Мирное восстание Беларуси не прекращается четвёртую неделю. Акция 30 августа вновь собрала не менее ста тысяч протестующих в Минске, десятки тысяч в других городах страны. События символично совпали с торжествами в соседней стране: в нынешнем августе Польша отмечает 40-летие великой «Солидарности». Которая доказала: рано или поздно враждебный народу режим уступает всенародному протесту.
Минчане пришли к Дворцу независимости отметить 66-летие диктатора. Список пожеланий разнообразен: «Пусть исполнится желание миллионов, а не одного», «Саша, задувай свечи». Звучали и предложения Лукашенко выпить чаю за счёт Путина. Но всё многообразие пожеланий сводилось к элементарному: «Уходи!»
Режим, вдохновлённый путинским обещанием военной помощи, вновь применил насилие. Более ста двадцати демонстрантов задержаны. Но то, что удавалось против тысяч в первые дни выступлений, не так-то просто использовать против сотни тысяч. Омоновцы сами оказались зажаты в кольцо. Схваченных удавалось отбивать. Карательный аппарат проявил здравомыслие и умерил обороты. Хотя бы затем, чтобы избежать массового бунта в столице. Ведь пока что протестующие расходятся после акций. Такая ситуация хотя и напрягает правителя, но позволяет ему рассчитывать на постепенный спад прежде красной черты. Прежняя ставка была на костоломное подавление. Она сорвалась, и ныне расчёт режима – на постепенное самозатухание. Но беларусы снова ведут себя не так, как требуется властям.
В протестных рядах люди всех возрастов и профессий. Против Александра Лукашенко и его режима поднялась целая страна. Особенно знаковым выглядит протест пролетариата. Бастуют МАЗ, БелАЗ, МТЗ, «Беларуськалий», «Гродно Азот» – системообразующие предприятия Беларуси. Политический режим и государственный капитал сливаются в восприятии общества образом единого противника.
Именно рабочий протест создаёт принципиальную новизну. И он же побуждает к историческому сопоставлению. 40 лет назад в Польше началась забастовка. 14 августа 1980-го на Гданьской судоверфи имени Ленина.
В тот день коммунисты пожалели, что назвали предприятие именем своего вождя. Стачка началась в защиту двоих уволенных активистов нелегального свободного профсоюза – электрика Леха Валенсы и крановщицы Анны Валентынович. Казалось бы, что особенного. Власти ПНР совершали и не такое. Девятнадцатилетнего друга Валенсы автомеханика Тадеуша Щепаньского незадолго до того просто нашли мёртвым в водах Мотлавы. Десяти лет не прошло, как забастовщиков на Балтийском побережье усмиряли массовым расстрелом. Не в первый раз.
«В 1956 году рабочие Познани требовали хлеба, лишь намекая на свободу и суверенитет. Их давили танками. Кто оставался в живых, того бросали в тюрьму, – напоминает ветеран «Солидарности» Ян Рулевский. – В 1970-м на Побережье протестовали из-за бедности и низкой зарплаты. Их убивали открыто, в разных городах. В 1976-м в Радоме и Урсусе выступили против издевательского подъёма цен. Рабочих обращали в социализм «дорогами здоровья». Для понимания: ścieżka zdrowia – «дорога здоровья» – это прогон сквозь строй резиновыми дубинками ЗОМО. А мы ещё что-то про наш ОМОН…
А тут всего лишь увольнение. Можно сказать, признак новых гуманных времён.
Но всему приходит конец. Терпению тоже. Иногда очень внезапно. Даже чаще всего – именно внезапно. Что ни случись, всё неожиданно. Как в Беларуси 2020-го. Как в Польше 1980-го.
Двадцатилетний рабочий Гданьской судоверфи Пётр Малишевский поднял товарищей защищать справедливость. Стихийный сход потребовал восстановить на работу Валенсу и Валентынович. Остановить затеянное правительством очередное повышение цен. Зарплаты, наоборот, повысить. Но не только. Среди требований был памятник погибшим при расстреле 1970-го.
16 августа на судоверфи сформировался Межзаводской забастовочный комитет (МЗК). Из девятнадцати человек – четырнадцать рабочих, трое инженеров, один вузовский преподаватель и один журналист. Восемь членов – активисты рабочего антикоммунистического подполья. Среди них и Лех Валенса. И такие фигуры, как слесарь-сборщик Анджей Колодзей, инженер-электронщик Анджей Гвязда, механик-наладчик Богдан Лис. Колодзей стал вожаком забастовки на судоверфи в Гдыне, Гвязда – мотором движения в Гданьске, Лис – в Гданьском порту.
