегаровский из департамента борьбы с экономическими преступлениями. В городском официозе появилось открытое письмо полусотни сотрудников Быдгощской комендатуры. Авторы заявили, что «готовы служить закону и делу социализма, но не хотят быть орудием групповых политических целей». Можно не уточнять, в какой шок был повергнут комитет ПОРП не только в Быдгощском воеводстве. Создавался прецедент милицейской оппозиции. Дальнейшее стало делом времени.
И вот о чём надо ещё сказать. Протест польской «Солидарности» был мирным и законным. Но отнюдь не беззубым. Партаппаратчики на пленумах заходились в истерике: царит моральный террор, куда смотрит товарищ Кищак, защитите нас!! Им действительно не рекомендовалось появляться без охраны. Со стороны «Солидарности» не было ни одного акта физического насилия (во всяком случае, ни об одном не сообщалось – а уж поторопились бы сообщить). Но атмосфера отвержения ПОРП сгущалась до материальности. Тот, кто сейчас жалуется на «травлю в Интернете», должен понимать: это сущие пустяки по сравнению с тем, что пришлось вынести хозяевам ПНР с их холуями в 1980–1981 годах. Жесть повседневного и ежечасного общения, нескрываемая ненависть, уничтожающее презрение, брань и оплёвывание, часто угрозы. Вот он, мирный протест в наступательном формате.
В полной мере это коснулось и милиции. На улицах сотрудников ругали последними словами. Обещали посчитаться за погибших в июне 1956-го и декабре 1970-го, за «дорожки здоровья», за избитых (иногда насмерть) в участках, за нападения на священников и прихожан. Водители высаживали их из автобусов и трамваев. Родственникам объявлялся тотальный бойкот. Доходило до того, что воспитательницы детских садов отказывались принимать детей милиционеров, что, конечно, уже перебор. Запротоколирован случай, когда варшавская толпа отбила взятого с поличным грабителя. Даже явный уголовник был народу ближе, чем стражи коммунистического порядка.
Поэтому движение за профсоюз милиции первоначально дистанцировалось от «Солидарности». Организаторы подчёркивали независимость от кого бы то ни было. Но объективная логика развития делала неизбежным скорое сближение.
Инициативу взяли на себя сотрудники Столичной комендатуры – поручик Виктор Микусиньский из следственного управления, капрал патрульной службы Мирослав Басевич, сержант патрульного батальона Иренеуш Сераньский. В Силезии собрал единомышленников сержант Хожувской комендатуры Анджей Проба.
Временный оргкомитет учредил Сераньский 24 мая 1981 года. Через день в Столичной комендатуре прошло открытое партсобрание, утвердившее Всепольский оргкомитет. 1 июня начался учредительный съезд. Около семисот делегатов собрались в Варшаве, свыше ста в Катовице. Оба форума тут же объединились, общая работа продолжалась в столице.
Оргкомитет преобразовался во Всепольский учредительный комитет под руководством Микусиньского. 9 июня Микусиньский уступил председательство Сераньскому. В руководство вошли также Басевич, поручик Казимеж Колинка из Лодзинской комендатуры, капитан Эдвард Шибка из Краковский комендатуры, хорунжий Мариан Садловский из Щецинской комендатуры, подпоручик Юлиан Секула и взводный Збигнев Жмудзяк из Люблинской комендатуры.
Центральный тезис принятой резолюции: «Активное участие милиции в процессе восстановления общественного доверия на основе Августовских преобразований». Конкретные требования выдерживались в общедемократическом ключе. Решать социальные конфликты без насилия – то есть, не давить забастовки милицией. Убрать аппарат ПОРП из правоохраны и юстиции. Отделить милицию от безпеки. Другие тезисы были ближе к милицейскому делу. Обеспечить милиционерам равноправие, правовую защиту и свободу личных убеждений. Улучшить условия службы (не только повысить зарплату, но и оснастить приличной техникой). Запретить манипулирование статистикой – отказаться от знаменитой «палочной системы». Наконец, упростить процедуру ведения уголовных дел. Ну, тут что сказать… Тоже понятно.
