Вчера Московский городской суд рассмотрел кассационную жалобу на приговор по второму делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. Судебным решением их виновность подтверждена, но срок наказания сокращён на один год – до 13 лет с отбыванием в исправительной колонии общего режима. В тот же день Amnesty International после длительных колебаний признала всемирно известных жертв басманного и хамовнического правосудия «узниками совести».
Естественно, это вовсе не конец. Будет и апелляция в Верховный суд РФ, и обращение в Европейский суд по правам человек в Страсбурге. Ходорковский давно доказал, что обладает бойцовским характером (уже тем, что вообще оказался лишён свободы) и не склонен к компромиссам. Для его адвокатской команды доказательство неправосудной расправы – дело профессиональной чести. Надо сказать, вопреки известному определению Достоевского о «наёмной совести», защитники Ходорковского и Лебедева очевидно работают не только за гонорар – иначе вряд ли они бы делали много такого, что далеко выходит за рамки оплаченных обязанностей.
Наверное, наименее продуктивны рассуждения о юридических аспектах дела. О политических аспектах и о специфике использования российских судов общей юрисдикции исчерпывающе сказал сам Ходорковский в своей речи в Мосгорсуде. Меньше акцентируются общественные реакции и на фигуру бывшего олигарха и на два процесса, где он был подсудимым.
Для большинства наших сограждан всё это уже не представляет особого интереса и проходит по краю сознания, если вообще фиксируется. Меньшинство, которое хоть как-то реагирует на происходящее, делится на две (численно резко неравные) части. Большинство исходит из убеждения, что Ходорковский должен сидеть просто в силу былого богатства, которое в нашей стране никак не могло быть нажито праведным путем. Такие юридические «мелочи», как обоснованность, логичность и доказанность обвинений, соблюдение законных процедур, уважение к презумпции невиновности и т.д., увы, мало кого интересуют. Своеобразный синтез идей Жозефа Прудона и Глеба Жеглова: «Собственность есть кража, а вор должен сидеть в тюрьме». В этом настроении слились разочарование в результатах двадцатилетних реформ и «реформ», глубоко укорененное в национальной культуре недоверие при одновременной зависти к чужому богатству (как писал Маркс, «зависть есть форма удовлетворения стяжательства»), ощущение «ограбленности» (остатки идеологической фикции об «общенародной» собственности в СССР), традиционный правовой нигилизм.
Меньшинство впадает в другую крайность. Для него Михаил Ходорковский предстаёт не то что невиновным, а просто «белым и пушистым». Всякое сомнение в позиции защиты (да и в абсолютно ангельской природе бизнеса ЮКОСа и МЕНАТЕПа) рассматривается как прислуживание режиму.
Есть совсем небольшая группа циничных реалистов. Их позиция: Ходорковский делал ровно то, что и каждый российский бизнесмен своего времени. Однако в определённый момент повёл себя «не по понятиям», не заметив важных объективных перемен при переходе от девяностых к «нулевым» и переоценив свои силы. За что и несёт наказание — незаконное, но заслуженное.
Легко можно понять сторонников и защитников МБХ – он действительно отличается личной привлекательностью и харизмой, а его поведение все годы после ареста не может не вызывать уважения. Особенно у человека, минимально знакомого с состоянием постсоветских правоохранительных органов, судов и пенитенциарной системы. Это жизненное испытание Ходорковский выдержал с честью. Неизбежные для «олигархического» социального статуса грехи перед обществом он искупил сполна. Многим близки и раздававшиеся из-за решетки взвешенные оценки ситуации в стране, и многие из предложений по её изменению.
И всё же ангелы не занимаются бизнесом. Тем более в России последних двух десятилетий. Не случайна бытующая в этой среде поговорка, содержащая очень небольшую долю шутки: «Не пойман – значит, бизнесмен». Условия, в которых российское предпринимательство развивалось – и, кстати, продолжает развиваться — сажать можно каждого. Выпадает ли чаша сия или судьба отводит её, зависит иногда от случайностей, но гораздо чаще от взаимоотношений с властью. Один умный экономист с административным опытом как-то дал хороший алгоритм, как определять размер бизнеса: «Это четко показывается тем, чиновник какого уровня его может прихлопнуть. Если муниципальный – это малый бизнес, если региональный – средний. Ну а если требуется вмешательство федеральных чиновников или тем паче политиков – это крупный и крупнейший».
Михаил Ходорковский не одинок в своих злоключениях. Он и сам об этом говорит, указывая, что его дело – лишь наиболее громкое из сотен тысяч других «экономических» процессов. Но и при массовости каждое такое «дело» остаётся выборочным, а потому — несправедливым, нарушающим основополагающий правовой принцип равенства перед законом. Выборочное применение закона, перед которым по определению виноваты все – типичный признак полицейского государства. От которого те же два десятилетия пытаемся уйти.
Отсюда значение и символичность фигуры МБХ во всей противоречивости его социальных ролей – олигарха и борца, подсудимого и обвинителя. Человека, который делал бизнес так, как только и можно было его делать в России — то есть отнюдь не чистыми руками. И человека, который искренне, насколько можно судить, попробовал изменить правила игры, чтобы сделать занятие бизнесом менее «стигматизированным», более оправданным в глазах общества. И поплатился, в сущности, именно за это. Потому что от других олигархов его отличает только это последнее обстоятельство.