«Я сделал всё, что мог» – счастлив тот, кто вправе так сказать. Да ещё за четверть века до кончины. Владимир Буковский написал это в книге «Московский процесс» 1996 года. Великого диссидента не стало сегодня ночью. Пройдена 76-летняя дорога русского путешественника, отражённая в письмах и делах. А ветер вновь возвращается.
В «Московском процессе» Буковский подводил предварительные итоги. И книга получилось вообще-то грустной. «Человек оказался недостоин свободы, дарованной ему». Но к самому Владимиру Константиновичу эти слова никак не отнести. Потому хотя бы, что уже ему-то никто ничего не даровал. Он умел взять сам. И разделить с другими.
Владимир Буковский родился в башкирском городе Белебей. Предпоследний день 1942 года, война, эвакуация. Семья известного советского журналиста, заслуженного фронтового корреспондента, работника армейской «Красной звезды», члена ВКП(б). Один из очерков Буковского-старшего прочёл Сталин и лично распорядился зачислить журналиста в Союз писателей СССР. По советской статусной иерархии происхождение точно выше среднего. Перспективы перед Владимиром открывались заманчивые.
Но не заманили. Парню было свойственно думать. Вот как это описал он сам: «Человек долгое время ощущает гордость и радость от того, что живёт в такой замечательной, единственной стране. И только одно слегка беспокоит: зачем так много об этом кричать?» Этот простой вопрос переворачивал всё. А возникал он от врождённого чувства достоинства и справедливости. Которым наделён каждый. Но многие эти голоса в себе заглушают. По элементарной причине, как в песне Круга: «С властью бы жить в покое». Владимир глушить не стал.
Коммунальная жизнь 1950-х в московском «Д.Н.С.» («дом на слом») учила сама собой. Буковский описал её в чёткой концепции и красочных деталях. Бедность и безнадёга, беспросветный труд на дядю, хулиганство и уголовщина. Пролетарская культура пьянки и мата, непрерывного бытового озлобления, мордобоя и поножовщины. А ещё – «здоровая плебейская ненависть» (удачное выражение Троцкого) к начальству. Правда, выплёскиваемая не по адресу, а друг на друга. Обычно на общей кухне. Иногда по старинке, в кабацкой драке.
Переломным стал для Владимира 1956 год. Не только XX съезд с хрущёвским докладом. Мало кто читал закрытый партийный документ, но узнали все. И сдвиг произошёл тектонический: «Самый главный враг народа – Сталин!» Ещё мощнее просветило Венгерское восстание. «Такие же ребята, как мы, по 15-16 лет, гибли на улицах Будапешта с оружием в руках, отстаивая свою свободу, – вспоминал Буковский. И цитировал тогдашний молодёжный фольклор: – Эх, романтика, синий дым, в Будапеште советские танки… Сколько крови и сколько воды утекло в подземелья Лубянки».
Вечный вопрос русской интеллигенции «что делать?» перед Буковским не стоял. С пятнадцати лет он знал: страной правит враг. Кремль-обкомы-райкомы – кровавая клика угнетателей. Они сами признались, кто они такие. Истребляют миллионами. Держат в нищете и бесправии. Да ещё – самое, пожалуй, страшное – «воспитывают», превращая людей в овощей. Как поступать с такими правителями, советских детей обучали в школах.
«Казалось, вот сейчас затормозит грузовик у нашего двора – запылённый грузовик защитного цвета. «Пора», – скажут нам и начнут подавать через борт новенькие автоматы. И мы пронесёмся бурей по чердакам и проходным дворам, туда, к центру, к кремлевским звёздам! Нужен был взрыв, когда можно будет наконец уничтожать всю эту нечисть, когда вдруг по всем концам Москвы поднимутся во весь рост наши и пойдут на штурм всех этих Лубянок, партийных комитетов и министерств». Это понятно. Но есть ведь и другие русские вопросы: как делать? с кем делать?
Владимир примкнул к школьной организации – это было что-то среднее между подростковой группировкой и подпольным кружком. О политике даже не говорили. Это негласно запрещалось. Исходили из того, что про коммунистов, Сталина, Венгрию каждый вменяемый пацан всё понимает сам. Агитировать друг друга незачем. Обучались конспирации, набирали новых членов. Оказывали взаимную поддержку. Например, вырубили директора школы за рукоприкладство. Отстаивали своих в конфликте с ворами-хулиганами. И готовились к сигналу на восстание. Которого почему-то всё не было.