Почти сразу забастовка перекинулась в другой центр польского судостроения – Щецин. Там во главе комитета стал пожарный и кладовщик судоверфи Мариан Юрчик. Отличавшийся от общедемократических гданьских активистов большей национал-католической ориентацией.
Эти имена сами по себе указывают на отличия польского диссидентства от советского. Поляки не отделяли мораль от политики, достоинство от конспирации, свободу от нации и религии, интеллигенцию от пролетариата. На принципах этого единения основывались Свободные профсоюзы Побережья. В жёстком противостоянии правящей компартии ПОРП.
Председателем МЗК избирается Валенса. И в тот же день объявляет забастовку оконченной. У Леха, как обычно, на всё своим резоны. Но вот этого ему не позволили – не затем избирали. Медсестра Алина Пенковская, трамвайщица Хенрика Кшивонос, студентка химфака Марыля Плоньская подняли работниц верфи вместе с жёнами и сёстрами корабелов. Они просто не дали забастовщикам уйти. «Чего вы добиваетесь?» – спросили Плоньскую. «Свержения коммунистического режима», – ответила Марыля.
Тем временем Гайка Куронь, жена ведущего диссидента-социалиста Яцека Куроня, внесла в программу забастовки требование освободить политзаключённых. Дирекция имени Ленина стала соображать, какой оборот принимают события. В первый же день на верфи была вырублена вся и всяческая связь (был бы тогда Интернет, и его бы выключили). Но забыли про телефон в медпункте. С него Алина Пенковская позвонила Яцеку Куроню. После чего скрывать события стало бессмысленно. Быдгощский инженер Ян Рулевский, катовицкий слесарь Анджей Розплоховский, варшавский металлург Северин Яворский, лодзинский химик Гжегож Палька – массы таких, как они – развернули по всей стране мирное рабочее восстание. Антиноменклатурное и антикоммунистическое.
В общем, Светлане Тихановской, Марии Колесниковой и Веронике Цепкало есть на кого обернуться в истории. Впрочем, польские пани были, пожалуй, твёрже и резче. Но ведь и времена были тогда иные. В любом случае, как говорил Мао Цзэдун о Французской революции, рано делать выводы.
17 августа увидел свет исторический документ – «21 требование». К правящим коммунистам, разумеется. Первое и главное – свободные профсоюзы. Не подчинённые компартии и государству. «Это был рубеж, которого нельзя сдать, – рассказывал потом Лис. – Помню совещание в цеху, где не было прослушки. Мы знали по опыту декабря 1970 года, что без своей организации мы не получим от властей никаких гарантий, они ничего не выполнят. Все требования были написаны в одну ночь. Мы потребовали новых профсоюзов».
Следующим требованием шло право на забастовку. Третьим – гарантии конституционных свобод. Четвёртым – освобождение политзаключённых. Пятым – правдивая информация в СМИ о забастовке, комитете и требованиях.
Только потом начинались пункты по «социалке»: индексация зарплат, повышение пенсий, снижение пенсионного возраста, нормализация продовольственного снабжения, отмена коммерческих цен (любопытный парадокс: коммунистическое правительство действовало квазирыночными методами ценовых манипуляций – забастовщики-антикоммунисты требовали карточек на мясо), второй выходной в неделю (в ПНР по субботам работали), ускорение жилищных очередей, расширение детских садов… И заодно – отмена привилегий партаппарата, госбезопасности и милиции. А ещё, кстати, подбор руководящих кадров по квалификации, а не по партбилету.
Кое-чего в списке явно не хватало. Просто вопиюще. Но об этом ниже.
Есть смысл взглянуть и на противоположную сторону окопа. Уже 15 августа первый секретарь ЦК ПОРП Эдвард Герек экстренно созвал Политбюро. Его ближайшие подручные – премьер Эдвард Бабюх, партийный секретарь Катовице Здзислав Грудзень, секретарь ЦК по пропаганде Ежи Лукашевич, вице-премьер по планированию Тадеуш Вжащик – пребывали в явной растерянности. Это были, как и сам Герек, номенклатурщики мещанско-потребительского склада, не склонные к резким движениям. (В Беларуси такие группировались некогда вокруг премьера начала 1990-х Вячеслава Кебича, опрокинутого Лукашенко на выборах 1994-го.) Они искренне не могли понять: что такое, зачем, чего этим роболе надо?! ведь не расстреливали их уже сколько лет, холодильники покупать позволяли, даже «польский фиат» для них придумали! неблагодарный народ! Что делать, они теперь не представляли.
