«Мне нечего больше сказать», — устало отмахнулся 28-й президент США Вудро Вильсон вместо прощального слова девять десятилетий назад. Вынесший груз трудных реформ и первую мировую войну, он уходил отвергнутым. Не прошло полувека, как нация причислила его к великим. Трудно представить себе такие слова от Барака Обамы. Но ещё труднее прогнозировать, как оценит его история. Пока что налицо более чем 20% падение популярности 44-го президента – почти беспрецедентный показатель для первого года правления. Предотвращённые на последней черте теракты исламистов Умара Фарука (декабрь 2009 г.) и Файсала Шахзада (май 2010 г.), авария на нефтяной скважине «Бритиш Петролеум» в Мексиканском заливе – всё это стимулирует дальнейшие рейтинговые обвалы, превращаясь в жупелы республиканской оппозиции. Но эти разрозненные поводы ложатся в струю гораздо более общей тенденции.

В великой тени

«Я выполнил задачу номер один. Экономика вернулась в нормальное состояние, и я думаю, что мы успешно предотвратили катастрофу», — так оценивает итог своего первого года сам Барак Обама. На менее эмоциональном языке объективной статистики это выглядит следующим образом: темпы снижения ВВП стабилизировались вокруг 0,5-0,7% ежемесячно, прошлогодний бюджетный дефицит троекратно возрос по сравнению с показателем предыдущего года и подошёл к отметке в полтора триллиона долларов, безработица колеблется вокруг 10%-ной отметки.

Барак Обама в молодости

Традиция демократической партии предполагает в борьбе с кризисом активность «большого правительства» с инструментарием федерального бюджета (тогда как республиканцы делают упор на «залечивание экономических ран экономическими клетками частного производства»). Демократическая администрация Обамы не внесла здесь новаций. Проведённый ею в марте 2009 г. закон об экономическом восстановлении и реинвестировании выделял $787 млрд бюджетной поддержки в разные адреса (налоговые льготы, социальные пособия, поддержание инфраструктуры). Год назад Федеральная резервная система осуществила массированный выкуп у банков ценных бумаг – примерно на $750 млрд.

В самом названии закона слышится перекличка с великим Франклином Делано Рузвельтом, с его историческим актом НИРА («О восстановлении промышленности»). Однако рузвельтовский закон марта 1933 г. предусматривал прежде всего структурно-организационное реформирование: картелирование производства, утверждение кодексов конкуренции. Закон же Обамы, принятый 76 лет спустя, не заходит дальше финансовых раздач. Что касается интервенций ФРС, то выделение десятков и сотен миллиардов на поддержание «проблемных» банков критикуется уже в среде самих финансистов (разумеется, «не проблемных»), рекомендующих обратить больше внимание на реальный сектор, оживление которого должно снизить риски кредитования и расширить спрос на производственные кредиты.

Продолжая взывать к великой тени ФДР, Обама анонсировал крупномасштабную банковскую реформу, ограничение банков в правах рискованного инвестирования и наращивания активов. «Никогда больше американского налогоплательщика не возьмет в заложники банк, слишком крупный, чтобы разориться», — с гневной торжественностью пообещал президент. Аллюзии, связанные с рузвельтовской принудительной санацией банков не всех, однако, впечатлили: банковский проект Обамы критикуется как экономически опасный популизм, способный окончательно «пережать» инвестиционные потоки, обрушить кредитную активность и отсечь производственные компании от источников финансирования. Демонстрируемая решительность осуществить план, в целом противоречащий американскому бизнес-менталитету, скорее подрывает президентский имидж.

Баталии здоровья

Ключевой же узел социально-экономической проблематики и политической борьбы скрутился вокруг реформы здравоохранения — именно в ней сфокусировались основные коллизии американского общества. Американская медицина считается из лучших в мире. Однако система доступа к здравоохранению настолько сложна и запутана, что к врачу впору ходить с адвокатом. Ежегодно 22 тыс человек умирают от излечимых болезней из-за отсутствия медицинской страховки или средств на лечение. Более 45 млн американцев не включены ни в одну из многочисленных страховых систем, взаимопереплетённых и одновременно конкурирующих.

