21 декабря 1896 года в бывшей даче Безбородко на Полюстровской набережной открылась община сестёр милосердия. Названа она Елизаветинской ― по имени царициной сестры великой княгини Елизавета Федоровна, которая возглавляла 1-й Санкт-Петербургский дамский комитет Красного Креста.
Усадьба Кушелева-Безбородко с уникальной львиной оградой и пристанью со сфинксами ещё недавно была украшением Северной столицы. Сегодня там развал и запустение, вокруг ― офисные центры и элитные жилые дома.
А местность эта ― историческая. Тут ― ещё до Петра ― времена тут находился усадебный дом с садом шведского коменданта крепости Ниеншанц. После окончания Северной войны царь подарил эти земли своей жене Екатерине I. Считается, что именно он и обнаружил здесь источник целебных полюстровских вод. Но царица интересовалась совсем не водами, поэтому интереса к мызе не проявляла. Он возник лишь во времена Екатерины II, которая в 1770 году подарила её действительному тайному советнику Григорию Теплову, вероятно, за участие в убийстве Петра III. На этих водах Теплов, который по свидетельству современника «признан всеми за коварнейшего обманщика целого государства, впрочем, очень ловкий, вкрадчивый, корыстолюбивый, гибкий, из-за денег на все дела себя употреблять позволяющий», решил всерьёз занялся своим пошатнувшимся здоровьем. Царь-то сопротивлялся, видать, тайному советнику от него досталось… В общем уже в 1773-м строительство под руководством Василия Баженова началось. А уже в 1777-м особняк в «готическом» стиле и его парк с оранжереями для фруктовых деревьев и цветов был готов к приёму владельца владельцем.
Тогда же на набережной была сооружена парадная терраса-пристань, с пушками для салютов по обе стороны, гротом и четырьмя сфинксами. Причём при строительстве частично были использованы ещё оставшиеся от шведов коммуникации.
После смерти Теплова дача с землями перешли к его сыну, которому поправлять здоровье не требовалось. Он продал усадьбу канцлеру Безбородко. Который тоже был вроде бы здоров, но усадебным хозяйством живо интересовался. Именно в его дни имение и расцвело. Был создан уникальный парковый ансамбль, а архитектор Джакомо Кваренги по возможности облагородил баженовскую «готику», пристроив к нему два флигеля, соединявшихся с главным домом изящными галереями. В таком виде дом и сохранился до недавних дней. После смерти канцлера усадьба переходила из рук в руки, пока не попала к графине Любови Мусиной-Пушкиной, даме, судя по всему, весьма оборотистой. Она разделила поместье и продала его по частям. На одном из участков был создан пивной завод «Новая Бавария». На другом ― та самая Елизаветинская община сестёр милосердия.
Став августейшей покровительницей общины, Елизавета Федоровна времени даром не теряла. По отчётам правления видно, что сама она никаких средств в развитие дела не вкладывала. Зато основательно доила всех, кого можно. В списках жертвователей не только граждане Санкт-Петербурга, но и Харбина, Николаевска, Порт-Артура, Владивостока, городов Западной Европы, Египта, Китая, Японии. Понятное дело, кто откажет такой покровительнице. Трудно же представить, чтобы кто-то из придворных олигархов отказал Светлане Медведевой в щедром пожертвовании на строительство нового морского Никольского собора в Кронштадте.
В первые три года средств набралось столько, что хватило бы на несколько больниц. Тем не менее амбулатория и аптека, с которых началась деятельность общины, разместились в здании бывшей дачи. Там же располагались и квартиры для служащих. После были выстроены здания Мариинской барачной больницы ― хирургический барак на 25 кроватей, мужской терапевтический и женский терапевтический на 16 женских кроватей, 18 детских и 4 гинекологических. Позже построили общежитие сестёр и четвёртый барак для платных гинекологических больных. Лишь в 1902 года при общине открылся пункт первой помощи. В 1903 году были закончены строительство прозекторской и покойницкой. А в 1904 году открыли пятый ― платный ― мужской барак. Не густо.
Зато все постройки были украшены крестами на фасадах. Была построена часовня, а затем и Пантелеймоновская церковь. Богомольная великая княгиня очень волновалась по этому поводу: «Дальнейшее существование Общины без храма Божия немыслимо: он необходим сестрам для укрепления их в их подвиге служения страждущим, и только тогда я сочту создание Общины готовым, когда раздастся благовест с колокольни храма».
И великая княгиня от души постаралась отравить им жизнь и работу. «Организация Красного Креста есть организация Всемирная, то понятно, что благотворительность через общины сестёр милосердия нисколько не обязывается быть выражением духа Православной церкви. В связи с этим понятно, что в этих организациях вся сила полагается в практических занятиях по уходу за больными и прочих видах благотворения, мало сознавая истину учения Христа Спасителя о недугах греховных, как причинах недугов телесных и всякого страдания и зла». В общем, сестёр чему-то, конечно, обучали, но больше заставляли бить поклоны и в деле оказания медицинской помощи в основном надеяться на божий промысел. Это подтверждает их расписание: «в 4 часа сёстры пьют чай, до 5 часов отдыхают, а после 5 до 7 слушают теоретические курсы по медицине, производят спевки», до этого с 8 утра «окутывали больного какой-то мягкой атмосферой ласки, доброй души, женской души».
Может быть, именно поэтому нигде нет упоминаний о том, что сёстры, обученные в Елизаветинской общине, оказывали помощь во время Первой мировой войны. Там всё-таки требовались не только молитвы, но и некоторые познания в медицине. Хотя бы начальные навыки. Судя по всему, таковых у елизаветинских сестёр просто не было.
После октябрьского переворота в 1920-мна базе общины была открыта Нормальная школа сестёр им. Розы Люксембург, а больница получила имя Карла Либкнехта. Церковь, конечно, закрыли. До недавнего времени в этих зданиях размещается противотуберкулезный диспансер и, частично, офисы. Что будет после ремонта, неизвестно. Но храм уже восстановлен и действует. И это, конечно, заставляет задуматься о дальнейшей судьбе набережной ― сфинксы и львы с православием, вроде бы, несовместимы.