Позавчера мир отметил 50-летие чилийского 11 сентября. Радикальные антимарксисты праздновали юбилей своей революции. Консерваторы и либертарианцы вспоминали свою победу. Коммунисты и левые, либералы и правозащитники отдавали долг печальной памяти. 11 сентября 1973 года – знаковый день, всемирно-историческая дата. Все сказали всё. Но немногие вспомнят дату сегодняшнюю. Тоже 50-летие: 13 сентября 1973 года. Националистический фронт «Родина и свобода» – Patria y Libertad.

Обычно молодые парни и девушки. Автоматические винтовки и нунчаки. Дедовские дробовики и дуэльные пистолеты позапрошлого ныне века. Белые рубашки и рабочие каски. На флаге паук, похожий на свастику. Образы Хосе Антонио Примо де Риверы и Девы Кармен Чилийской. «Рвёт свобода цепи, Родина зовёт. Поднят взор, открыто сердце, ветер развевает флаг. Даже смерть не остановит нас», – пели они свой гимн. «Бандиты из террористической организации “Родина и свобода”», – называли их дикторы советского телевидения. Но и то как-то запинались, когда произносили название.

Смерть их не остановила. Альенде тоже. Остановил генерал Пиночет. Которого они вели к власти. В своей борьбе за чилийский народ и корпоративную демократию. Против коммунистической диктатуры «предателей-марксистов» (тоже слова из гимна). Ровно полвека назад, через день после победы, «Родина и свобода» была распущена. Их нечасто вспоминают в Чили. Совсем редко вне Чили. Эту несправедливость надо исправить. Уж для России-то «Родина и свобода» точно актуальнее Пиночета. Не говоря об Альенде.4 сентября 1970 года на президентских выборах в Чили победил Сальвадор Альенде. Кандидат Социалистической партии и левого блока Народное единство, включавшего коммунистов. Первый в мировой истории марксист, пришедший к власти демократическим путём. Победа Альенде не была триумфальной, он набрал немногим более трети голосов и лишь слегка опередил правого соперника Хорхе Алессандри. Итоги выборов утверждал парламент. При ином депутатском раскладе могло повернуться иначе. Но депутаты-левоцентристы от Христианско-демократической партии проголосовали за Альенде. 3 ноября 1970-го на марксиста-социалиста надели президентскую ленту.

Половина страны ликовала. Но многие ярились. Многие хмуро молчали. Некоторые даже плакали.

Разъярённые быстро очухались. Не прошло двух недель с 4 сентября, как собрался в Сантьяго Гражданский комитет «Родина и свобода». Собрал этих людей 32-летний адвокат-цивилист Пабло Родригес. Сын экс-министра образования – философа-самоубийцы. Крепкий профессионал, состоятельный юрист.

В юности Родригес примыкал к леворадикалам. Побывал даже троцкистом. Его привлекал штурм неба, пафос преобразования. Он был гуманистом в исконном значении культа человеческой деятельности. Но Родригес хорошо изучил историю социалистического движения. И закономерно проникся ненавистью – сначала к сталинизму, потом к коммунизму вообще. Свой идеал мятежного человека он нашёл в иных источниках – чилийском национал-патриотизме, испанском фалангизме (не путать с франкизмом), итальянском раннем фашизме. «Живи рискуя!»

Родригесовский комитет ставил довольно скромную задачу: помешать утверждению Альенде в Национальном конгрессе. Родригес знал в Сантьяго многих политиков и депутатов, считал себя в силах вмешаться в парламентский процесс. Но этого не удалось. Не прошло полугода, как более-менее прояснился курс «товарища президента».Повышение зарплат, бесплатное молоко, масштабное жилищное строительство, врачи в глухих деревнях – не выдумки пропаганды. Всё это было, и немало чилийцев по сей день благодарны Альенде. Но соцпрограммы не вытаскиваются фокусником из шляпы. Правительство Альенде запустило каток национализаций и всеохватных государственных директив. Непрестанное влезание чиновников и «народных» общественников парализовало бизнес. Молниеносно вырос многоэтажный бюрократический аппарат с собственной распределительной сетью. Дефицит опустошил легальную торговлю, взлёт чёрнорыночных цен обессмыслил рост зарплат. Работа превратилась в «битву трудящихся за производство» и «борьбу за повышение классового сознания трудящихся». Вознёсся ещё один аппарат – идеолого-пропагандистский.

