Мир об этом почти не знает. Республика Эль-Сальвадор постепенно забывает. Но никогда не забудет. Вчера исполнилось 40 лет страшной даты из сальвадорской гражданской войны. 27 декабря 1980 года, Сантьяго-де-Мария – «Резня на кофейной ферме». Погибли девять парней и девушка. Так посчитал нужным человек, которому они сами вручили свою жизнь, чтобы по его приказу нести смерть. Им казалось, что так надо. Что они спасают родину. Это было сделано. Но не ими. Они остались прокляты даже в мученическом конце.
Главными из них были брат с сестрой. Обоим не было двадцати. Его звали Рамиро, её – Дора Алисия. Если тогда и знали их фамилию, сейчас не помнит никто. Не осталось ни одной фотографии. Хватало имён, а узнавали их за милю. Вместе с ними убили ещё восьмерых. Но обо всём по порядку.
В Сальвадоре разгоралась гражданская война. Уже шли жестокие бои в департаменте Морасан. Фронт национального освобождения имени Фарабундо Марти (ФНОФМ) схватился с армией Революционной правительственной хунты. Что бы ни думали о себе первые, воевали они под красным флагом. Среди основателей ФНОФМ был генсек сальвадорской компартии палестинец Шафик Хандаль. В мировом контексте того времени они служили брежневской доктрине «коммунизм неизбежен».
Правящая хунта полковников Абдула Гутьерреса и Арнальдо Махано держалась общедемократических позиций и даже социальных реформ. Христианский демократ Хосе Антонио Моралес Эрлих посылал войска национализировать банки и делить латифундии. Он торопился сделать это без коммунистов, раньше их, вопреки им. Моралес Эрлих был большим революционером, нежели ФНОФМ, и его революция могла нести созидание. Его ненавидели враги и ему не верили свои. А больше никто в хунте не имел ясной программы. ФНОФМ наступал.
Но была и третья сила – жёсткий антикоммунизм в предельной версии ВАКЛ. Эти люди не верили в силу хунты. Только в свою. Бить первыми, иначе сожрёт коммунизм! Союз белых воинов. Ополчение ОРДЕН. Сальвадорское национальное движение. Национальный широкий фронт. Просто «эскадроны смерти». Во всём этом, над всем этим – Роберто д’Обюссон. «Он был создан для Холодной войны и подчинён своей вере. Все, кроме военных и предпринимателей, были для него коммунистами. Переубедить Роберто было невозможно – всё равно, что говорить со стеной», – вспоминает сестра Мариса Мартинес.
Неистового майора окружали разные люди. Капитан Авила, майор Стабен, подполковник Крус, мафиози Редаэлли, менеджер Рампоне, падре Дельгадо, кореш-пилот и орговик-консильери Сагрера, юристы Кальдерон Соль – брат Армандо и сестра Милена… Каждый из этих людей, естественно, был целым миром. Но один совсем уж особенный: Эктор Антонио Регаладо – квалифицированный дантист и отличный стрелок-инструктор. Кличка Доктор или просто Док.
Про него неизвестны толком даже дата и место рождения. Одни говорят, сальвадорский фермер. Другие – кубинский бандит, не поладивший с режимом Кастро. Фотографий тоже нет. Профессиональное умение не светиться. Пользовался уважением как хороший врач-стоматолог. С двух рук попадал в подброшенные монеты. По описаниям – невысокий, сутулый до горбатости. Улыбчивый, интеллигентный в общении. «Выстрелит между глаз и сплюнет на труп», – говорили о нём друзья.
Регаладо был убеждённым ультраправым радикалом. Обладал сильной оперативной хваткой, умел рулить и командовать. Состоял в руководстве эскадрона с длинным названием: Вооружённые силы антикоммунистического освобождения — Война на истребление; в испанской аббревиатуре – ФАЛАНГА. Но майор д’Обюссон держал Дока на дистанции. Круг майора – военные и предприниматели – тем более. Армия, бизнес, политика презирали откровенный криминал, да ещё с садистским налётом в саркастичном прищуре. «Дантист без анестезии» – называли Регаладо циничные сотрудники ЦРУ.
Но дело для него нашлось. Причём такое, где требовался особый талант и заменить было некем. Регаладо взялся за работу с молодёжью и подростками. Свою группировку в городе Сантьяго-де-Мария он назвал точно и скромно: Вооружённые силы Регаладо (ФАР).