Сколько в организации людей, было не положено знать. Но минимум полсотни, если не вся сотня. Немногих знакомили с лидером. Владимир этой чести удостоился. И навсегда порвал со всем и всяческим подпольем. Потому что решил – бессмысленно. Тупик. Работа на амбиции старшего, преданность которому подменяет верность идее. Только открытый протест – на виду, при свете дня. Но всё же… «Мы, дети социалистических трущоб, готовились как-нибудь поутру расстрелять безразличие и сдохнуть. И пусть найдётся в целом мире такой трезвый и разумный, чтобы осудить нас! Я не жалею о том времени и не стыжусь нашего безрассудства. На всю жизнь осталась во мне тоска по людям, которые, не задавая вопросов, всегда встанут рядом».
Личность и мировоззрение Владимира Буковского не понять без последней фразы. И это голос убеждённого либерала-индивидуалиста…
Он пошёл другим путём. Диссидентская деятельность Буковского известна, а за сегодняшний день снова многократно описана. Исключение из школы за рукописный литературный журнал. Разборка на комиссии горкома: «Тусклые, невыразительные морды, глупость и трусость. Эти обрюзгшие партийные вожди, с такой серьёзностью собравшиеся обсуждать наш школьный журнальчик – они-то и были той нечистью, теми кровавыми палачами, которых ещё год назад мы готовились уничтожить ценой своей жизни? Это они-то держали в страхе всю страну, послали в Будапешт танки, искорежили нам души!» Вечерняя школа, завод, токарный станок, рабочий гимн: «Хочешь жни, а хочешь куй…» В высшем образовании партия отказала беспартийному. Но школа жизни стоила того.
В 1958 году в Москве открыли памятник Маяковскому. Времена были вообще неповторимые – только тот, кто относительно взрослым застал «горбачёвское время надежд», может их отдалённо представить. Там, на «поэтическом Гайд-парке» 1960-го, Владимир Буковский узнал Эдуарда Кузнецова, Юрия Галанскова, Александра Гинзбурга… весь цвет советского диссидентства. Естественным образом «Маяковские чтения» перерастали в антисоветскую агитацию. Буковский и не думал этого скрывать. Протест должен быть открытым и мирным, но максимально резким.
Советская власть не замедлила с ответом. Сначала нападение неизвестных, жёсткое избиение («эскадроны» нынешнего типа не были тогда в ходу, на такие дела ходили если не сами гэбисты, то всяко дружинники). Потом спецпсихушка, ибо товарищ Хрущёв полагал, что быть врагами партии могут только сумасшедшие. Потом – четыре ареста. Было за что – публичные выступления с полной антисоветской откровенностью, за свободу и право. Организация уличных акций поддержки преследуемым – да, и тогда такое бывало. С совсем иной степенью риска нежели теперь. Бесконечная невидимая война. С пленными, ранеными, иногда убитыми – но только с одной стороны.
Дважды Буковский арестован при Хрущёве – 1963-й, 1965-й. Дважды при Брежневе – 1967-й, 1971-й. Статьи 190.3 и 70.1 УК РСФСР. Первая – «групповые действия, нарушающие общественный порядок» (аналог нынешней 212.1, «дадинско-котовской»). Вторая – «антисоветская агитация и пропаганда» (это по-нынешнему 280-я, «экстремистская»). Последний арест – уже очень всерьёз, семилетний приговор по максимуму. И кампания в советской печати: «организовал террористическую хулиганскую ударную пятёрку». Статья в «Правде» сделала «хулигана» всесоюзно и всемирно известным.
Он всё глубже проникал в суть системы. «В таком государстве человек не может иметь никаких прав. Любое решение только сверху. Власть незыблема, непогрешима и непреклонна. Её можно униженно просить о милости, но не требовать от неё положенного. Ей не нужны граждане, нужны рабы. Ей не нужны партнёры, нужны сателлиты. Подобно параноику, одержимому своей фантастической идеей, она не может и не хочет признавать реальности. Она реализует свой бред и всем навязывает свои критерии». И в суть «глубинного народа» тоже. «Мир «блатных», или «воров», чрезвычайно интересен как образчик чисто народного правотворчества. В «блатной идеологии» сконцентрировались молодеческие, удальские порывы и представления о настоящей, независимой жизни. Естественно, что героические, незаурядные натуры, особенно молодые, оказываются привлечены ею. Истоки этой идеологии можно проследить в былинах и преданиях о богатырях, витязях и справедливых разбойничьих атаманах». А уж заодно – в суть Запада: «Демократии забыли, что демократия – это не уютный дом, красивая машина или пособие по безработице, а прежде всего право бороться и воля к борьбе».