Массовое недовольство с математической неумолимостью включило карательные механизмы. В системе МВД, которое возглавил президентский сподвижник Хайме Суарес Бастидас, появилась Полиция политических расследований (PPI). Тюремно-жандармскую службу (SPC) подхватил и разгроздил коммунист Литтре Кирога. В особую спецслужбу развилась Личная группа друзей (GAP) – обученная на Кубе охрана Альенде. Командовал GAP не социалист и даже не коммунист (кстати, чилийские социалисты были тогда пожёстче коммунистов). Будущий бизнесмен-миллионер Макс Марамбио состоял в MIR – Левом революционном движении, соединившем радикальные версии ленинизма, троцкизма и маоизма. Формально «миристы» даже не входили в «Народное единство». Но отвели себе роль силового и идеологического авангарда, главных учителей жизни.

«Народное единство» не сомневалось, что пришло навсегда. В силу своей народности и единственности. Последующие рассказы о неуклонной приверженности Альенде демократическим принципам, конечно, интересны. Но проводимая политика свидетельствовала об иных намерениях энергичного номенклатурного класса, стоявшего за его спиной. А когда делается заявка на несменяемость власти, происходит описанное в очерке о советской наркомании: «Каковы бы ни были побудительные мотивы первого укола, кончается всё совершенно одинаково».

Путина привыкли сравнивать с Пиночетом. Ну а если разорвать шаблон? Первые годы путинского правления иногда называют «временем надежд на прогресс». Как альендевское начало, радостные волны митинговых танцев. Но очень скоро чилийские марксисты могли бы заметить, что не справляются с функцией организаторов производства – по Марксу это приговор. Однако «народно-социалистическая» номенклатура также не желала уходить, как державно-духоскрепная.

Всегда возникает и сопротивление. С которым нельзя совладать.1 апреля 1971 года. До установочного визита Фиделя Кастро в Чили ещё восемь месяцев. (Это событие считается рубежным – дальше покатило без обиняков.) Но правые и особенно ультраправые уже твёрдо решили сопротивляться. Тысячи militantes собираются в Сантьяго на стадионе Натаниэль (если что, этот не тот стадион).

Выступает Пабло Родригес. Отличный оратор недаром увлекался наследием Троцкого. «Марксистскую тиранию способна сокрушить только боевая организация!» Такая организация создаётся тут же, на месте: Националистический фронт «Родина и свобода». Кратко – PyL. Как говорил лидер советской Оттепели: «Цели определены, задачи поставлены, за работу товарищи!»

«Доктрину наших действий можно изложить в шести пунктах, – писал Родригес в “Националистическом манифесте”. Интегральное государство и общество, сплочённое национальными ценностями. Авторитетное правительство, восстанавливающее принцип порядка. Коллективная ответственность и социальная дисциплина народа. Молодёжная программа в национальном проекте и государственном строительстве. Социальная рыночная экономика, основанная на инициативе трудящихся, рабочее участие в собственности, конкуренция без монополий. Функциональная демократия синдикатов и организаций вместо традиционных партий, включающая каждого чилийца в политику и управление государством». Далее – резюме: «“Родина и свобода” есть националистический, корпоративистский, антикоммунистический, антикапиталистический, антиимпериалистический революционный фронт».

По правде говоря, комментариев всё это не требует. «Природные индивидуалисты, добрые потомки испанцев». Родина и свобода – единое понятие, и в этом особая суть.

Но посмотрим, как было дальше. Прежде всего – кто были эти люди?

Пабло Родригес, Национальный Хефе организации, был не чужд самолюбованию и склонен преувеличивать успехи. Это касалось и численности. Он не только заверял других, но и убедил себя, будто в PyL сплотились двенадцать тысяч человек (на десять миллионов чилийцев). «Тысяча, Пабло», – уважительно, но однозначно поправлял секретарь по пропаганде Мануэль Фуэнтес Вендлинг. «Да нас только в Сантьяго двести-триста!» – кричал Родригес. «Шестьдесят три, Пабло», – уточнял Фуэнтес Вендлинг.

Подавляющее большинство – молодёжь от семнадцати до двадцати семи. Реже до тридцати пяти. В основном средний класс. Предприниматели и менеджеры. Служащие частных компаний. Самозанятые – торговцы, ремесленники, транспортники. Инженеры и техники. Журналисты и юристы. Студенты и старшеклассники. Встречались рабочие и крестьяне-единоличники. Но значительно реже: представители этих классов, если придерживались правых взглядов, обычно предпочитали традиционные партии – Национальную или Христианско-демократическую. Видную роль на местах играли активисты региональных сообществ. Особенно на юге, среди арауканских индейцев-мапуче.