10 июня в воеводский суд Варшавы были поданы на регистрацию документы Профессионального союза сотрудников гражданской милиции – Zwiazek Zawodowy Funkcjonariuszy Milicji Obywatelskiej, ZZ FMO. Штатный состав милиции ПНР достигал 75 тысяч человек. Делегаты представляли, по средним подсчётам, порядка 20 тысяч. Движение охватило до пятой части структурных подразделений гражданской милиции в 40 воеводствах из 49. Были созданы 38 организаций в 26 воеводствах. Появлялись энтузиасты, развозившие профсоюзные листовки на патрульных машинах.
Почти неделю, со 2-го по 7 июня, шли переговоры учредительного комитета с координационной комиссией Совмина ПНР, специально созданной для этой цели. В этой комиссии состоял и генерал Кищак. Который в конце следующего месяца сменил Милевского на посту главы МВД. «Конструктивный диалог» как бы состоялся. Но остался безрезультатным. Кищак даже выразил какое-то понимание, но категорически отказался легализовать профсоюз. Среди прочего он кивал и на позицию СССР – дескать, Москва всё равно не позволит. Варшавский судья Здзислав Костельняк, понимая, что от него требуется, всячески динамил с решением.
Зато не затягивали с реакцией МВД и главная комендатура. Съезд ещё продолжался, а генерал Зачковский демонстративно поднимал по тревоге ударный батальон ЗОМО. Патрульный батальон, где служил Сераньский, был расформирован уже 12 июня. Тут же начались увольнения организаторов – под этот каток попали все избранные руководители ZZ FMO и авторы быдгощской публикации. Потенциальных активистов принуждали подписывать заявления об отказе от профсоюзной деятельности. Безпека получила директиву отслеживать и пресекать малейшие попытки.
В ЗОМО не нашлось ни одного сотрудника, кто бы поддержал инициативу. Тем более в госбезопасности. Здесь кадровая политика сбоев почти не давала. Правда, в Гданьске был «польский Клеточников», он же «польский Виктор Орехов» – капитан СБ Адам Ходыш идейно работал на диссидентов и «Солидарность». К нему примкнули ещё трое офицеров. Во Вроцлаве капитан СБ Мариан Чарукевич сгруппировал аж десяток офицеров-конспираторов. Оппозиционные гэбисты тайно снабжали профцентр оперативной информацией, помогали засвечивать агентуру. Но открыто вступить в профсоюз они, конечно, не могли и думать.
Давление властей толкало милицейский профсоюз в сторону «Солидарности». Уже 10 июля члены учредительного комитета встретились с Лехом Валенсой. Результат по первости вышел примерно тот, что и с Кищаком. Типа, «нам менты не кенты». Но это положение довольно быстро изменилось.
Начать с того, что милицейские активисты не родились в погонах. Виктор Микусиньский начинал трудовой стаж юрисконсультом кооператива. Иренеуш Сераньский по первой специальности вообще был коллегой «великого электрика» Валенсы: два года работал монтёром в варшавском ЖКХ. Мариан Садловский побывал шахтёром в Силезии, Збигнев Жмудзяк – железнодорожником в Люблине. Повернись судьба немного иначе, сами могли попасть на «дорожку здоровья»… Такой бэкграунд помогал найти общий язык.
И опять-таки – логика позиции, логика событий. Когда стало ясно, что партийный судья Костельняк никогда не зарегистрирует ZZ FMO, активисты перешли к прямому действию. 25 сентября 1981-го тридцать шесть человек во главе с Микусиньским и Пробой заняли милицейский спорткомплекс. Против них бросили отряд ЗОМО. Так сказать, на общих основаниях. Прикоснуться к себе активисты не позволили. Ушли сами, с пением польского гимна.
