На президентских выборах в Сирии победил действующий глава государства Башар Асад. Так сформулирована новость для российской аудитории. Ритуал принудительной лояльности диктатору называют «выборами». Военно-полицейское командование, управляющее руинами – «государством». Лидера олигархической группировки, ненавидимого массой сирийцев, но оберегаемого иностранными карателями – «президентом». Знакомые игры агитпропа.
Формально выборы в Сирии были даже конкурентными. С Асадом «боролись» социалист-юнионист Абдалла Абдалла и кандидат Национально-демократического фронта Махмуд Марей, получившие пару процентов голосов. Это, конечно, демократия по сравнению с выборами Хафеза Асада-старшего, стабильно получавшего 102–103% голосов, и ни разу не объяснившего, как это ему удаётся. Однако суть одинакова: участвуют только партии-фантомы, признающие «руководящую и направляющую роль» правящей Партии арабского социалистического возрождения (ПАСВ, по-арабски БААС) и лично Асада в качестве непререкаемого повелителя. Сходная государственная система существовала до 1989 года в коммунистических режимах Польши, ГДР, Чехословакии и Болгарии, а сейчас в Китае, Вьетнаме и Северной Корее.
В 2011–2012 годах, когда гражданская война в Сирии ещё только начиналась, на Асада возлагались общественные надежды. Сам он подавал обманные сигналы о готовности к реформам, включая демократическую многопартийность. Он рассчитывал на признание легитимности своего режима Западом и арабским миром. Этого не последовало. Фашистские корни режима, многолетняя поддержка терроризма, угнетение национальных и религиозных меньшинств высветись с особенным драматизмом на фоне жестокого карательного террора правительственных сил. Поддержанных иностранными государствами – иранским сюзереном и российским партнёром.
Для арабских стран есть и своя отдельная причина неприятия ПАСВ и правящего семейного клана: с 1970 года Асады опираются на привилегированную общину алавитов. Незначительная часть населения Сирии практически полностью комплектует чиновно-олигархическую и силовую элиту. Между тем, отношение к алавитам в исламском мире всегда было сложны. Только в 1973 г. шиитское духовенство Ирана и Ирака признало их частью шиитской уммы, Для суннитского мира единоверцы Асада остаются «неверными».
До гражданской войны сирийские алавиты, правившие страной, составляли 10–12% населения. Ещё около 10% – христиане разных направлений (католики, униаты, православные, армяно-григориане и несториане), 3,2% – друзы (ещё одна изолированная шиитская секта). Остальные 70–75% – сунниты. Баасистский режим позволял христианам свободно исповедовать свою религию и занимать ведущие позиции в культуре, образовании и торговле, но во власть их не допускал. Сунниты и друзы считались нелояльными, и могли заниматься сельским хозяйством, работать на заводах и торговать. Разумеется, они были недовольны, и время от времени поднимали восстания. Так, в феврале 1982 года суннитская группировка «Братья-мусульмане» сумела захватить город Хама, после чего он подвергся воздушным бомбардировкам и был взят штурмом. Тысячи людей погибли в боях или были убиты солдатами и проправительственными ополченцами.
Неалавитское население Сирии зачислялось властями во «второй сорт». Но был и «третий» – национальные меньшинства, независимо от религиозной принадлежности. Курды (9% населения), компактно населяющие северо-восток страны, и проживавшие чересполосно с ними ассирийцы-несториане (100 тысяч человек) до 2012 года не имели сирийского гражданства. Не имели и туркоманы (сирийские туркмены – около 200 тысяч человек), живущие на северо-западе Сирии близ турецкой границы. Все они были лишены прав на автономию, образование на родном языке, создание национальных объединений.
Гражданская война в Сирии началась из-за полновластия узкого клана. Ну и, конечно, из-за сопутствующих «прелестей» в виде массовой бедности, дикой коррупции и полицейской жестокости. Ненависть к режиму зашкаливала многие годы. Мирные протесты марта 2011-го быстро переросли в вооружённое сопротивление. Война приняла чрезвычайно ожесточённый характер.
Среди противников режима с первых дней восстания были очень активны радикальные исламисты. «Братья-мусульмане», разношёрстные салафитские группировки, всевозможные фракции Аль-Каиды и Исламского государства (все они запрещены в России и отнюдь не только). Иного не приходилось ждать – именно такие структуры лучше других приспособлены к выживанию при диктаторских режимах. Они обладали международными связями, получали из-за границы деньги и оружие.
