Звон и голос

Фонд «Общественное мнение» не мог обойти Светлого Воскресенья. Проведён тематический опрос. Почти три четверти россиян – верующие, 62% – православные. 65% доверяют РПЦ. 64% празднуют Пасху. Великий пост соблюдает один из десяти. Показательная цифра. Когда после Февральской революции православные обряды в русской армии стали делом добровольным, процент исполняющих составил те же 10. Из прежних 100. Есть в русском православии прочное ядро традиционной численности.

Постояли со свечами в Храме Христа Спасителя президент РФ и мэр Москвы. Вёл VIP-службу предстоятель РПЦ. Днём ранее вознёс он молитвы светозарного праздника – «о людях, находящихся в зоне военных действий», о «сердцах, опалённых огнём междоусобного конфликта». Помянул «единую Днепровскую купель», пожелал «прочного и справедливого мира». Получилось даже в унисон с самим Евгением Пригожиным – предложившим на Пасху вернуть украинских пленных и вообще объявить об окончании СВО.

Во всяком случае, мобилизовывать прихожан и молиться за здоровье Путина на этот раз патриарх не призывал. О державном миролюбии и прочей геополитике тоже не рассуждал, как год назад: «Ни на кого не нападала, только защищала свои рубежи» – например, в русско-японской войне за контроль над Кореей и Маньчжурией, в итальянско-швейцарском походе Суворова против революционной Франции, в подавлении Венгерской революции ради Франца-Иосифа Габсбурга, коллеги Николая Романова (это уж если оставить за скобками «защиту рубежей» атеистического СССР). Всё-таки всему своё время. В том числе госцерковному слову. Иерархи РПЦ традиционно дисциплинированы, знают, что и когда.

А по ту сторону поздравили с Пасхой украинцев президент Зеленский и генерал Залужный: «Мы сохранили свет. В единстве преодолеем. Надежда принесёт мир».Человек верен себе и Творцу, которого признаёт. Вера есть вера, и Воскресение Христа есть попрание смерти. «Смерть! где твоё жало? Ад! где твоя победа?» Прокатился над Россией колокольный звон – «её древнее украшение, её лучший голос». Миллионы людей обменялись пожеланиями добра. Вознеслись молитвы за мир и за человека. Среди иного прозвучал и призыв молиться за Дарью Трепову, прощённую матерью взорванного «военкора».

Человеку дана свобода воли, люди в ответе за людские дела – из фундаментальных принципов христианства. Дар жизни многообразен. Жизнь меняется. Меняются и церковь, и православие.

«Упущено полувековое прошлое, не говорю – вызволить настоящее, но будущее как спасти? – обращался Александр Солженицын к патриарху Пимену на Крестопоклонной неделе 1972 года. – Сумеем ли мы восстановить в себе хоть некоторые христианские черты или дотеряем до конца, отдадимся расчётам самосохранения и выгоды? Не заставьте думать, что для архипастырей Русской Церкви земная власть выше небесной». И он же через два года писал Третьему собору Русской Зарубежной Церкви: «Может быть нигде на Земле нет сейчас таких переполненных христианских храмов, как в СССР. Чувствуя плечи друг друга, мы утверждаемся против гонений».

Или голос с другого конца, из доноса протоиерея Осипова, будущего флагмана хрущёвской атеистической кампании: «Неписанный, но подлинный актив прихода. Они знают по фамилиям и со всеми анкетными данными постоянных прихожан, кто на что способен. Это сила. Грозная сила. “Сидевший”, “репрессированный”, “бывший”, “дворянка”, “купчиха” – лучшие паспорта на допуск в эту среду и гарантии на её доверие… В ловкости, разложении аппарата, запутывании следов сложная организация церковников может порой поспорить с гангстерскими шайками Америки». Мощнейшее тоталитарное государство реально боялось православной силы. Даже в лице старушек и дошкольников, особо отмеченных Осиповым в качестве опасной среды.

Череда колоритных образов литературы и кино. Сельский учитель математики Евгений Морщихин в тендряковском «Чрезвычайном происшествии». Когда-то комсомольский активист, он осознал подлость антирелигиозных гонений, принял веру и отказался от неё отказаться. «Нашёлся ли среди вас кто-нибудь, который подал голос в защиту?» – спрашивает директор школьников. И слышит с задней парты: «А что тут скрывать, многие защищали». Директору не нравится развязанная активистами травля. Даже секретарю райкома как-то неловко. Учителя увольняют на пороге пенсии – легко ещё отделался. Но он устраивает в своём доме своеобразный религиозно-философский «притон» под охраной энергичного бомжа Ваньки Кучерявого.

Дядя Кузьма из анашенковского «Пока гром не грянет…» просто формирует в сельской глуби молодёжное антисоветское подполье: «Райком, райисполком, райсельпо, райфинотдел ― нагромоздили раёв! Кому там рай, не задумывались? Главки народ в гурты сбивают ― так им командовать проще. А вам, молодым, охота строем ходить? Говорят, мол, вера науке-технике мешает. А мало ли в Европе техники? У каждого мотоцикл. А много ли в Европе верующих? Каждый верит. Как у нас прежде». Тут уже перекличка с Серафимом из «Рождённой революцией» и Серафимой из «Тени исчезают в полдень». А они-то отражали исторически реальных лиц – типа священника Булатникова из сибирского повстанческого отряда.

Это были традиционные ценности. Эта была православная община. Храм и монастырь, деревенский молельный дом, лесной схрон и квартира в пятиэтажке. Он отовсюду услышит.Атеистический гнёт крепил веру. Превращение церкви в идеологический отдел при постсоветской номенклатуре оказалось не менее тяжёлым испытанием. Но и теперь нашлись верующие и священники, отвергшие символику Сталина под крестом. Клерикально-олигархический напор, сатанеющий с дела Pussy Riot, выдвигает фигуры сопротивления в самом православии.

«Чуть ли не мучениками себя выставили. Да кто ж вам поверит теперь!» – писал о «кирилловом стоянии» протиерей Ипатий Барышкин. Оштрафован в Костроме за осуждение братоубийства отец Иоанн Бурдин. Судят по «фейк-статье» в Петербурге иеромонаха Иоанна Курмоярова.

«Её лучший голос» – это тоже слова Солженицына. В этом голосе можно услышать разное. «С нами Бог и народ. Ко мне в Тамбов!» – писал русский повстанец. Согражданам-православным поздравление со светлой Пасхой.

Андрей Фетилин, специально для «В кризис.ру»