В общей сложности – почти двенадцать лет психушек, тюрем и лагерей. Всё бестолку. Буковский сопротивлялся и там. Без насилия. Но – неодолимо. Проще оказалось обменять на Луиса Корвалана, чем пытаться ломать дальше. Или выйдет себе дороже. «Что бы вы пожелали Леониду Ильичу?» – спросили Буковского незадолго до отлёта спецрейсом. «Чтобы со временем его не обменяли на Пиночета», – хулигански отозвался Владимир Константинович. К чилийскому генсеку он, кстати, всю жизнь относился с непередаваемым презрением.
Обмен состоялся 18 декабря 1976 года. Вывозили в наручниках. Которые он заставил снять прямо в самолёте, после пересечения воздушной границы СССР. Гэбисты выходили на связь чуть не лично с Андроповым. Пришлось признать правоту высылаемого. Буковский вообще был известен как знаток законов.
Сначала его доставили в швейцарский Цюрих. Швейцария понравилась Буковскому – страна свободной ответственности, созданная четырьмя народами. И кстати: «Будьте уверены, Советы никогда сюда не сунутся. Зачем им драться за каждый камень в Альпах?» Через три месяца после освобождения советский диссидент встретился с американским президентом. Владимир Буковский убеждал Джимми Картера продолжать и усиливать международную кампанию за права человека. Картер пообещал. Но Буковский испытал жалость к этому политику, с самыми благими намерениями взявшемуся за непосильное для себя.
Он переселился в Британию. Премьер-министру Джеймсу Каллагэну предложили организовать встречу с легендарным диссидентом. Каллагэн ответил, что это было бы неэтично его стороны – нельзя же завоёвывать предвыборную популярность таким лёгким путём. Впрочем, Буковский не очень рвался. Ему ближе британские консерваторы, Мэгги Тэтчер сделалась личной подругой.
В Соединённом Королевстве он наконец получил высшее образование. Окончил Кембриджский университет, стал дипломированным нейрофизиологом со степенью магистра биологии. Политиком себя не считал. Но писал и выступал постоянно. Автобиография «И возвращается ветер…», очерковые «Письма русского путешественника» – мощные произведения. Каждая авторская мысль подтверждена непробиваемой фактологической иллюстрацией. Оспаривать, как говорили Маркс и Энгельс, «может только воображение». Но не меньшее значение имели статьи на злобу дня. Каждая из которых поднимала волну благодарной поддержки демократов-антикоммунистов и провоцировала взрывы истеричной ненависти просоветских леваков.
Вторая половина 1970-х была трудным временем. Слабость картеровской администрации, предательская «разрядка» западноевропейских правительств настежь распахнули ворота коммунистической экспансии. Однозначный военный перевес Варшавского договора над НАТО, полтора десятка стран, захваченных в Третьем мире. Именно Брежнев, а не Ленин и не Сталин, ближе всего подвёл КПСС к цели мирового господства. «Будущее человечества отдавалось в руки кремлёвских бандитов», – резюмировал Буковский без избыточной политкорректности.
Он сопротивлялся как мог. Глупость называл глупостью, измену изменой. Настоятельно рекомендовал западногерманским социалистам – инициаторам «разрядки» – поразмыслить над своей политикой: ведь не возьмёт Москва в коммунистические гауляйтеры, если вы так рассчитываете, на это достаточно хонеккеров. Выступал в поддержку антикоммунистического повстанческого сопротивления по всему миру – в Афганистане, Африке, Индокитае, Центральной Америке. Приветствовал знамя «Солидарности», поднятое над Польшей. Образ несгибаемого правозащитника побуждал прислушиваться. В историческом переломе на рубеже 1970–1980-х немалая заслуга Владимира Буковского и его друзей-диссидентов.
Мощным актом стала статья Буковского «Пацифисты против мира», вышедшая в 1982-м. Написанная под впечатлением польского переворота, десяти тысяч интернированных активистов, расстрелянных в Силезии шахтёров, она была очень жёсткой. И, как обычно, непробиваемо чёткой. «Добрая собака не лает на хозяина, – так прокомментировал Буковский прогибание перед Брежневым европейских «сторонников мира», благословлённых Международным отделом ЦК КПСС. – В рядах движения за мир есть огромное количество искренне обеспокоенных людей. Я абсолютно уверен, что подавляющее большинство – честные люди. Но нет также никакого сомнения, что вся эта пёстрая толпа успешно манипулируется горсткой негодяев, получающих инструкции непосредственно из Москвы».
