В доходном доме купцов Самариных на Николаевской (теперь Марата), 32 в 1906 году поживал полковник Николай Риман, палач Декабрьского вооружённого восстания в Москве. Собственно, палачей было трое ― Риман, его непосредственный начальник, командир лейб-гвардии Семёновского полка полковник Мин и московский генерал-губернатор Дубасов. Каждый из них отличился по-своему, каждый несёт ответственность за сотни жизней, у каждого руки по локоть в крови.
Дубасов осуществлял общее руководство, не останавливаясь «ни перед какими самыми крайними и самыми суровыми мерами». На железнодорожных станциях Мин говорил мужикам о восставших: «Убивайте чем попало — топором, дубиной. Отвечать за это не будете. Если сами не сладите, известите семёновцев» (вот как на самом деле с «ватниками» работают, не то что теперь, в ещё более правовом государстве). Риман возглавил карательную экспедицию по линии Московско-Казанской железной дороги. Задача, поставленная Мином была проста: «Арестованных не иметь и действовать беспощадно». И ещё приложил к приказу список «самых опасных смутьянов», которых требовалось уничтожать на месте. Риман и постарался от души. По его приказу семёновцы убивали не только восставших, но и просто подвернувшихся под руку людей.
В общем, с того времени некогда славный Семеновский лейб-гвардии полк стал символом зверской карательной зачистки. А фамилии Мин и Риман ― клеймом причастности к беззаконным расправам. Но клеймить ― это только слова. Которые так и остаются словами. Даже если это слова Бориса Пастернака («Москва в декабре») или Велимира Хлебникова («Зангези»). Партия социалистов-революционеров приговорила убийц к смертной казни. Уже не на словах, а на деле. Каждый получил по делам своим.
Несколько покушений было совершено на Дубасова сразу после подавления восстания. Их удалось предотвратить. Но 23 апреля 1906-го на Тверском бульваре в карету Дубасова полетела бомба. Бросил её эсер Борис Вноровский. Он погиб при взрыве, а Дубасову лишь раздробило ногу. Прошло чуть более полугода и аккурат в годовщину начала восстания, 2 декабря 1906-го, члены «летучего отряда» ПСР Пётр Воробьёв и Василий Березин открыли по нему огонь и бросили бомбу. Средь бела дня, в Таврическом саду имперской столицы… Дубасов был лишь слегка ранен, а Воробьёв и Березин схвачены и казнены. Дубасов, говорят очень сокрушался, что «казнили этих юношей, которые на него покушались». Даже просил царя отнестись к ним снисходительно. Но царь не отнёсся. Зато в утешение Дубасову даровал ему чин адмирала. Он прожил ещё шесть лет и умер от полученных ран.
Мин за проявленную в подавлении восстания жестокость был награждён «царским поцелуем» и премией. Покушение на него эсеры планировали совершить одновременно с Риманом. Но первая попытка сорвалась. Он был казнён на станции Новый Петергоф 23 августа 1906-го. Отправила его к праотцам сельская учительница Зинаида Коноплянникова.
Сорвалось и покушение на Римана. Который проявил в подавлении Декабрьского восстания особенное зверство.
Проведя всю сознательную жизнь на царской военной службе, этот Риман ни разу не принимал участия ни в одно военной кампании. Даже на японской войне не побывал. Тем не менее, рос в чинах и числился за бравого вояку. Прежде всего тем, что отличался какой-то патологической ненавистью к народу. В день Кровавого воскресенья он сам стрелял по бегущим людям. Не прошло и года, и в декабре 1905-го он стал во главе новой карательной экспедиции.
Там, где прошли его семёновцы оставались только кровь и смерть.
«Все ждали с трепетом казаков; но воображение не могло нарисовать того, что пришлось затем увидеть и пережить… Никакая пропаганда, никакая агитация среди голодных и обездоленных людей не достигла таких поразительных успехов, какие привелось наблюдать мне в районе действий отряда Семёновского полка».
Так писал журналист Владимир Владимиров (Попов), в 1906-м по горячим следам проводивший расследование на местах римановских подвигов. Он насчитал полторы сотни убитых, из них 129 ― люди, к восстанию отношения не имевшие. Просто подвернулись Риману. Не все, конечно, лично ему, но свою руку к этим убийствам он приложил.
Казнь Римана была поручена московскому студенту Александру Яковлеву (партийная кличка Тарас Гудков). В Москве он был командиром Боевой Дружины московской организации, участвовал в боях на баррикадах. Подготовку покушения курировали лично Евно Азеф и Борис Савинков, устроившие штаб-квартиру в финских Териоках. Там, провёл последний вечер перед покушением и Александр Яковлев. «Самойлов [готовившийся к покушению на Мина ― ред.] и Яковлев оба одинаково были спокойны, ― вспоминал Савинков. ― Яковлев своим красивым и сильным тенором пел арию Ленского «Что день грядущий мне готовит». На следующий день он был арестован».
Самойлов и Яковлев встретились утром в Петербурге с Владимиром Зензиновым, который координировал их действия. Самойлов, как лейтенант флота князь Вадбольский, отправился к Мину. Яковлев ― с визиткой поручика князя Друцкого-Соколинского ― к Риману. Первый визит состоялся в 11 утра. Ни того, ни другого не приняли, они вернулись к Зензинову в кафе. После этого в четыре часа снова отправились по адресам. Вернулся только Самойлов. Мин вновь не принял его. А Александра Яковлева в доме на Николаевской ждали. Полицейские. На следующий день газеты сообщили: «На квартире полковника Римана задержан переодетый офицером террорист, пытавшийся при аресте оказать вооруженное сопротивление».
Яковлева судили, приговорили к лишению прав и пятнадцати годам каторжных работ в Сибири. Оттуда он бежал. Жил во Франции. Во время Первой мировой войны пошёл добровольцем во французскую армию. Погиб под Верденом 17 апреля 1916-го.
«Человек познаётся по делам своей жизни, ― писал Савинков, ― но он познаётся и по тому, как он говорит об этих делах. Яковлев, убеждённый народник, любил народ и верил в него. Не потому ли он забывал о себе, о терниях своей житейской дороги? Именно о нём сказаны Евангельские слова: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят»… Среди людей, «погибших на кровавой ниве», он один из тех, быть может, немногих, кого должны помнить одинаково и Франция, и Россия. Франция — ибо он ей служил, Россия — ибо он сохранил в себе чистоту народного, русского, глубоко-жертвенного и глубоко-бескорыстного духа».
Сразу же после покушения Риман собрал монатки и спрятался за границей. Жил там под чужим паспортом, как гражданское лицо. Воевать против безоружных железнодорожных рабочих с шашкой и пистолетом ― это запросто. А противостоять вооружённому врагу ― увольте. Вернулся он через год. Отрастив окладистую бороду ― чтоб никто не узнал. Но в родной Семёновский полк его не приняли. Пришлось околачиваться в Двинском полку. А после Февральской он был арестован, а после октября 1917-го ― расстрелян. Награда всё-таки нашла и этого героя. Правда, не от тех…