Доктор организовывал в антикоммунистические эскадроны сальвадорских скаутов. Именно в этом заключалась «фишка» его организации. Скауты действительно были удачной выбранной средой. Они ведь приучены к определённой дисциплине и романтике совместного служения. Регаладо учил их оперативной тактике, драке, стрельбе, а главное – особой духовности. Педагог был талантливый. Не менее, чем дантист.
Основатель скаутского движения британец Роберт Баден-Пауэлл так раскрывал суть: «Будьте готовы умереть за свою страну, если потребуется; когда настанет момент, выходите из дома с уверенностью и без раздумья о том, убьют вас или нет». Вряд ли уроженец Альбиона подразумевал, что скаутов начнут убивать возле собственного дома. В его эпоху колониальных войн полагалось умирать вдали от родины. Однако эти слова пришлись весьма кстати в Центральной Америке времён «разрядки международной напряжённости». Рамиро с Дорой Алисией, вступив в ФАР, понимали, где находятся, и вряд ли строили долговременные планы.
Окружали их такие же. Например, Луис Оскар Гусман и Хосе Эрнан Торрес Кортес. Гусман в скаутах и ФАР спасся от нищенства. Кортес, среди старших школьников смотревшийся аксакалом, в отличие от тёзки-конкистадора, не имел к дворянству никакого отношения. В 1979 году двадцачетырёхлетний джентльмен промышлял бандитизмом. На этом его и заприметил Регаладо. Приблизил к себе и даже поставил на особое положение.
Задокументированы несколько скаутских имён и кличек оказавшихся в активе ФАР. Исмаэлито Торрес, Антонио Гомес, Аксель Гутьеррес, Эль-Челе Хулио, Роза Элена, Ана Монтано, Мирьям Мата, Оскар Чёрная Задница, Хуан Чанча, Хосе Сальгадо, Джимми Падилья, Бальтасар Паредес. Были в организации и взрослые – например, профессор с «русским» именем Борис Чичахон. Другим старейшиной являлся Оскар Потото, тоже обучавший молодёжь методикам прямого действия.
Большинству упомянутых не исполнилось и восемнадцати лет. Противостояли ровесники левых убеждений. На первых порах «регаладовцы» не убивали. Только били. Но чем дальше, тем чаще очередной захват заложника заканчивался смертным исходом.
Вообще история похожа на типовой советский детектив «Ищи волка». Старый бандит кулацкого происхождения рассказывает следователю: «Я и сам удивился, как эти баранчики пошли. Силы в них много, кровь играет, а иные, наоборот, обиженными от других ребят ходят. Если с умом, что хочешь лепи! Нашёлся пацан дельный, над ребятами власть имеет, ищет себе хозяина. Через должок к себе привязал. Велел новеньких ребятишек подыскивать и вводить в наше общество. И сам я с ребят глаз не спускал… Отца с братьями чекисты до войны порешили, а я до семидесятого прожил. Оставил память на долгие годы. Не жалею!»
Итак, группа скаутов Сантьяго-де-Марии присягнула Доктору Эктору. И его делу – освобождению Сальвадора от коммунизма. «Партия сказала: надо – комсомол ответил: есть!»
«Мы прошлись по всему восточному региону. По всем подрывным элементам. Вытаскивали их из домов и убивали. Потому что они были врагами страны», – вспоминал Торрес Кортес. Но в «подрывные элементы», они же «иностранные агенты», Регаладо записывал не только коммунистических боевиков. Чаще – «красных профессоров», левых студентов, профсоюзных активистов. Именно эти категории считались особо опасными. Большой военной силы в 1980 году партизаны ФНОФМ ещё не набрали. Главным их ресурсом были легальные левые организации. На которые и делался основной расчёт в планах переворота. И далеко не всегда эти организации были совсем уж мирными.
Но и сторонники мирного диалога попадали в смертоносные «списки Дока». В том числе священники, иезуиты (которых особенно ненавидел майор-«якобинец» с его французскими корнями), деятели католической общественности. Понятно же, что коммунисты и фарабундомартисты не слушают проповедей мира. Значит, к кому они обращены? Только к сальвадорским солдатам. Для чего? Чтобы сложили оружие. Всё ясно.
Архиепископа Сан-Сальвадорского Оскара Арнульфо Ромеро убили не ФАР. Это сделали другие ультраправые. Хотя версия причастности Регаладо держится упорно. По данным следствия, он заведовал транспортировкой киллеров. Так или иначе, к тому времени его уже прозвали ещё и Доктор Смерть.
