Российское правосудие давно стало внутренним делом органов внутренних дел. Сценарии судебных процессов расписываются в тиши кабинетов согласно политическим установкам. Закон из средства защиты граждан превращён в орудие нападения на них. Если верить специалистам, дальше станет жёстче. Пример перед глазами: сегодня в Москве возобновляется выездное заседание Санкт-Петербургского городского суда по делу о покушении на совладельца ЗАО «Петербургский нефтяной терминал» (ПНТ) Сергея Васильева. Главный обвиняемый – Владимир Кумарин-Барсуков. Вместе с бывшим «ночным губернатором» Петербурга перед судом предстали трое его деловых партнёров – Вячеслав Дроков, Александр Корпушов и Александр Меркулов.
Таинственный усатый
Вкратце напомним суть событий уже почти 8-летней давности. Покушение на Васильева произошло 5 мая 2006 года на пересечении Левашовского проспекта и Ординарной улицы Санкт-Петербурга. «Роллс-Ройс» Васильева был расстрелян из двух автоматов Калашникова. По версии следствия, стреляли братья Олег и Андрей Михалёвы. Погиб охранник Роман Ухаров, но Васильев, хотя и получил ранение, остался жив.
Привязать к этой истории Владимира Барсукова пытаются с августа 2007 года. Пока вершились дела по экономическим темам, главный джокер хранился в рукаве. И вот настала пора его продемонстрировать — ведь решается главная интрига во всём комплексе петербургско-тамбовских дел. Только вот каким образом решается? Даже поверхностный разбор первых слушаний не может не удивлять.
Выступает один из охранников Васильева: «Ехали… нас блокировали…началась стрельба… меня ранило». Известный петербургский рейдер Валерий Асташко заговорил о подробностях попытки рейдерского захвата ПНТ. А самое главное – поведал, как Дроков передавал какой-то пакет Меркулову. Что было в том пакете, никто не говорит. Подразумевается, будто деньги на убийство Васильева. А что же ещё? Это за границей любое сомнение трактуется в пользу обвиняемого, но Европа нам не указ. У нас каждое сомнение – доказательство обвинения.
Выступил и Андрей Михалёв, назвавший имя заказчика: Владимир Барсуков. На предварительном следствии он называл в этом качестве другого человека — Александра Меркулова. Правда, в его показаниях фигурировал некий «усатый». О ком шла речь, совершенно непонятно. Во всяком случае, Кумарина-Барсукова никто никогда так не называл. Зато московские правоохранители – вероятно, не слышавшие известного в Петербурге прозвища Кум – вполне могли блеснуть таким креативом. Почему нет? Усы есть – значит, кличка Усатый. Не Горбатый же. (Примерно так рассуждали солдаты Пиночета в сентябре 1973-го: раз марксизм – про Маркса, значит, кубизм – про Кубу. Поэтому книгу о живописи в огонь, читателя под пулю.)
Природа признаний
Эти слова Михалёва о каком-то усатом потребовали немалых усилий. Ниже – небольшой отрывок из письма 2008 года, в котором рассказывается, какие методы дознания применялись к нынешнему свидетелю обвинения (стиль и орфография сохранены).
«Меня отвязали (цепь и ноги) и выволокли из Газели, сам я видел мельком Брата Олега, которого втащили в Газель, а меня бросили на пол заднего сиденья какого то джипа, как позже я узнал — марка джипа — Шевроле «Тахое», но тогда я этого не понял, уловил лишь что он синего цвета. Лицом я находился в пол и слышал сзади себя смех и слова чьи-то: «Вообще то грех над таким смеяться». Затем кто-то начал меня тормошить: «Ты жив?», «Как ты парень?» Я хрипел но дал понять что очень плохо.
Тогда меня посадили на сиденье и надели на голову какой то пакет, но я задыхался и пакет сняли. Мне было не до чего. Я думал что умираю. Тут меня спросили с правой стороны: «как ты себя чувствуешь?» Я открыл глаза и увидел что рядом с дверцей заднего сиденья где я сидел стоят Денисов Дмитрий Николаевич и тот самый чиновник МВД который как позже выясниться Захаров Генадий Николаевич. Я честно сказал, что «Я сейчас умру». Меня спросили (Денисов Д. Н.): «А что может вызвать врача?»; «Что болит-то». Я хрипел и задыхался и просил «Пожалуйста, врача»».