В целом таков же был второй человек партии – секретарь ЦК по административным органам Станислав Каня. Партгосаппарат, МВД и Минобороны находились в его ведении. Каня тоже сильно растерялся. Но для него ситуация имела особую сторону – кризис открывал путь со второй позиции на первую. Как в своё время трагедия 1970-го открыла Гереку дверь в верховную власть. Об этом он прежде всего и думал. Озабоченный классовыми проблемами номенклатуры не больше, чем интереснейшими личными перспективами.
Министр внутренних дел Станислав Ковальчик, человек недалёкий, функционер пассивный – именно этими качествами и приглянулся в своё время Гереку. Первый секретарь специально подобрал его на руководство карательными органами, чтобы не ждать оттуда опасностей для себя. Но устами блёклого Ковальчика говорили его замы-генералы Мирослав Милевский и Богуслав Стахура. Этого были персонажи совсем иного нрава. Милевский расправлялся с повстанцами ещё в 1940-х, а в 1970-х руководил гангстерскими командами, которые польская госбезопасность забрасывала в Западную Европу пополнять золотой запас ПНР (заодно с карманами руководителей). Стахура изобрёл ścieżka zdrowia и курировал систему nieznani sprawcy – «неизвестные лица»: спецгруппы для операций типа как с Виктором Гончаром в Беларуси или с Алексеем Навальным недавно у нас. Если говорить о современных беларуских аналогах, то Милевский – нечто сходное по функционалу с генералом Шейманом, Стахура – с генералом Караевым.
Эти двое олицетворяли бешеную классовую ненависть номенклатурных эксплуататоров к взбунтовавшимся рабочим. Тем же несдерживаемым чувством руководствовался секретарь ЦК по идеологии Стефан Ольшовский. Внушительно молчал министр обороны Войцех Ярузельский, чем-то напоминая Виктора Хренина. Правда, о стрельбе и геноциде вслух не рассуждал. Но все знали по опыту 1970-го – приказ будет выполнен.
В принципе на аналогичной позиции стоял главный герековский стратег и политтехнолог, партийный секретарь Варшавы Алоизий Каркошка. Один из организаторов того же расстрела. Однако Каркошка понимал, что времена изменились. Герек не Гомулка. Повторить не могут. Приходилось искать другую версию жёсткого курса. Нечто вроде нынешних лукашенковских манёвров, чередования угроз и ударов с обволакивающими заматываниями и разводками.
С одной стороны, в МВД был создан оперштаб «Лето 80». Для «восстановления порядка и безопасности» (как сейчас бы сказали, «защита легитимной власти от цветной революции»). Министр Ковальчик уполномочил эту структуру на силовые решения любого характера. Поставил в подчинение «Лето 80» ЗОМО и спецгруппы Службы госбезопасности. Возглавил штаб Стахура, его замами стали генерал милиции Юзеф Бейм и генерал госбезопасности Владислав Цястонь. Кадры как на подбор: откровенный палач, карьерный службист и сталинист-ортодокс.
С другой стороны, всё-таки решили вступить в переговоры с бастующими. (О чём не могло быть речи десять лет назад, когда секретарь ЦК Зенон Клишко сформулировал позицию однозначно: «Не говорить, а стрелять».) Но, конечно, с позиции силы. Тадеуш Пыка, кандидат в Политбюро, вице-премьер по промышленности и потребительскому рынку, рвался доказать свою преданность и полезность партии и лично товарищу Гереку. Его-то и хитроумный Каркошка и предложил отправить в Гданьск на судоверфь. Вроде логично – промышленник. Не сказать, чтобы креативная личность. Ни в чём не уступит, будет тупо стоять на политбюрошном интересе. Но очень постарается вернуться с результатом, поскольку мечтает продвинуться вверх. А если наделает глупостей, то не жаль пожертвовать. Он ведь пока всего лишь кандидат.
Приехав в Гданьск, Пыка просто устроил скандал. Едва не дошло до мордобоя. Ситуация стремительно входила в предбоевой штопор. Ещё немного, и повторились бы события десятилетней давности. Посланца партии срочно пришлось отзывать и награждать строгим выговором. В Гданьск выехала другая делегация, с другим вице-премьером.