Убивали по-разному. Бригада Торреса Кортеса на окраине города останавливает автобус, выводит левую активистку Соню Гуадалупе и расстреливает на глазах остальных пассажиров. В другой раз машину профсоюзного вожака обстреливают из засады. Бригада Паредеса устраивает бойню прямо в церкви Кальварио. Профилактически зачищали собственные ряды – так погибла Мирьям Мата, ни в чём не провинившаяся ни перед собратьями, ни перед самим Доком.
Но особое рвение в зверствах оставалось за братом с сестрой. Рамиро и Дора Алисия обычно держались вместе и всегда при оружии. Весь город знал: они способны застрелить за искоса брошенный взгляд (и если бы только застрелить). Парня по фамилии Пейнета долго достреливали на пыльной дороге, пока у обоих не кончились патроны. После этого многие просто перестали смотреть им в глаза. Но это не всегда помогало. Были ночи, когда кровавая пара расправлялась с тремя-четырьмя. Восемь убийств задокументированы в точности. «Сальвадору не нужен был Джек Потрошитель. Вместо него были ФАР, Рамиро и Дора Алисия», – вспоминают в Сантьяго-де-Марии.
Было ли в них нечто человеческое? Какие-то чувства, кроме садистской жестокости? Наверное. Друг к другу – точно. Когда они вместе неторопливо возвращались домой по девственно пустой улице (после трудной ночи), картинка имела черты идиллии. Неподдельной была и преданность Доку. Не только у этой своеобразной четы.
Культ Доктора Эктора был частью идеологии ФАР. Эти подростки, юноши и девушки не просто верили Регаладо – они верили в Регаладо. Как более ни в кого. За Дока, для Дока каждый готов был на всё. Даже отвратительный садизм порождался комплексами малолеток-«повторюшек». Фанатевших от взрослого вожака, рвавшихся походить на него. И преступник отлично знал силу своей харизмы. Ещё более – харизмы своего ордена.
Трагичная история. Для всех.
Была ещё большая идея: спасаем Сальвадор! Больше спасти некому, хотя само название страны переводится: Спаситель. Есть солдаты, которые сражаются на поле боя, а не из-за угла. Есть предприниматели, менеджеры, рабочие, крестьяне – создающие новую материю. Есть политики и активисты, меняющие общественную ткань. Есть, наконец, боевики майора, выжигающие вооружённое коммунистическое подполье. Нет, для ФАР всё не то. Только Док знает верный путь.
Регаладо объяснял своим скаутам на специальных тренингах: стране грозит коммунизм. Это подручный Сатаны. С таким врагом нет ничего запрещённого. Кроме одного: запрещено не стрелять. Если надо, то даже в храме. Так велит вера. Так диктует истина.
Из всего вышесказанного напрашивается безрадостный вывод. Можно предположить, что работали в ФАР конченые подонки, ненавидимые всей страной. Но реальная ситуация отличалась от «чёрно-белой» дихотомии.
Регаладо не был бизнесменом. Своих денег на финансирование организации ему неоткуда было взять. Предположим, оружием, боеприпасами, а когда надо инструкциями снабжали знакомые офицеры армии и Нацгвардии. Но расходы не покрывались. Требовались дополнительные средства. И они поступили. Не от властей, а от частных землевладельцев департамента Усулутан.
Латифундисты, замкнутые в клещи призраками партизанской экспроприации и аграрной реформы Моралеса Эрлиха, забивали скот, запахивали поля, переправляли инвентарь на заграничные запасные площадки, в свои гватемальские имения. У них были свои резоны. «У меня был проект производства молочной продукции, сыров, кремов. Но случилась аграрная реформа, и всё было кончено», – так оценивала экономическую ситуацию хозяйка крупного агропредприятия Глория Сальгеро Гросс. Её имение разорили не ФНОФМ, а правительственные войска. Как и хотел Моралес Эрлих – раньше коммунистов.
Сеньора Глория вступила к майору д’Обюссону. Другие могли поступать и иначе. Например, финансировать Регаладо с его вооружёнными силами. Но не только помещики. Немало сальвадорских крестьян хотели не передела земли, а защиты своих участков. Чтобы заниматься сельским хозяйством без опасений за свою жизнь и собственность. Доктор брался обеспечить охрану от коммунистических герильерос. И латифундистам, и фермерам-середнякам. Вторых, разумеется, было больше, хотя платы от них меньше. Это создавало проблемы, ибо постепенно Регаладо перестал соглашаться меньше, чем на сотню баксов в час.
