15 марта 1818 года Александр I приказал начать разработку «Государственной уставной грамоты Российской империи». Теоретически она могла стать первой русской Конституцией.
Разработку «Грамоты» для России царь поручил, разумеется, иностранцу. Французскому юристу Петру Пешар-Дешану. Ну виданное ли дело, чтоб русский мог что-то толковое в таком ответственном деле сочинить? Вот Михаил Сперанский, к примеру, взялся. В результате пришлось отправлять реформатора в Пермь. Потому как великий русский историк и либерал Карамзин убедительно доказал царю: «нет сомнения, что крестьяне счастливее, имея бдительного попечителя и сторонника».
После ссылки Сперанский вполне вразумился и более ни о какой конституции не помышлял. Его даже не стали привлекать к созданию «Грамоты». Обошлись малыми силами. Общее руководство осуществлял Николай Новосильцев, участник подавления восстания Тадеуша Костюшко, вице-президент временного совета, управляющего Царством Польским. Текст «Грамоты» ― на французском, чтобы царю было легче читать и понимать ― собственноручно написал Пешар-Дешан, а на русский перевёл Пётр Вяземский ― единственный последовательный либерал в царском окружении (не только Александра, но и братца его Николая). Он же окончательно отредактировал и принял на себя всю меру ответственности за содеянное.
Хотя особо опасаться было нечего: «Уставная грамота» предусматривала создание двухпалатного парламента, разделение властей, федеративное деление страны. Но вся исполнительная власть по-прежнему оставалась в руках монарха. Единственное, что было реально радикальным ― признание некоторых прав человека (как ни крути француз Пешар-Дешан всё-таки выходец из ВФР) и свободу печати. Кроме того «никто не мог быть арестован без предъявления обвинения; никто не мог быть наказан иначе, как по суду».
Крепостное право и крепостные крестьяне в тексте «Грамоты» вообще не упоминались. То есть никакие конституционные нормы на них не распространялись (они как были рабами, так и оставались). Но параллельно с «Грамотой» царь поручил разработать и секретный проект отмены крепостного права. Его предложил военный министр Аракчеев (вот бы декабристы удивились, если б узнали). Окончательную версию проекта разрабатывали тот же Новосильцев вместе с Новороссийским губернатором Михаилом Воронцовым и будущим Финляндским губернатором Александром Меншиковым. Царь проект, разумеется, отверг и повелел упрятать подальше.
Так что зря старался Пётр Андреевич. Да и Пётр Иванович Пешар-Дешан тоже. Царь, конечно, из вежливости текст «Грамоты» прочитал. Но тут же отверг «Грамоту» и даже публиковать не разрешил. Наоборот, приказал унести с глаз долой. Этот текст был обнаружен лишь через тринадцать лет ― во время Польского восстания 1831 года. Повстанцы нашли её в Имперской канцелярии среди других бумаг Новосильцева и напечатали. Сразу на трёх языках ― русском, польском и французском. Дабы, как говорилось в предисловии к публикации, напомнить царю, что русскому народу уже пора «начать наслаждаться плодами конституционной монархии». Николай I реально перепугался и повелел палачу Польского восстания Паскевичу найти и уничтожить как можно больше экземпляров «Грамоты». Паскевич взял под козырёк и в результате 1578 экземпляров проекта были сожжены. Остался только рукописный оригинал, его сразу надёжно спрятали в секретном архиве.
В общем, даже очень куцей конституции русские ещё долго не увидели. И не то, чтобы Александр I был каким-нибудь особо свирепым сатрапом и деспотом. Но он был царь, то есть самодержец. А ему предлагалось делить власть ещё с кем-то. Условно, разумеется: по смыслу «Грамоты» парламент имел право отвергнуть внесённый царём закон, но был лишён права какой-либо законодательной инициативы. А тут ещё, как назло, в Италии, Испании, Греции начались народные восстания. Какая уж тут конституция? Монархию не ограничивать надо, а спасать! Ну вот он и спасал. Хотя бы собственную. Это уж потом Николай всерьёз за Европу взялся, стал её жандармом.
Короче, никакой конституции и тем более свободы никакой самодержавный властитель добровольно не даст. Тому есть примеры и поближе: свобода в Россию пришла тогда, когда Горбачёва припёрли к стенке. Не Рейган с Тэтчер (хотя им тоже спасибо), не фронда в КПСС и даже не мирные демонстрации Народного фронта, а простые ― и очень немирные ― русские шахтёры. На них опирались и Ельцин, и Сахаров, и прочие собчаки. И так будет всегда.