Решать проблему взялся член Политбюро Мечислав Ягельский. Бывший министр сельского хозяйства теперь считался куратором экономической политики в целом. Крестьянского рода, в ранней молодости фермер-единоличник, это был человек осторожный, компромиссный и не чуждый здравомыслию. Чем-то он напоминал Михаила Чигиря, беларуского премьера первых лукашенковских лет. С которым связывалась неуспешная оппозиция номенклатурных прагматиков президентскому единовластию.
Но неизвестно, как повёл бы себя Ягельский, если бы не встреча, устроенная ему на Гданьской судоверфи. Партийно-правительственная аристократия оказалась лицом к лицу с народом, и полученное впечатление оказало сильно вразумляющее действие. «Он искренне презирал эту массу. Для него было унизительно сесть за один стол с рабочими. Но он испытывал страх перед ними. Когда он с делегацией приехал из Варшавы, люди окружили автобус, стучали по стеклу, кричали. А те, бледные, дрожали от страха», – вспоминал директор судоверфи Клеменс Гнех. Как писал по другому поводу академик Тарле, иными путями милосердие в эти сердца не приходит.
24 августа собрался экстренный пленум ЦК ПОРП. С докладом выступал уже не Герек, а Каня (через две недели он станет первым секретарём). Учреждалась специальная комиссия для политического руководства в чрезвычайных обстоятельствах. В неё вошли Милевский, Ярузельский, новый премьер Юзеф Пиньковский и – вице-премьер Ягельский, находившийся на переговорах в Гданьске. Вот так высоко ставились эти переговоры. Урок для беларуского Координационного совета, стремящегося переговорить с Лукашенко. На следующий день, 25 августа, приказ МВД привёл в повышенную боеготовность подразделения ЗОМО.
Хозяева ПНР до последнего цеплялись за привычное. Они ещё надеялись на силу своих угроз. Ведь аппарат их власти даже не пошатнулся. Бесперебойно работала партийно-административная машина, ЗОМО рвались на расправу, армия вполне повиновалась, неустанно бдела госбезопасность. За спиной ПОРП всей колоссальной мощью стоял брежневский СССР, как ныне путинская РФ стоит за спиной лукашизма. Тогда как Джимми Картер был польским забастовщикам примерно таким же союзником, что ныне ЕС забастовщикам беларуским. То есть практически никаким.
Но ситуацию в стране изменила сама страна. К концу августа бастовала практически вся Польша. МЗК объединял три с половиной тысячи предприятий с тремя миллионами работников. И это в самом начале. Коммунистическая номенклатура 1980-х, как ни дико это звучит, была более вменяемой, нежели теперешние властелины шубохранилищ и духовных скреп. Насилие означало катастрофу, перед которой остановились руководители ПОРП. Хотя бы страхе за себя. «Мы должны согласиться», – этим вздохом Ягельский вошёл в историю.
31 августа 1980 года председатель МЗК Лех Валенса и вице-премьер ПНР Мечислав Ягельский подписали Гданьские соглашения. Днём раньше аналогичный документ подписали председатель Мариан Юрчик и вице-премьер Казимеж Барциковский. 3 сентября в Ястшембе расписались представитель шахтёрского забасткома Ярослав Сенкевич и министр машиностроительной промышленности Александр Копець. Последние подписи в этом комплексе исторических актов появились 11 сентября в Домброве-Гурниче – их поставили представитель забасткома металлургов Збигнев Куписевич и министр металлургической промышленности Францишек Каим. Перечень неполон, с обеих сторон подписывали делегации. Но названные имена, подобно Валенсе и Ягельскому, считаются для истории символическими.
Обратим внимание: со стороны властей в первом ряду фигурировали правительственные функционеры и руководящие хозяйственники. Партаппаратчики старались держаться в тени (хотя несколько региональных секретарей под соглашениями расписались). И правильно делали – далеко не факт, что с ними рабочие вообще стали бы разговаривать.
«Деятельность профсоюзов в ПНР не оправдала надежд трудящихся. Признаётся целесообразным создание новых самоуправляющихся профсоюзов, которые были бы подлинными представителями рабочего класса» – центральный тезис Гданьска-1980 был прорывом, который номенклатура уже не смогла отыграть назад. За этим звеном подтянулось всё остальное. Демократическая самоорганизация масс, отстоявших свободу.