Кофейные и хлопковые плантации в окрестностях Сантьяго-де-Марии получили надёжное прикрытие. Скауты ФАР были хорошо обучены и дисциплинированы. Регаладо с благодарностью зауважали. Но криминальная натура Дока быстро взяла своё. В имения начались телефонные звонки. Абоненты представлялись партизанами и грозили сжечь-расстрелять. Если кто из хозяев не верил, пожар со стрельбой действительно вскоре начинался. Торресу Кортесу не влом было вспомнить рэкетирские навыки. Бизнес охраны от самого себя превратился в доходную статью ФАР и лично доктора Регаладо.
Убийство монсеньора Ромеро 24 марта 1980-го резко изменило ситуацию. Правительственная хунта, и раньше-то нетерпимая к отмороженным ультра, сочла, что достигнут предел. Дальше уже переворот, но не коммунистический, а фашистский. 7 мая были арестованы майор д’Обюссон с ближайшими соратниками. Регаладо успел бежать в Гватемалу.
Там он, кстати, тоже не терял времени – наладил оперативные связи с «Белой рукой» Сандоваля Аларкона и Сисньеги Отеро, установил контакт с первыми никарагуанскими контрас из Легиона 15 сентября сомосовского офицера Рикардо Лау Кастильо. Но возврат в Сальвадор стал очень проблематичен. Д’Обюссона с его ближайшими освободили, но и то при больших проблемах. Регаладо же как никто другой годился для показательного процесса, окорачивающего ультраправых.
Ребята из ФАР – известные всей округе – превращались в опасных свидетелей. Особенно актив первого ряда, которые знали всё. Исключение Док решил сделать для относительно взрослого Торреса Кортеса. Его он специально отправил в столицу Сан-Сальвадор и поручил связь с военными и нацгвардейцами. Ещё один, по кличке Хорхе, догадался заранее свалить туда же. Остальные пришли к раннему концу.
Сожалел ли Эктор Регаладо о том, что задумал? Очень может быть. «Стиснет горькая печаль горло конокрада: кабы знал, так не венчал он сестру и брата».
Тренировочный лагерь ФАР располагался на кофейной ферме Самур близ Сантьяго-де-Марии. Отец Луиса Оскара Гусмана вспоминал, как в конце декабря посыльный от Доктора передал распоряжение – всем туда. Это касалось десятерых, в том числе Рамиро и Доры Алисии. 27 декабря 1980-го они собрались там в ожидании приказа. Тем временем тот же посыльный (имени история не сохранила) позвонил в местный армейский штаб: «На ферме укрылись подрывные элементы!» Да, теперь так назвали их самих… Военные восприняли эти слова с полной серьёзностью. Правые боевики – конечно, не левые партизаны, но большой разницы между ними офицеры не усматривали. Те и другие подрывают, однозначно. А тут ещё пацанва этого бандита!..
Военные окружили ферму. Все, кто там находился, были взяты в плен. Некоторое время ушло на выяснение личностей. После чего десятерых расстреляли. Долго ходили слухи, будто Рамиро и Дора Алисия подверглись тому же, чему подвергали других.
«В мире Абсолюта все, включая Рамиро и Дору Алисию, пребывают на небесах. Но зная их историю, трудно объяснить, почему они не в аду. Только из всеобщей любви Всевышнего; иных нет причин» (Мауро Мата, «Сальвадорские бобы»).
Заметим, что правозащитники не обратили внимания на гибель «роковой десятки». Ультраправые отморозки не были им интересны. Но город Сантьяго-де-Мария долго отходил от шока. Каковы бы ни были погибшие…
«Воспоминания об этом дне всё ещё страшат город» – год за годом сообщали иностранные корреспонденты. «Все знали, что происходит, но мы держали рот на замке», – говорил Гусман-отец. 27/12/80 навсегда стало самой трагичной датой жизни сотен, если не тысяч людей.
Через год с небольшим после резни на кофейной ферме Эктор Антонио Регаладо вернулся в Сальвадор. Судьбы актива ФАР никто уже не вспоминал. Война шла на полных оборотах, старое поминать было некогда. Как в той же «Цыганской легенде»: «Шито-крыто, решено: всё, что было – шалость».
Роберто д’Обюссона избрали председателем Конституционной ассамблеи. «Сожгу их напалмом», – первые слова майора на конституционном посту. Доктора Регаладо он назначил начальником службы безопасности Ассамблеи.