Через три дня взводный Жмудзяк, к тому моменту срочно уволенный, выступил с зажигательной речью на съезде «Солидарности» в Гданьске: «Мы требуем никогда не использовать милицию против законных протестов рабочего класса!» Делегаты милицейского профсоюза возложили цветы к памятнику расстрелянным рабочим. Юлиан Секула рассказывал потом, как потрясён он был в тот день дружелюбием окружающих. Подпоручик и не представлял, что люди могут улыбаться милиционеру и крепко пожимать руку. Как другу.
Ноябрьская встреча с Валенсой прошла не по-июльски. Теперь встречались товарищи по общей борьбе. В начале декабря, когда на бастующих курсантов варшавского пожарного училища бросили усиленные наряды милиции, ЗОМО и вертолёт, Иренеуш Сераньский забаррикадировался с забастовщиками. И кричал в мегафон из окна: стоп, ребята! слушайте меня, я один из вас! на кого прёте? в поляков стрелять будете? Анджей Проба в Силезии помогал шахтёрам организовать свою Горную гвардию. 8 декабря члены ZZ FMO начали голодовку протеста. Что символично – на Щецинской судоверфи, где рулил профцентр Мариана Юрчика – самого яростного и непримиримого антикоммуниста «Солидарности».
Учредительные структуры ZZ FMO полностью влились в «Солидарность». Превратились в один из ударных отрядов профсоюза. Милицейских активистов уважали, к ним внимательно прислушивались. Но, к сожалению, не всегда и не тогда, когда нужно. Некоторые горячие головы явно преувеличивали уровень своего влияния в силовых структурах. Уверяли лидеров «Солидарности», будто смогут убедить генералов и комендантов встать с народом, не защищать власть ПОРП. А что? Это ведь тоже поляки! Да я с ним вместе служил, он мне поверит, не секретарю-шматяку!
Но уже утверждён вместо Кани первым секретарём ЦК ПОРП генерал армии Ярузельский. Выведены на улицы армейские патрули. Формируются в МВД спецгруппы под командованием Стахуры. Разосланы спецсвязью пакеты по партийным комитетам, милицейским комендатурам и воинским частям. Номенклатура сделала ставку на установление военного режима, подготовка велась открыто.
Кое-какая информация через неформальные знакомства действительно доходила до активистов ZZ FMO. И они, особенно Жмудзяк, предупреждали новых товарищей из «Солидарности»: вот-вот ударят, надо готовиться к сопротивлению и подполью. Но здесь переставали слушать! Включалась знакомая нам шарманка: да нет, да Ярузельскому это невыгодно, да не решатся они, да Запад им не позволит… Даже прямое предупреждение капитана Ходыша за несколько часов до начала не возымело действия.
Информированные менты лучше понимали, с кем имеют дело. Тоже не удивительно.
11–12 декабря 1981 года в Гданьске заседала Всепольская комиссия «Солидарности». Среди принятых заявлений было и требование зарегистрировать независимый самоуправляемый профсоюз сотрудников гражданской милиции. Тем временем вскрывались запечатанные пакеты. Военный переворот передал власть хунте коммунистических генералов.
Активисты милицейского профсоюза упорно сопротивлялись в первые дни польско-ярузельской войны. Секула вышел перед строем ЗОМО на Щецинской судоверфи: «Не бойтесь. Рабочие встали за правду, но они безоружны и не будут вас бить». И случилось поразительное: зомовцы ни на кого даже дубинкой не замахнулись. А ведь Щецинская судоверфь – люди Юрчика! – отличалась антикоммунистической жестью. Даже самого Секулу тогда не схватили, друзья помогли ему затеряться в толпе. Потом до него, конечно, добрались. И верфь, конечно, оккупировали. Но без крови. В других местах бывало иначе.