Но значительную часть повстанцев составили иные силы – светские, прозападные, национал-демократической ориентации. Авангардом этого крыла оппозиции стали военные отказавшиеся стрелять в сограждан ради асадистской власти. Они не получали ничего, кроме приветствий с Запада.
Отдельно восстали курды при поддержке ассирийцев. Они воевали против исламистов и были готовы к соглашению с Асадом. Естественно, при условии признания их национальных прав. Но режим долго отказывался идти им навстречу.
В 2012–2019 годах в Сирии шла странная многосторонняя война. Армия Асада и алавитское ополчение шахиба («призраки») против исламистов и Сирийской свободной армии (ССА). Которые резались между собой не менее жестоко, чем с правительственными войсками. ССА была рыхлой коалицией мятежных воинских частей, коммунистов, социалистов, насеристов, христиан и умеренных исламистов.
Отвергаемый подавляющим большинством сирийцев правящий режим давно бы пал, как родственный ему каддафизм в Ливии. Но на помощь диктатуре пришли внешние силы – прежде всего теократический Иран и номенклатурно-олигархическая РФ. Если кого и называть иностранным агентом, то Башар Асад чётко подходит под это определение. Причём прежде всего применительно к Тегерану. Москва в этом раскладе играет скорее подсобную роль.
Запад вынужден был хотя бы декларативно взять сторону ССА и курдов. Свою игру повела Турция. Формируя отряды туркоманов, перетягивая на свою сторону исламистов, Эрдоган развязал войну против курдов. На то были особые причины – Анкара опасалась соединения сирийских, иракских и турецких курдских формирований в единое движение.
Радикальные исламисты, после определённых успехов в 2014 году, были разбиты совместными ударами правительственной армии, иранского экспедиционного корпуса, российских ВКС, курдов и ССА при поддержке авиации НАТО. Сирийская свободная армия распалась, часть её отрядов, как и остатки исламистов, влились в протурецкие формирования. Эрдоган превратился в покровителя почти всей вооружённой оппозиции, ушедшей в приграничный регион Идлиб. К 2019 году армия Асада значительно усилилась, режим восстановил контроль над большей частью Сирии.
В настоящее время северо-запад Сирии с ядром в Идлибской зоне контролируется протурецкими силами. Сильнейшая группировка – Исламский фронт, фундаменталистов. Другая многочисленная группировка – Джебхат ан-Нусра – враждебна Фронту, хотя ещё теснее связана с Аль-Каидой. Боевики обеих группировок известны жестокими казнями своих противников, убийствами христиан, алавитов и друзов. Они сыграли большую роль в разгроме ССА. В том же регионе действует и менее влиятельная Сирийская национальная армия, созданная в 2017 году под турецкой эгидой из осколков ССА. Её бойцы вооружены турецкой армией, носят турецкую форму и даже получают зарплату как турецкие военнослужащие.
Северо-восток Сирии контролируется курдами, получающими помощь США и других стран НАТО. Объединение «Демократический союз» и его боевое крыло – Отряды народной самообороны (YPG) – сформировали эффективные, хотя и непризнанные, государственные структуры в Сирийском Курдистане: Федерация Северной Сирии. Там работают школы, больницы, суды и полиция; добываемая нефть идёт на финансирование администрации и вооружённых сил. Идеология курдского правительства – сциал-демократия, этническое и конфессиональное равенство. Особое внимание курды уделяют защите прав женщин (особые женские подразделения отличаются высокой эффективностью и храбростью в боях). С правительством Асада курды поддерживают своеобразное перемирие, но готовы оказать сопротивление при любом посягательстве на их свободу. 50-тысячная курдская армия весьма боеспособна, но ей приходится воевать и с радикальными исламистами, и с турецкими войсками, всё время оглядываясь на асадистов.
Южный регион Джебель-Друз находится в руках друзских отрядов, воевавших против Асада, но заключивших с ним мир. Фактически Джебель-Друз – такая же независимая зона, как Сирийский Курдистан. Но у друзов гораздо меньше военных сил и отсутствует чёткая идеология.
Небольшой участок, примыкающий к границам Ирака и Иордании, контролируется остатками ССА, поддерживаемыми Иорданией и США.
Остальная территория Сирии – под контролем Асада. Правительственная армия за годы войны понесла большие потери. Западные и российские эксперты считают боеспособными лишь несколько элитных соединений. Военные успехи почти целиком на счету шабихи, а также ливанской группировки Хезболла, спасшей режим в самые тяжёлые времена. На стороне Асада воюют иранские подразделения Корпуса стражей исламской революции (КСИР), а также отряды иракских и афганских шиитов. Таким образом, основные военные силы режима – иностранные формирования, подчиняющиеся не Дамаску, а Тегерану. Важна и российская поддержка с воздуха, равно как массированные поставки техники и вооружений из РФ.