Не обходилось, конечно, без носителей идеологии АУЕ, запрещённой и в РФ, и в Чили, да и вообще везде.  Такие нигде не пройдут мимо ультрарадикальной группировки. Эти ребята не особенно приветствовались в PyL – слишком много было в руководстве юристов и состоятельных собственников. Но если пацанва показывала себя с нужной стороны, то отчего же.

Ещё один момент: как привить людям дисциплину. Самое элементарное – униформировать. Активисты PyL носили белые рубашки и чёрные брюки, закатывали рукава, надевали рабочие каски. Символ заимствовали у мапуче: Великий Потоп, великое столкновение двух непримиримых субстанций – воды и земли, конца и начала, начала и конца, хорошего (Тренг-тренг) и плохого (Каи-каи). А в центре – треугольник, знак человека.

Короче, сложно в объяснении. Зато просто на вид: чёрный контур то ли паука, то ли двух сплетённых змей. Цельный ромб в центре – национальное единение. Разорванные оковы по краям – марксизм слева, капитализм справа. Получилось очень похоже на свастику. Неутомимый жур Фуэнтес, которого задолбали эти упрёки, долго потом искал: кто нарисовал такое первым?! Нашёл в 1978 году. Но создатель полотна попросил не называть его имени. Он уже служил карабинером, мало ли что.Вторым человеком «Родины и свободы» – и первым по революционной части – был генеральный секретарь Роберто Тиеме. Немецкого происхождения, сын заводского рабочего. Его отец Вальтер состоял в НСДАП и работал на абвер. Роберто не исполнилось года, когда Вальтера арестовали за шпионаж в пользу Германии.

Тиеме-младший придерживался иных взглядов. Нацистский жестокий педантизм, насилие ради насилия были не по нему. То ли дело бесшабашная испано-латинская романтика фалангистов. Он вполне состоялся в бизнесе, даже более чем. Ему ещё не исполнилось тридцати, когда работа в мебельной компании приносила полмиллиона в месяц. Долларов, не песо. Фирменной мебелью обставлялось здание Национального конгресса и президентский дворец Ла-Монеда. Собственный дом, автомобиль, самолёт. И напряжённый поиск – как бы отдать национальной революции свои деньги и самого себя?

Функционал Роберто в PyL определился мгновенно: оперативно-боевые подразделения. Вот куда можно было ухайдакать деньги в немыслимых объёмах . И тем оправдать собственное богатство. Вокруг фанатичного генсека Роберто сложился оперштаб. Лидер молодёжки PyL, по совместительству кузен генсека Эрнесто Миллер. Боевики-бригадиры Джон Шеффер и Мигель Сесса. Два офицера, морской и сухопутный – брат-моряк Энрике Арансибиа Клавель с сестрой-пехотинкой Патрисией. Они получили от Хефе полномочия привлекать кого считают нужным, самостоятельно планировать операции и осуществлять от имени Фронта. Только денег по возможности не просить. Но этого Тиеме и близко не собирался.

Пропаганду курировал, как уже сказано, профессиональный журналист Мануэль Фуэнтес Вендлинг. Он был мастером настроя на волну аудитории. «Коммунизм – голод и ненависть!» – чеканили его прокламации в городских кварталах. «Дева Кармен, покровительница Чили, зовёт нас на борьбу с коммунизмом!» – читали деревенские жители. «Почему революционеры обязательно должны быть левыми?» – риторически спрашивал Фуэнтес.

Формулировать идеологию PyL брался юрист Хайме Гусман. Ревностный католик – что вообще-то не было так уж характерно для раскованной молодёжи PyL. Знаток католического социального учения, корпоративно-солидаристских теорий, испано-франкистской практики. Юрист Эдуардо Диас Эррера, бывший христианский демократ, работал с индейцами. Владелец строительной компании Эдуардо Бётч и студент Бернардо Матте, сын магната-леспромышленника, лоббировали интересы крупного капитала. Активисты постарше – фермер Виктор Кармине Зуньига, депутат Энрике Кампос Менендес держали связь с парламентскими оппозиционерами.