6 президентов-демократов, начиная с того же ФДР, в течение почти 70 лет пытались подойти к глобальному реформированию национальной медицины. Всякий раз завязывалась изнурительная политическая борьба. Крупнейший успех на этом пути был достигнут президентом Линдоном Джонсоном в 1960-х гг., когда была введена уравнительная система «медикэйд». С другой стороны, в 1994 г. неудачное проталкивание медреформы едва не похоронило политическую карьеру Билла Клинтона (обретшего, впрочем, второе дыхание после неофашистского теракта в Оклахома-Сити – кошмарный призрак правого экстремизма повернул общество влево). Демократы упорно вели дело к формированию общегосударственной системы, финансируемой из бюджета и управляемой федеральным аппаратом. Республиканцы понимали этот план как насаждение антиутопии «эскулапократии», шантажирующей общество фильтруемым доступом к здравоохранению — «бесплатному», но жёстко и небеспристрастно регулируемому.

Реформа Обамы вводит всеобщее медицинское страхование за счёт государственных страховых медицинских программ (сохраняя при этом действующие частные). Бюджетные ассигнования рассчитаны на десятилетие и формируются за счёт специального налога, которым облагаются граждане с фиксированным ежегодным доходом в $350 тыс и более. План немедленно спровоцировал жёсткое противодействие. Республиканская оппозиция акцентировала неминуемый рост страховых издержек бизнеса, опасность бюрократизации и обезличивания медицинской системы. К контрпропаганде подключились выходцы из бывшего СССР (как правило поддерживающие республиканцев), многое рассказавшие о «бесплатной медицине» и прочих «завоеваниях социализма». В обществе обозначился массовый раскол. Против реформы выступили не только приверженцы консервативной идеологии американского индивидуализма и представители крупного бизнеса. По данным социологических опросов, сторону оппозиции приняли более половины американцев, категорически отвергающих расширение прерогатив госбюрократии и правительственное вмешательство в бизнес. «Социал-дарвинистские» тенденции в этом подходе компенсируется американским пониманием гуманизма – «вечной верой в человека», признающей за каждым способность своим трудом и инициативой заработать на себя и своё здоровье, опереться на взаимовыручку родных и друзей, а не государственного чиновника.

Характерно, что резкое падение рейтинга популярности Барака Обамы совпало с проведением через конгресс плана медицинской реформы. В марте 2010 г. план был утверждён двумя голосованиями с перевесом в 7 и 9 голосов. В окончательный вариант было внесено несколько компромиссов (например, федеральные бюджетные средства не могут ассигноваться на аборты). Однако суть реформы однозначна: всем американским гражданам предстоит приобрести государственные полисы медицинского страхования либо платить штрафы. Объём финансирования программы грандиозен — $940 млрд. Президент Обама, которого на плакатах оппозиции изображали то африканским шаманом-знахарем, то чернокожим социалистом-Гитлером, объявил о разрешении «спора, длившегося столетие».

Исконная Америка или Америка будущего

Общество отреагировало избранием в сенат Скотта Брауна — харизматичного республиканца, верного заветам Рейгана. Яростный оппонент президента, противник медицинской реформы будет представлять небольшой, но чрезвычайно весомый политически Массачусетс. Штат, принципиальный для демократов, считавшийся оплотом и вотчиной демократического клана Кеннеди.

На фото: Скотт Браун

Ещё недавно практически никому неизвестный политик стремительно выдвигается в лидеры общенациональной оппозиции. Воспрявшие духом республиканцы консолидируют борцов с «социалистической угрозой» во имя исконного американского образа жизни, твёрдого индивидуализма и добровольного волонтеризма. Под такими лозунгами сформировалось апеллирующее к идеалам Американской революции XVIII в. массовое движение «Чаепитие». Оно ориентируется на  радикальных консерваторов, но не только из респектабельных рядов республиканской партии.

Левый – по американским меркам – крен политики Барака Обамы порождает праворадикальный ответ, способный ударить всей мощью разжимающейся стальной пружины. На этом фоне частные в общем-то эпизоды, будь то предотвращённый теракт или авария на нефтяной скважине, становятся грозными сполохами.