10 ноября 1980-го появился профсоюз «Солидарность». Был взлёт энтузиазма и надежд. Мы наблюдаем его и теперь на беларуских демонстрациях. Потом – жёсткая борьба, сотни стачек. Суровый Быдгощский март 1981-го – провокация властей на грани большого кровопролития и грандиозная, невиданная в мире забастовка. Военно-партийный переворот, «польско-ярузельская война». Новое наступление «Солидарности» и победа во всемирно-историческом 1989 году.
Солидарность непобедима. Это было ясно уже в тот август. Потом в другой. И вот – теперь.
Кое в чём-то беларусы оказались даже впереди поляков. В «21 требовании» не было ведь ни слова об отстранении ПОРП от власти. А сейчас Беларусь говорит Лукашенко: «Уходи!» – всего «1 требование». Сразу в корень. Или такой штрих: на бастующие польские предприятия сорок лет назад приезжали вице-премьеры и министры. На Минский завод колёсных тягачей приехал сам Лукашенко. Но и то сказать: в ПНР ответственность можно было размазать по всем членам Политбюро – в Беларуси каждый знает, кто единолично властвует над страной.
Есть и показательные сходства. Польские коммунисты всё же настояли в Гданьске 1980-го на «признании руководящей роли ПОРП». Лукашенко готов разглагольствовать о чём угодно, кроме своей отставки. Диктатуры ставят идеологию власти превыше всякой экономики. Даже своей собственной. Это было бы неплохо уяснить противникам подобных режимов. Деньги немаловажны, но есть вещи куда главнее.
Когда возникла «Солидарность», в новое профобъединение ломанулись и рядовые коммунисты. Их там очутился ни много ни мало миллион. Каждый третий член ПОРП. Ныне среди активистов белорусского протеста нередко встретишь недавнего лукашиста.
Тираны редко отличаются оригинальностью. Лукашенко при подавлении протестов отключает интернет, блокирует сотовую связь. В 1981 году не было ни того, ни другого – и в ночь на 13 декабря по всей Польше вырубились телефоны. А незадолго до того, 2 декабря, зомовцы подавляли забастовку с вертолёта – где-то мы это видели недавно…
Основной урок: своей власти они добровольно не отдают и без жести в борьбе не уходят. (Кстати, слово «они» было в Польше политологическим термином. Так называли – их. И всё становилось понятно.) Шокированные поначалу, они постепенно приходили в себя, пока народ радовался на «карнавале Солидарности».
Нормальному человеку свойственно уважать другого и доверять ему. Понадобились лютые зверства, чтобы поляки в полной мере осознали, с кем имеют дело. Поворотным событием стало жесточайшее убийство гэбистами католического мученика Ежи Попелушко.
Беларуская революция нашла горячий отклик в сердцах поляков. Они знают, что такое угнетение и как с ним бороться. «Солидарность» – это солидарность. 26 августа польские «Ведомости» сообщили, что в фонд «Солидарность с Беларусью» внесён миллион злотых. Десятки тонн продуктов, приобретённых на эти деньги, отправлены в Беларусь. Фура с гуманитарной помощью остановлена лукашенковским КГБ. Рабочая солидарность верна себе – но и номенклатура с её охранкой остаётся прежней.
Нынешний председатель «Солидарности» Пётр Дуда поддержал Конгресс демократических профсоюзов (БКДП), созданный беларускими рабочими. С ним всецело согласен Валенса. Иного не приходилось ожидать.
На торжествах 40-летия Ян Рулевский говорил про два «августовских чуда», сотворённых Польшей. Первое – битва 1920-го. Второе – солидарность 1980-го (время служения Иоанна Павла II): «За верфь стояла вся Польша. За достоинство, свободу и право. Против коммуны с её тотальной властью, партией и полицией. Потом мы ушли в подполье. Как прежде, во времена восстаний. Мы приняли бой. А когда у них кончились деньги на чиновников, агентов и солдат, мы вновь последовали призыву «Солидарности» – и победили на выборах. Трудно было возвращаться к утраченной норме – через бедность, безработицу, вынужденную эмиграцию многих. Но была свобода и демократия, и мы преодолели всё. Потому что «Солидарность» оберегала Польшу. Западные интеллектуалы считали нас наивными – и ошибались, не представляя наших возможностей, нашей отваги и готовности к жертвам. И сегодня та же тяга к достоинству побуждает людей к борьбе. В том числе там, где человек остаётся единицей расчёта затрат и прибылей».
Нынешний август может стать новой вехой в истории международного рабочего движения. Пролетариат Беларуси учится защищать себя. Полякам было трудно, но они победили. Справятся и беларусы.
Виктор Григорьев, специально для «В кризис.ру»