Умудрённая писательница Хисела Сильва Энсина и девушка-социолог Мария Хасмури курировали Женский фронт PyL. Вообще, по воспоминаниям того же Фуэнтеса Вендлинга, оба слова в названии организации не зря были женского рода. Поддержка домохозяек и горничных, продавщиц и официанток, парикмахерш и маникюрш, студенток и школьниц создавала крепчайшую опорную сеть. По сей день «бандиты-террористы» благодарны Коллективной Деве: «Мы бы ничего не смогли без нашей чилийской женщины». Активистки PyL – белая блузка, чёрная юбка и обязательно каска – были первыми на уличных акциях. Хотя парни старались посылать их на неопасные дела. Например, на бесплатную раздачу газет.

Впрочем, разные девы встречались. Но об этом ниже.«Если в семьдесят шестом году пройдут выборы, марксисты получат восемьдесят процентов, – сказал однажды Родригес. – Поэтому надо действовать до семьдесят шестого года». Эти слова стали известны аж в СССР. Агитпроп их буквально смаковал – вот, мол, какой запредельный цинизм. Но Родригес имел в виду не то, что ему приписывалось. Просто он знал, как проходят «выборы» в том же СССР. Или на Кубе. А уж мы-то и сейчас можем и поближе посмотреть. Хоть тут не марксисты вроде.

Формально правительство Альенде держалось в рамках законности. Но эти рамки раздвигались с каждым днём и применялись всё более творчески. Боевики MIR напропалую национализировали-коллективизировали, подавляли «контрреволюцию». Доставалось от них даже социалистам и коммунистам, не говоря о правых. Но в этих случаях Альенде действительно проявлял высокую гуманность. С высоты времени представляется, что левацких беспредельщиков использовали как «ледокол революции» респектабельные товарищи из правительственных кабинетов.

В таких условиях правооппозиционный легализм означал неминуемый крах. Выборные процедуры, парламентские дискуссии теряли актуальность. PyL предложила стране другой путь. Ценой собственного раскола.

Силовик Тиеме и его штаб ставили на вооружённую борьбу. Идеолог Гусман настаивал на мирном протесте. Уличном, активном – но мирном. В крайнем случае обороняться сцепкой – но никаких нападений, взрывов и поджогов. Никакого оружия. Никакого насилия. «Мы не должны опускаться до их уровня» – тоже знакомая аргументация. Финансист Бётч поддержал Гусмана. Закономерно: большие деньги играют по правилам. И потому в ситуациях предельной жести оказываются бесполезны. В отличие от денег Тиеме, просовываемых под столом.

Разделение пролегло и по идеологическому признаку. На стороне Тиеме оказались крайние национал-фалангисты. Если уж откровенно – неофашисты. Сторону Гусмана приняли синдикалисты-гремиалисты. Сторонники опоры на традиционные гремиос – чилийские профсоюзы, общественные ассоциации, муниципалитеты. Теория и практика заклинились на конкретике.

Решающее слово, как и во всём, принадлежало Родригесу. Верховный Хефе нашёл-таки соломоново решение. Он отказал Тиеме в официальном учреждении военного крыла PyL. Но оставил в силе прежнее разрешение действовать по обстоятельствам. Идейно он был ближе к Роберто, чем к Хайме. Но его очень уж волновало, как он выглядит со стороны.Гусман, поначалу успокоенный, быстро понял, что его обвели. Сдержанно, но однозначно, он сообщил товарищам, что об этом думает, и вышел из PyL. За ним последовал Бётч. Со временем Гусман стал правовым советником хунты, одним из авторов «пиночетовской Конституции», Которая с некоторыми коррективами действует в Чили сегодня. После восстановления демократии на первых же выборах Гусман избрался в сенат. 1 апреля 1991 года – так совпало, что в двадцатилетний юбилей PyL – его расстреляли уцелевшие леваки. Будем считать, в благодарность.

«Родина и свобода» сумела создать в Чили антимарксистское партизанское движение. Но не стоит преувеличивать его роль и масштаб. Крупные силовые акции проводились не так уж часто. Основная деятельность PyL состояла в агитации и демонстрации. Вещало радио Liberación, пятитысячным тиражом расходилась газета Patria y Libertad, предоставляла эфир крупная консервативная радиостанция Agricultura. Стены покрывались антиправительственными граффити. Группы уличных художников приравнивались к боевым отрядам.