Микусиньский скрывался два месяца. Он пытался организовать подпольную сеть из членов ZZ FMO и наладить тайные связи с единомышленниками в милиции. Этого не удалось. Безпека сумела выманить Микусиньского под засаду и повязать. Неделю скрывался Сераньский, разбрасывая листовки солидарности. В Люблине милицейское подполье пытался организовать Жмудзяк. В лагерях интернирования Микусиньский, Сераньский, Садловский стояли как «отрицалово» – отказы, протесты, голодовки. Понятно, что с ними обходились особенно жёстко.
Вроцлавские гэбисты-конспираторы во главе с Чарукевичем старались тормозить жестокие директивы начальства в день всепольского протеста и побоища 31 августа 1982-го. Заодно тщательно фиксировали поведение сослуживцев, что со временем пригодилось при люстрации. Вскоре эту группу уволили из СБ. Но раскрыть так и не сумели. Ходышу повезло меньше: его вычислили и арестовали в октябре 1984-го.
В 1983 году военное положение было отменено. Интернированных освободили. На воле активисты ZZ FMO, конечно, взялись за старое. Выпускали подпольный журнал «Достоинство». Вели радиоагитацию на известных им милицейских частотах. Басевич, занявшийся фермерством и пчеловодством, хранил материалы в улье. Креативный ход: пчёлы ведь только хозяина признают. Гэбистский обыск в пчелином рое – была бы картина маслом. Но вряд ли мёдом для производящих обыск.
Однако надо сказать откровенно: это были единичные случаи. В целом гражданская милиция осталась совершенно лояльна партийному руководству и военно-коммунистической хунте. Бойцы ЗОМО зверски избивали забастовщиков и протестующих, без колебаний открывали огонь на поражение. Иногда, как на шахте «Вуек» 16 декабря 1981-го, они даже не ждали приказа. В этой среде отмечен лишь один намёк на какой-то протест. Взводный быдгощской ЗОМО Богдан Анджеевский (однофамилец жестокого гданьского коменданта) выступил на партсобрании: что за приказы, люди нас ненавидят, жёны от парней уходят! Но его быстро заставили взять сказанное назад и произнести положенную самокритику.
Не особо отставали от зомовцев и «обычные» милиционеры на подхвате у безпеки. Вдумчивый и реалистичный Збигнев Буяк, лидер подпольной «Солидарности», считал наивными вопросы товарищей: как же так, у них же был профсоюз? Драматичным образом жертвой единственного акта насилия польской оппозиции 1980-х стал милиционер – сержант Столичной комендатуры Здзислав Карос. 18 февраля 1982-го его застрелили в трамвае подростки из радикальной подпольной группы. Причём Карос не был зомовцем и вообще не участвовал в репрессиях, только охранял посольства. Понятно, настоящие каратели в трамваях не ездили.
Но все годы тлела глухая вражда милиции с безпекой. В октябре 1984-го сотрудники угрозыска с явным удовольствием арестовывали гэбистов – убийц капеллана «Солидарности» Ежи Попелушко. И их начальников, вплоть до генерала Цястоня (он, правда, быстро вышел). Полковник милиции Станислав Трафальский и майор Веслав Пёнтек взялись за дело столь рьяно, что через месяц с небольшим погибли в автокатастрофе. Надо же меру знать, расследуя связи убийц с КГБ СССР.
Вообще гибель Ежи Попелушко отсекла исторический рубеж. Именно тогда надломилось могущество «бетона». Был отставлен Милевский и контроль над МВД полностью сосредоточил в своих руках менее догматичный Кищак. Стахуру ещё раньше сняли с МВД и отправили послом к Чаушеску. Ушли из высшего руководства другие ортодоксы. Коммунистический идеолог Ольшовский вообще женился на американке и уехал на жительство в ненавистные США. (Так что не стоит недоумевать по поводу нынешних кульбитов путинской элиты. Боссы ПОРП были им не чета – но и то…) Избавившись от аппаратных конкурентов, группа Ярузельского–Кищака вскоре взяла курс перестроечного маневрирования.