Конституционная секьюрити превратилась в очередной «эскадрон» из сорока человек. «Каждую ночь они по приказу Регаладо, брали оружие со склада на втором этаже здания и шли на улицы», – рассказывал на условиях анонимности один из телохранителей д’Обюссона. Громили не только городских «красных» (хотя в основном конечно их). Регаладо вышел на американское ДЕА и взял подряд на зачистку сан-сальвадорской наркомафии. Формально в качестве инструктора по стрельбе. Фактически гораздо шире, до нулевых вариантов.
При себе Док держал по старой памяти Торреса Кортеса и Хорхе. «Настоящие крёстные отцы дали нам деньги, оружие, одежду, обувь и носки» – захлёбывался от восторга Торрес Кортес, перешедший от быта провинциального разбойника к столичному стилю жизни. А вот Хорхе босса подвёл: много чего рассказал полиции и прессе. Впрочем, и Эрнан со временем перестал тормозить: «Мы боялись убивать. Но должны были выполнять свою миссию. Иначе Док убил бы нас».
Время шло. Военно-политический процесс входил в определённые рамки. Правительственная армия укрепилась, и уже не нуждалась в поддержке гражданских идейных добровольцев. В 1984 году майор д’Обюссон проиграл президентские выборы. К власти пришёл христианский демократ Хосе Наполеон Дуарте. Мэром Сан-Сальвадора стал Моралес Эрлих, ненавидевший ультраправые «эскадроны», пожалуй, сильнее, чем врагов из ФНОФМ. Началось пристальное расследование убийства архиепископа Ромеро.
В поле обвинение попал и Регаладо. Привлечь его не удалось, на это улик не хватило. Но вывести из серьёзной игры получилось. А после гражданской войны, когда «коммунисты» ФНОФМ сделались социал-демократами, а «фашисты» д’Обюссона национал-консерваторами – Доку точно стало нечего делать в Сальвадоре. Это майор мог позиционироваться как демократический политик: «Побеждали в бою – научимся побеждать и в парламенте!» Но не Доктор Смерть.
Роберто д’Обюссон умер практически сразу, как окончилась война. Эктор Антонио Регаладо скоро тридцать лет живёт в Гватемале. Не лучшая судьба для ветерана антикоммунистического сопротивления – лениво отбрехиваться от обвинений в преступлениях той поры. Смерть архиепископа. Расправы над инакомыслящими. Убийство беззаветно верных, которых он предал, спасая свою шкуру.
Жизнь в Сальвадоре стала иной. Гражданская война убила 75 тысяч, разрушила хозяйство, но социально и политически преобразовала страну. Аграрная реформа состоялась, и майор д’Обюссон не стал мешать (он ведь понимал нужды Сальвадора). Латифундизм превратился в современный динамичный бизнес. Утвердилась демократическая система, тридцать лет ФНОФМ и Националистический республиканский альянс (АРЕНА) сменялись у власти без попыток закрепиться навсегда и уничтожить друг друга.
А на прошлогодних выборах те и другие вдруг потерпели поражение. Избрав Найиба Букеле, выдвиженца «поколения Зе», сальвадорцы отвергли обе силы связанные с гражданской войной. На него возложили решение двух главных проблем страны – бешеного криминала и разнузданной коррупции.
Так или иначе, это другая реальность. Не та, что сорок лет назад. И непреходящее имя Сальвадора – Оскар Арнульфо Ромеро.
Сальвадорская «гражданка» прекратилась практически сразу после падения КПСС и исчезновения СССР. И не надо думать, будто только ультраправые эскадроны наводили ужас на страну. Коммунистическая партизанщина и подполье не особенно в этом отстали. За ними свой кровавый мартиролог, написанный не только на фронте. Убивали бизнесменов, правых активистов, землевладельцев и консервативных крестьян. С другой стороны, имели своих спонсоров-помещиков. При желании можно отзеркалить.
Доктор Регаладо мог существовать только в контексте мировой коммунистической экспансии. Он не возник бы иначе. Если бы и возник, был бы остановлен гораздо раньше. Мир и свобода пришли бы без него. Да и при нём другие силы выводили страну из бойни, отстраивали заново – и правые, и левые. «Один из тех, кто привёл нас к демократии. Очень многие сальвадорцы любили и уважали этого человека», – говорил первый послевоенный президент Альфредо Кристиани о Роберто д’Обюссоне. О Доке так не скажут. О тех, кто остался на кофейной ферме, уже вряд ли и вспомнят.
А зря. Это тоже важно. Хотя бы затем, чтобы никто не мог повторить.
Михаил Кедрин, специально для «В кризис.ру»