Не забудем – в те времена слово и картина воспринимались иначе, нежели ныне. Они реально являли собой дела. Не теперешний электротроллинг.

Внушительны были уличные марши PyL. Строй чёрно-белых силуэтов в касках: «Вперёд, националисты! К новому рассвету! Уничтожим ненависть любовью! Чили – лучшую судьбу!» Регулярно происходили массовые драки с «миристами». Публичные акции были не только самоцелью, но эффективным методом социального укоренения.

Сформировались двенадцать региональных отделений, выстроенных в военизированным формате. С командиром-хефе и боевой опергруппой. Возникла собственная спецслужба, перехватывающая полицейские переговоры («Надо срочно связаться с товарищем президентом. Трудности на допросе. – Товарищ президент отдыхает, просил не соединять»).

Революционеры справа активно участвовали в борьбе пролетариата. Не только булыжной. Видным активистом PyL был профсоюзный титан Леон Виларин – лидер Национальной конфедерации владельцев грузовиков. Корпоративный профсоюз-гремио организовал грандиозную полумиллионную забастовку – от водителей и шахтёров до врачей и актёров – сотрясшую режим «Народного единства».

Пабло Родригес обретал черты подлинного вождя. Соратники замечали за ним даже не харизму – какую-то магнетическую энергетику. Но встречались в PyL кадры, рядом с которыми даже Хефе казался рациональным сухарём.Осенним днём 1971-го к редактору Фуэнтесу Вендлингу зашла невысокая женщина в джинсах и чёрной куртке. «Я буду у вас работать. С Пабло уже поговорила. – А что вы умеете в прессе? – Городские очерки. Но не это главное. На улице мой муж. Химик и электронщик». Мариана Кальехас действительно была талантливой писательницей. Её муж Майкл Таунли действительно был технарём-самородком. И действительно ждал на улице. Под дверью.

«Пара умалишённых» называл эту чету Пабло Родригес. Но ценил на вес золота.

Мариана Инес Кальехас, чистокровная чилийка, в юности хотела быть еврейкой. Прониклась социалистическим сионизмом. Жила в Израиле, работала в киббуце и мошаве, несла патрульную службу с винтовкой в руках. Потом уехала в США, крутилась официанткой. Вернулась в Чили, стала писать рассказы о бедных евреях. Сделала себе имя, близко сошлась с богемой. Вышла замуж за американца Майкла, уехала с ним во Флориду. Состояла в левацких движениях против Вьетнамской войны и за легализацию марихуаны. Насмотревшись, стала антикоммунисткой. И снова вернулась на родину. Теперь для борьбы.

Майкл Вернон Таунли был сыном директора чилийского филиала «Форда». И отец, и сын числились внештатниками в картотеках ЦРУ. На десять лет моложе жены, простодушный Майкл был влюблён в неё до фантасмагории. Как во вторую мать, которую ставил выше первой. Непосредственный начальник Фуэнтес Вендлинг просекал обоих: «Ею двигали невменяемый фанатизм, тяга к адреналину, извращённая страсть к приключениям. А гринго вёлся за ней как на верёвочке. Рядом с женой он не был отдельной личностью».

Придёт время, и чета обустроит семейный очаг в жутком доме Ло-Курро, на базе пиночетовской тайной полиции. «В “новой Чили” эта семья являла идеал». По ночам Майкл будет спускаться к дежурной смене: постарайтесь, чтобы без криков – Мариана пишет, дети спят… Но в годы PyL до этого было ещё далеко.

Соратники старались не ездить с Таунли в общественном транспорте: под курткой СВУ, сам, инфантильно улыбаясь, поигрывает проводами. Квартира всегда вверх дном. Фуэнтес по поручению Родригеса пришёл делать внушение. Сел на какую-то тумбу. И тут же слышит от Майкла: «Мы можем легко убить Альенде. Вот чертёж. Правда, взлетит вся улица. – Да где ты возьмёшь столько динамита?! – Ха-ха-ха! Ты на нём сидишь». Редактор уже спрыгивал с лестницы, а Мариана всё кричала вслед: «Тряпки! Я поговорю с Пабло!»

Фуэнтес спросил Хефе: «Что делать?» Родригес не замедлил с ответом: «Не знаю. Ты её на работу принимал».

И всё же обойтись без «сумасшедшей пары» уже не удавалось. Муж – незаменимый техник, жена – непревзойдённый агитатор. «Волшебство», – сказал Родригес, услышав первый эфир Liberación. Станцию сделал Таунли из материалов, частично найденных на помойке, частично украденных в магазине. Голос Кальехас звучал музыкой победы.