Здесь бы не помешала пара-тройка уточняющих вопросов со стороны судьи. Только вот Игорь Маслобоев, известный процессуальной дотошностью и настаивавший на этапировании Кумарина-Барсукова в Санкт-Петербург, заменён на Ирину Туманову. Которая не проявляет особого интереса к предыстории показаний. А ведь эта предыстория – наряду с неизвестно откуда взявшейся кличкой — объясняет практически всё.
Выписки в конвертах
Немало шума сотворил Александр Меркулов, вступивший в полемику с Альбертом Старостиным, постоянным свидетелем обвинения по всем делам Барсукова. Конечно, Старостин — не Бадри Шенгелия, который под угрозой исчезновения инсулина расскажет, какими были предсмертные слова и даже мысли Анны Карениной. Но всё же Старостин сообщил суду, что лично видел, как Вячеслав Дроков передал Александру Меркулову деньги за организацию покушения на Сергея Васильева. Ответ Меркулова был несколько нервозным: ничего он от Дрокова не получал, зато участвовал в разговоре с Кумариным-Барсуковым. В ходе которого поднималась и тема ПНТ в криминальном контексте. Теперь наблюдатели с нетерпением ждут показаний Вячеслава Дрокова.
Так формируется база для обвинительного приговора: Усатый передавал конверт, а Кумарин вёл разговоры…Убедительно. Тем временем присяжных готовят к обсуждению главной темы. Кому было выгодно устранить Сергея Васильева? Версия следствия звучит несколько странно – Барсуков требовал от владельца ПНТ компенсации за свои вложения в терминал. И что же, сразу автоматный огонь на поражение? При том, что на дворе было не начало 1990-х, а середина 2000-х, и отношения выясняли два респектабельных бизнесмена, а не пара гопников. Ещё убедительнее. Впрочем, среди присяжных первоначально была сотрудница бизнес-системы Васильева. Она бы точно приняла все эти доводы, не окажись отведена защитой.
Есть и другая сторона вопроса. Непосредственно к делу она не относится, но всё же. Владимир Барсуков — инвалид первой группы. Без правой руки, с пулевыми осколками в сердце, после двух инфарктов. В таком состоянии он находится в «Матросской тишине» и защищается в суде. При том, что прессуют обвиняемого даже на медицинском направлении.
Например, отказ в этапировании был обоснован «Выпиской из медицинской карты стационарного больного №1217» за подписью лечащего врача доктора Маслова. Между прочим, тех бумажек было две. Одна, датированная октябрём 2013 года, прямо говорила о возможности переезда железнодорожным транспортом. Вторая, июньская, не содержала прямого запрета. Однако именно летний документ стал основанием для запрета на переезд. Который мог обеспечить подсудимому определённую объективность.
Истина есть вина
Замены следователей и судей, давление на свидетелей, манипулирование медицинскими документами. Пока что подобный набор средств воздействия увидишь не на каждом процессе. Создаётся впечатление, будто против конкретного подсудимого брошена мощь государства. И уже не важно, как зовут этого человека. Система может выбрать жертвой любого.
Тем временем депутат-единоросс Александр Ремезков вносит в Госдуму законопроект об «объективной истине». На законодательном закреплении этого принципа настаивает Следственный комитет в лице Александра Бастрыкина. Смысл в том, что судья получит право сам доказывать, виновен подсудимый или нет. Вне зависимости от выводов следствия и доводов защиты. Из арбитра судья превращается в фигуру уголовного преследования. Приговоры же можно будет обосновывать, не фиксируясь на исследуемых доказательствах. Заодно в пояснительной записке депутат говорит о необходимости ограничения презумпции невиновности. Принцип состязательности сторон объявляется чуждым российской правовой традиции. Процент оправдательных приговоров и так стремится к нулю, но теперь может вообще исчезнуть как понятие.
Освобождение Михаила Ходорковского многих успокоило и расслабило. Но процесс о покушении на Васильева может оказаться не менее значимым, чем в своё время «дело ЮКОСа». Отрабатываются новые методы псевдоправового давления на общество. Значительно более жёсткие, чем десятилетие назад. Соответственно, жёстче могут оказаться и социально-политические последствия.