Что представляют из себя выборы в таких условиях? Асад вновь требует признания своей легитимности, запрашивает финансовой помощи у Европы и арабских стран. Для этого и потребовался голосовательный фарс: показать улицы сирийских городов, увешанные портретами Асада и заполненные ликующими толпами его сторонников.
Но это пустые хлопоты. Ни Запад, ни Турция, ни арабские страны режим Асада не признают ни при каких обстоятельствах. Как не признают и результаты выборов. В голосовании не участвовала ни одна реально оппозиционная сила – только партии-фейки и партии-спойлеры. Ни Идлибская зона, ни курдская автономия в выборах не участвовали. А это – не менее 3-4 миллионов человек из примерно 17 миллионов населения. Разумеется, не голосовали и 8,5 миллионов беженцев за границей. Да и на в подконтрольнвх Асаду территориях голосование тут и там было то ли сорвано, то ли сфальсифицировано. К примеру, на стенах в городе Деръа – откуда началось восстание 2011-го – пестрели не баннеры со светлым ликом Асада, а граффити6 «Выборы – это позор страны!» Получается, даже в несвободном и недемократическом голосовании могли участвовать меньше половины сирийцев. О каких общенациональных выборах может идти речь?
Война разрушила и разорила Сирию. Снесена большая часть городов, включая бывшую экономическую столицу Алеппо. Превращены в руины даже города-спутники Дамаска. Уцелевшие предприятия стоят без сырья, энергии, транспорта и рабочих рук (мужчины на войне или за границей). Внутренних ресурсов на восстановление страны нет. Небольшие запасы нефти, газа и фосфатов способны обогатить тех, кто их контролирует, но для страны это мелочь. На сельское хозяйство не приходится рассчитывать: водные ресурсы контролирует Турция, перекрывшая Евфрат плотинами. Промышленность и в довоенной Сирии была не слишком развита: небольшие пищевые, кожевенно-обувные, табачные фабрики, кое-какое строительство и производство стройматериалов… Это можно восстановить довольно быстро, но откуда взять деньги? Главный доход поступал за счёт коммуникационной роли, многочисленных терминалов и складов. Но кому придёт в голову пользоваться такой инфраструктурой в воюющей стране.
Все разговоры о том, сколько нужно денег нужно для восстановления Сирии – чушь. Нужны десятки миллиардов евро только на первое время, и не даст их никто. Да и не на что. Беженцы, а это треть населения, если и будут возвращаться, то медленно и в явном меньшинстве. Точно не вернутся христиане – значит, не будет университетских преподавателей, лучших врачей, учителей и инженеров. Образованные и квалифицированные беженцы уже нашли применение своим знаниям и талантам в Ливане, Франции, Австралии или Бразилии. Действительно – кто поедет обратно в разрушенную страну, государство-изгой арабского мира (и мира вообще), где правит тот, кто спровоцировал войну и усидел на иностранных штыках и бомбах?
Президентские выборы в Сирии — это выборы хозяина кладбища. В лучшем случае – коменданта беженского лагеря. За которого голосуют от безысходности или в страхе перед охраной. Следует осознавать: разговоры о «законности» или «легитимности» асадовского правления – которыми обосновывается российское участие в сирийской войне – демагогия. В государстве Асада нет закона и не может быть легитимной власти. Есть оккупационная диктатура, подпираемая социально близкими режимами.
Как решать проблему Сирии – вопрос сложнейший. Федерация либо конфедерация конфессиональных общин? Ливанский вариант с фиксированным представительством этих общин в госструктурах? Пока даже не слышно каких-либо проектах. И не мудрено: пока Асад со своей группировкой остаётся у власти, решения просто нет. Бессмысленно обсуждать будущее Беларуси при Лукашенко, Венесуэлы при Мадуро, Никарагуа при Ортеге… список можно продолжить.
Победитель не получает ничего. Огромное кладбище сотен тысяч людей, могила древней цивилизации, захоронененые надежды. Тень страны, разрушенной её властями. Какой флаг поднимается над мёртвым царством, кто будет смотрителем скорбной юдоли, в общем-то, не имеет значения. Важно совсем иное.
Евгений Трифонов, специально для «В кризис.ру»