Но если бы только это.

Против Альенде выступал 13-й телерадиоканал Папского католического университета. В городе Консепсьон он именовался 5-м каналом. Рулил этим делом священник Рауль Асбун. Надо отметить специфику мировоззрения Кальехас: индивидуалистка-модернистка ненавидела церковь. Но коммунизм ненавидела сильнее. И отправила мужа к Асбуну. Родригес санкционировал. Только предупредил через Фуэнтеса: ни цента, ни сентаво – ваша инициатива.

Правительство Альенде, подобно единомышленникам в СССР, старалось глушить враждебные «голоса». Асбун озадачил Таунли снятием глушилки. Технически вопрос был решён легко. Но незадачливый Таунли наследил и нашумел. В соседнем помещении проснулся маляр Хорхе Энрикес Гонсалес. Таунли, как обычно, избрал тупое решение. Свидетель был задушен. Произошло это 21 марта 1973 года.

Родригес приказал чете проваливать. Таунли стал просить денег. Его послали. Попросила Кальехас. Родригес сунул триста долларов – только быстрей. Они успели уйти через Аргентину в США. Фуэнтес Вендлинг долго не мог успокоиться – так разозлил его Майкл своим нытьём «что скажет Мариана?!»С января 1973-го пошёл обратный отсчёт. Оглядываться на Гусмана более не приходилось, и Родригес учредил Оперативный фронт PyL под командованием Тиеме. Инженер Мигель Сесса подобрал полтысячи бойцов, в основном из студентов-националистов. Он же связался с ненавидящими Альенде офицерами, прежде всего в штабе флота. Сам Тиеме, спортсмен-авиатор, продал свою «Сессну», зато договорился об оперативном сотрудничестве с авиаклубами.

В Аргентине были закуплены до сотни винтовок «Батан» и револьверов «Руби». Правда, оружие, приобретённое Тиеме, активисты чаще держали для защиты своих домов. Оставляя в общем арсенале всякие раритеты. «С таким вооружением мы даже кошек напугать не могли, – резюмировал историк PyL Фуэнтес Вендлинг. – Вот уж Роберто…» Типовым оружием PyL стали в основном нунчаки. Обращаться с которыми учили южновьетнамские беженцы.

22 февраля Тиеме инсценировал авиакатастрофу (соратники, за единичными исключениями, были уверены в его гибели), скрылся в подполье и пробрался в Аргентину. Сколотил бригаду вторжения из чилийских эмигрантов-националистов и аргентинских единомышленников-перонистов. Чилийский добровольческий корпус… Легион «Свободная Чили»… Пробный рейд совершили в апреле, отступили без потерь.

Взрывы на энергетических и транспортных объектах, нападения на альендевских функционеров и активистов «Народного единства» встали на поток. «Марксисты грозят поработить души чилийцев. Они устанавливают тираническую “диктатуру пролетариата” – без самого пролетариата. Мы не позволим!» – поклялся Пабло Родригес от имени «Родины и свободы». Вдумчивый аналитик. Очень важно это уточнение: без самого.

Борьба завязалась жестокая. Современные леволибералы любят поговорить об интеллигентском гуманизме Альенде. Но не его госбезопасности. PPI и GAP практиковали избиения и пытки электротоком. Под монотонное повторение: «Ты связан с Родригесом. Что он тебе поручал?» Иногда действовали ещё проще. На митинге PyL в Сантьяго был тяжело ранен Эрнесто Миллер и убит активист Марио Агилар. Стреляли неизвестные, которых полиция, конечно, не найдёт. Погиб чильянский фермер Эктор Кастильо, организатор «антимиристской» самообороны. В его лице PyL обрела образ героя, взывающий к возмездию.

25 мая 1973-го нелегальный съезд «Родины и свободы» в Темуко принял манифест «Националистическая революция». Подполье объявляло войну правящему режиму – изнутри и извне страны. Но ни реальная тысяча, ни даже формальные десять тысяч не рассчитывали свалить режим своими силами. Это принципиальный момент, который следует ясно понимать. «Всё это готовило условия для военных, которые сделали свой шаг 11 сентября», – вспоминал годы спустя выживший Эрнесто Миллер.

Гражданское сопротивление националистов расшатывало власть. Решающий победный удар ожидался не от них и совершился не ими. Но без первого не было бы второго.

