11 февраля 1720 года началась история отечественного подводного кораблестроения. В этот день плотник казённой верфи крестьянин Ефим Никонов из подмосковного села Покровское-Рубцово подал Петру I челобитную. В ней он сообщал, что готов построить военное судно, которое «будет ходить в воде потаённое», подходить к вражеским кораблям «под самое дно» и «из снаряду забивать корабли, хотя бы десять или двадцать». Для начала предлагал «учинить образец» не только самого судна, но и водолазного костюма, дабы при необходимости команда могла выходить под водой из корабля и починять его.
Надобно заметить, что никаких чертежей и схем Никонов не представил. Да не мог, поскольку был неучён. Не только не имел никакого технического образования, но и грамоты не знал. Все его познания были почерпнуты на постройке парусных кораблей. И всё же идея показалась царю изрядно заманчивой. Он ведь тоже был не сильно учён, хотя топором махать был горазд. Пётр приказал доставить Никонова в Петербург, имел с ним беседу, после которой распорядился назначить в «мастера потаённых дел». Никонову тут же было приказано приступить к постройке модели «потаённого судна» и выданы необходимые материалы ― сосновые доски, 6 пудов сала, 3 тюленьих шкуры, медный котёл и медная труба, а также проволока и прочая медная арматура. Исходя из этого перечня, современные исследователи предполагают, что первая подводная лодка представляла собой бочку длиной шесть метров и диаметром чуть больше двух метров.
У этой подводной лодки было даже собственное очень романтичное имя ― «Морель». Ничего общего с морской романтикой не имеющее. А вот с безграмотностью ― прямое. Так её назвал не особо грамотный переписчик, видимо слово «модель» не знающий, но вникший в суть и предназначение этой модели.
Поначалу Никонов предполагал, что расстреливать вражеские корабли подлодка быдет под водой. Потом сообразил, что сделать этого не сможет и решил упростить задачу: водолаз под водой будет вылезать через шлюзовую камеру и тупо ломать дно судна. Но позднее додумался довооружить подлодку «огненными медными трубами» ― если по-современному ― одноразовыми огнемётами. «Морель» должна была под водой подойти к кораблю, всплыть и открыть огонь, а после этого снова погрузиться под воду. Для этого было приказано «в Главную артиллерию послать промеморию и требовать, дабы к потаённому судну десять труб медных повелено было порохом начинить и селитрою вымазать от той артиллерии».
Работы проводились в Адмиралтействе на обер-сарваерской верфи без лишней огласки и суеты. Спустя 13 месяцев в присутствии царя было проведено первое тайное испытание. По одним сведениям, в Галерном дворе, по другим ― на Сестрорецком озере.
Для испытаний было отпущено из казны 50 свечей, из чего можно сделать вывод, что расчётное время пребывания судна под водой составляло 10―12 часов. Но столько не потребовалось ― едва «Морель» спустили на воду, она камнем пошла на дно. От удара о грунт было повреждено деревянное днище подлодки, нарушилась герметичность корпуса. «Потаённое судно», команду и изобретателя удалось спасти. В этом, как рассказывают принимал участие сам царь. Он же повелел присутствующим, чтобы Никонову «никто конфуза в вину не ставил», а ему самому продолжить испытания и укрепить корпус «Морели».
Никонов ― уже после смерти Петра ― дважды пытался усовершенствовать своё изобретение. В 1725-м в присутствии генерал-адмирала Апраксина никоновское судно «пробовано-жь трижды и в воду опускивано, но только не действовало за повреждением и течькою воды». Однако Екатерина, которая вообще-то государственными делами не интересовалась, но в память о муже продолжала укреплять военный флот, приказала продолжить работы над «Морелью». Очередные испытания прошли в 1727-м. С тем же результатом. Дальше с Никоновым церемониться не стали. За то, что «не токмо такого судна, ниже модели к тому делу действительно сделать не мог, которое хотя и строил из адмиралтейских припасов и адмиралтейскими служителями и на строение тех судов употреблена из адмиралтейских доходов не малая сумма, но оная по пробам явилась весьма не действительна» его разжаловали и отправили на Астраханские верфи. «С прочими отправляющимися туда морскими и адмиралтейскими служителями под караулом».
После Никонова опыты с подлодками были заморожены в России почти на двести лет. Удружил он отечественному военно-морскому флоту. Тем не менее, на Сестрорецком озере его потаённой бочке поставлен памятник.
Вроде бы опыт с Никоновым должен был послужить назидательным примером. Но ― нет. Традиция поручать неучам самые ответственные научные разработки продолжается. Выпускник факультета международной журналистики МГУ (по факту ― шпион) Рогозин уже давно возглавляет самую передовую и когда-то действительно мощную отрасль отечественной науки и техники ― Роскосмос. С тех пор эта самая отрасль продвинулась прямо-таки с космической скоростью. Совсем недавно принято эпохальное решение: в будущем, когда новые российские ракеты будут всё-таки построены, их покрасят под хохлому и гжель. Они, кстати, будут одноразовые ― ибо это, как говорит Рогозин, выгоднее. То есть билет на космический корабль будут продавать только в один конец. Действительно, очень выгодно.