Борьба «Солидарности» не прекращалась ни на день. Так пришёл 1988 год с новой волной забастовок. Именно генерал Кищак стал ключевой фигурой переговоров с «Солидарностью». В работе Круглого стола участвовал и Виктор Микусиньский. Послезабастовочные выборы 1989 года снесли режим ПОРП. Время всё решило в свой черёд.
В 1990 году был принят закон о восстановлении трудовых прав. Уволенные активисты ZZ FMO смогли вернуться на службу (те, кто хотел, конечно). Микусиньский несколько лет был комендантом столичной полиции. Потом вступил в христианско-демократическую партию. Сейчас он резко критикует Ярослава Качиньского и консервативное правительство за авторитарный крен, поддерживает протестное движение. И предостерегает современных полицейских: не превращайтесь в милицию ПНР, это плохо кончается. Другие основатели ZZ FMO также занимали высокие посты в полиции Третьей Речи Посполитой. Служили в новой спецслужбе Ходыш и Чарукевич.
Естественно, в современной Польше есть профсоюз сотрудников полиции. Но создана и организация, продолжающая традицию ZZ FMO – одну из легенд великой эпохи Солидарности. Она называется Ассоциация «Достоинство». На руководящих постах побывали и Микусиньский, и Басевич, и Жмудзяк, и Садловский, ныне председателем является Секула. Сераньский скончался в канадской эмиграции и торжественно похоронен на родине. Проба скончался в Германии.
«Достоинство» неустанно напоминает полякам: даже в милиции ПНР были не только ЗОМО. Хранить традицию, продвигать интересы ветеранов, помогать полицейской службе – естественные задачи Ассоциации. Но есть и политическая составляющая. Люди «Достоинства» жёстко критикуют власть за снисходительность к коммунистическим карателям. Слишком хорошо устроились в новой Польше те, кто увольнял, арестовывал и избивал активистов 1981 года. Ладно, Милевского и Стахуру потаскали по судам, а потом отпустили по старости и болезням (обоих давно нет в живых). Но тот же генерал Анджеевский (тоже ныне покойный) жил в особняке, руководил экс-гэбистами, водил дела с мафией и даже приходил на торжественные собрания в полицейской комендатуре Гданьска. Вальчиньский до смерти обличал «коммунистическую чуму, принесённую в Польшу уважаемой нацией Израиля, например Берией» (если кто берётся понять – флаг в руки). Верниковский отделался двумя годами домашнего ареста – как же, тоже старый и больной. Урантувка нагло разводит пчёл в имении и доказывает, что «так было надо».
Даже зомовские расстрельщики, вроде Ромуальда Цесляка, убийцы шахтёров «Вуека», отбывали сроки в довольно комфортных условиях (чуть не с выходными). Цесляк ещё и освободился в День шахтёра, можно ли представить большее издевательство. Уж конечно, не удалось осудить покойного Кищака – он же приказывал не убивать, а восстановить порядок. Старики из безпеки, вроде Цястоня, приговариваются к домашним арестам – и что им это, они в свои девяносто с лишним и так уже из дома не выходят.
Случается и того лучше. Офицеры ЗОМО Марек Левандовский и Мариан Марчевский были депутатами Сейма Польши от социал-демократической фракции. Цезарий Поплавский – комендантом полиции Радома. Марек Папала – заместителем главного коменданта полиции (убит в мутной мафиозной теме). Кшиштоф Рутковский, способный напугать одним своим видом – крупный охранный бизнесмен и телеведущий, сменил несколько правых партий, включая блок Валенсы. Его политическая карьера остановилась только судебным приговором по делу «силезской топливной мафии».
Поляки с грустью говорят о «беспомощности правосудия». Мол, ничего не поделаешь, в правовом государстве и эти в своём праве. Но люди милицейского профсоюза и «Достоинства» беспомощности не любят и не признают. Тем и знамениты.