27 июня 1973-го «Родина и свобода» бросилась на помощь мятежникам «Танкетасо». Но этот день был не их. Быстрое поражение ввергло в чудовищное разочарование. Особенно опрокидывал генерал Аугусто Пиночет, командовавший подавлением. Альенде уже не скрывал, что именно свирепому дону Аугусто поручает ввести режим ЧП и покончить со всеми видами протестов. Жестом отчаяния ультраправых стало убийство президентского адъютанта Артуро Арайи через месяц после «Танкетасо». Впоследствии выяснилось – стреляли персонажи, исключённые из PyL приказом Тиеме. За нарушение дисциплины.

Пабло Родригес и ещё несколько лидеров укрылись в эквадорском посольстве и временно эмигрировали. Тиеме, наоборот, пошёл на «вариант “Омега”» – пробрался в Чили, демонстративно заявился в кафе. Попал под молотки к Максу Мармбио. Выдержал стойко. Потом не жаловался: «По сравнению с тем, что творили наши после 11 сентября…» Но до всех было доведено по спецканалу: берегите нервы, ещё пригодятся. Остались считанные недели.

«Кто с Пиночетом пришёл, тот от Пиночета и погиб». Наступило 11 сентября 1973-го. Дон Аугусто ввёл осадное положение и зачистил поляну. Но не так, как хотел товарищ президент. И не так, как хотел товарищ Тиеме: «Переворот победил не только “Народное единство”, но и нас, националистов».

13 сентября в Чили вернулся Пабло Родригес. И сообщил соратникам: «Родина и свобода» закрыта.Пришедшие к власти военные победителями марксизма считали только себя. Воины добра в белоснежных одеяниях не собирались терпеть рядом «грязных террористов» с революционной крамолой в башке. Почти все активисты остались политически никем, к тому же без работы и зарплаты, зато с криминальной репутацией. Исключение составили единицы. Пабло Родригес – политический советник и личный адвокат дона Аугусто. Хайме Гусман – юридический консультант хунты. Мариана Кальехас и Майкл Таунли – сотрудники тайной полиции ДИНА. Ещё несколько человек из «эскадронов» пригожинского толка, аффилированных с военными спецслужбами.

Раньше и чётче других определился Роберто Тиеме: «Измена». Особенно возненавидел он Гусмана, превратившего священные идеи корпоративизма не пойми во что, в какую-то консервативную кашу Пиночету на потребу. Довольно скоро Тиеме пришлось надолго эмигрировать. (Как в фильме «Сотрудник ЧК»: «Не серди меня, а то пошлю тебя подальше и пойдёшь ты воевать за свои идеи сам».) Мануэль Фуэнтес Вендлинг к Рождеству 1973-го написал книгу воспоминаний о PyL. Пришёл человек в форме и посоветовал больше не вспоминать. Фуэнтес возразил – собеседник напомнил про остров Досон. На этой «чилийской Сибири» пребывали заключённые марксисты. Мануэль снова вспомнил: как знакомые левые давно предупреждали его: так и будет. А он не верил.

Впрочем, им ли жаловаться. Никто из них всё же не умер ни под пытками, ни от голода. Обычно ведь Досоном не грозили – просто вязали и везли.

История всех рассудила. Чили – демократическая страна. Древний символ мапуче, знамя «Родины и свободы», воплотился в жизнь. В каждом человеке есть хорошее и плохое, но хороший Тренг-тренг рано или поздно побеждает плохого Каи-каи. Чилийцы обрели и родину, и свободу. Именно об этом книга Фуэнтеса Вендлинга, наконец-то изданная в 1999 году. Больше цензоры не глушат голос правды.

«Я считаю себя революционером, – говорит Роберто Тиеме. – Я верю в вооружённую борьбу, верю в анархию. Импульс “Родины и свободы” продолжится в революции».

В Чили есть наследники «Родины и свободы». Периодически напоминают о себе акциями против компартии. Попытки создать нечто подобное предпринимались и в России. Итог неутешителен. Националистам недостаёт дисциплины, лидерам – харизмы, бизнесменам – чувства достоинства. И вот, на дворе 2023-й. Своего Пиночета в РФ всё равно не будет, да и не нужно (одного недо-Пиночета уже хватило). В отличие от Родины и от Свободы, которые реальны.

Михаил Кедрин, специально для «В кризис.ру»