Но это пока не наши проблемы. А нам своих достаточно.
Опыт польского Независимого самоуправляемого профсоюза сотрудников гражданской милиции чрезвычайно поучителен в свете событий последних лет в России и в Беларуси. Заметим: польские милиционеры были ориентированы на активное коллективное действие. В нашей ситуации мы наблюдаем в лучшем случае отставки. Иногда демонстративные, чаще тихие.
Иногда робко высказывается сочувствие задержанным. Совсем изредка – «потери» протоколов вместо передачи их в суд (но это можно списать и на характерный для российского госаппарата бардак). В Беларуси несколько иначе – некоторые бывшие силовики примкнули к антилукашистскому Сопротивлению, агитируют своих коллег, разоблачают наиболее зверствующих карателей. Но такие случаи редки даже в сравнении с ПНР.
При этом в соответствии со статьёй 31 закона «О полиции» российские полицейские имеют право «объединяться в профсоюзы или вступать в них». Насколько можно понять, это регулируется общим законом «О профсоюзах, правах и гарантиях их деятельности». В отличие от государственных гражданских служащих, у полицейских нет даже запрета на забастовку (!). Во всяком случае, в законе он не зафиксирован. Хотя очень вероятно наличие закрытых ведомственных актов.
Формально в России есть как минимум три профсоюза, объединяющих сотрудников силовых структур. Это прежде всего входящий в ФНПР Общероссийский профессиональный союз работников государственных учреждений и общественного обслуживания Российской Федерации. Его организации есть в системах МВД, ФСИН, ФССП, Росгвардии.
Московский профсоюз полиции (Межрегиональный профсоюз) существует с 1990 года. Кроме Москвы и Московской области, организации действуют в ХМАО-Югра, Саратовской, Липецкой, Кемеровской областях, Республике Башкортостан и «других регионах». По собственной информации профсоюза, в некоторых подразделениях МВД и Росгвардии численность членов доходит до 10–20% состава, но в основном по два-три человека. Бессменным лидером профсоюза с 1990 года является Михаил Пашкин.
Наконец, есть Профсоюз правоохранительных и силовых структур в составе Союза профсоюзов России. Региональное представительство и численность неизвестны.
Общее для всех трёх профсоюзов – практически абсолютное отсутствие в публичном пространстве, прерываемое редкими выступлениями лидеров в СМИ.
Для демократических же стран член независимого от властей профсоюза полиции – никакая не экзотика. Профсоюзы полицейских существуют в США, Канаде, Великобритании, большинстве стран Евросоюза. Сложнее в странах третьего мира. Так, единственная страна Латинской Америки, где полицейским разрешено профсоюзное объединение – Уругвай. Но это вообще издавна «южноамериканская Швейцария».
В некоторых странах, например во Франции, у таких профсоюзов довольно большой объём прав. Они даже участвуют в управлении подразделениями полиции через паритетные административные комиссии. Без которых не решаются вопросы приёма на службу или увольнения, продвижения, условий работы. Даже на уровне МВД серьёзные решения не принимаются без Консультативной комиссии, куда входят представители крупнейших профсоюзов. Такой порядок закреплён законом ещё 1946 года.
Охват профсоюзным членством в стране невысок: в среднем 8–10% французских трудящихся. На этом фоне полицейские отличаются высокой организованностью – в профсоюзы входят около 70% личного состава. Но вот бастовать полицейские во Франции, как и в других странах, права не имеют. Не такая свобода, как в РФ…
Так что и это тоже не наши пока проблемы. Нам бы доказать, что «Орла врона не покона! – Ворона орла не победит!» (WRONа – Военный совет национального спасения, как презрительно называли в народе военно-коммунистическую хунту). Поляки доказали. Вместе с той частью милиции, которая действительно была с народом.
Валериан Павловский, специально для «В кризис.ру»