Дальше – краткий, но исчерпывающий анализ советско-коммунистической системы: «Правящее меньшинство превратилось в клику, потерявшую свои идеалы в постоянной борьбе за существование, злоупотреблениях властью и привилегиях. Возникшая политическая ситуация лучше всего определяется выражением «скрытая гражданская война». Идеология окаменела в структурах общества. Она не позволит никому (даже своему главному управляющему) отклониться от мертвой догмы. Воля миллионов остается сжатой в кулаке абстракции. Никто уже не верит теперь в окончательную победу коммунизма во всем мире, да никто и не хочет её, но внешняя подрывная деятельность и необходимость всеми силами поддерживать «социалистические силы» стала неотъемлемой частью машины. Две стороны советского режима – внутреннее угнетение и внешняя агрессивность — неразрывно взаимосвязаны, создавая своего рода порочный круг. Чем больше режим гниёт изнутри, тем больше усилий тратят правители, чтобы представить миру устрашающий фасад. Им нужна международная напряженность, как вору нужен покров ночи. Агрессивны ли они от испуга? Да, но только напугали их не кучи ваших железок и не ваши неумелые попытки создать оборону. Они смертельно напуганы собственным народом, потому что знают – конец неизбежен».
Такие слова можно считать делами. Но Буковский не ограничивался ими. 16 мая 1983 года по его инициативе был создан Интернационал Сопротивления. Он и возглавил международную организацию антикоммунистических активистов. Организацию реальной помощи афганским моджахедам и никарагуанским контрас, польскому профсоюзному подполью и чадскому антикаддафистскому ополчению. Антисоветские митингов в Европе. Антикоммунистический молодёжный фестиваль на Ямайке. «Всё было подчинено антикоммунизму на общедемократической основе. Советская империя понималась как вторичное следствие советской идеологии. Из планетарной коммунистической цепи выбивались слабые звенья», – рассказывается в юбилейной статье к 33-летию ИС. Сам же Буковский описывал так: «Советские коммунисты проиграли — мы это знали уже тогда. Их режимы начали лопаться в Анголе, Эфиопии, Центральной Америке, Афганистане. Наша задача, помимо координации и взаимопомощи, ещё была в том, чтобы, коль они тратят такие деньги на внешнюю экспансию, сделать её ещё более дорогостоящей. Эту нашу идею мои дружки, работавшие у Рейгана, сделали его доктриной, да так и назвали. Единственный случай в моей жизни, когда мои интересы и интересы западных правительств полностью совпали».
Совпадение продлилось недолго. Тюрьмы и лагеря не могли сломать «хулигана». Но повергла в шок западная «горбимания». Всеобщее энтузиастическое преклонение перед Михаилом Горбачёвым – даже Рейган! даже Тэтчер! – создало вокруг Буковского отторжение и изоляцию. Почему верят ему, а не мне? – с горечью спрашивал Владимир Константинович. Сильно впечатлённый очередным предательством Запада. Понимание он стал находить в неожиданных местах. Например, в итальянской тюрьме, где посетил боевиков «Красных бригад», перешедших в антикоммунизм.
Всеми силами старался Буковский воздействовать на российскую оппозицию. Придать ей твёрдости и честной последовательности. «Убрать коммунистическое руководство можно в три дня, – говорил он, приехав в Москву. – Забастовать, выйти на улицы и сказать: уйдите. Но – всем. Потом распустить Союз. Потом – реформы». Он призывал опереться на массовое тогда народное антикоммунистическое движение. Авангардом Буковский видел шахтёров, уже поднявшихся на политическую забастовку. Но случилось иначе: «Интеллектуальная элита в критический момент испугалась своего народа больше, чем чекистской расправы. Заныли, заскулили: «Ах, народ не готов». Народ-то был готов бороться за демократию, однако интеллигентская элита предпочла сожительство с коммунистами. Этот раскалённый апрель 1991 года, когда всё было ясно, чёрно-бело, всё достижимо, будет вспоминать не одно поколение».
Буковский выступал свидетелем президентской стороны на процессе по «делу КПСС». И окончательно разочаровался в «лидерах демократической России во главе с вечно пьяным партаппаратчиком». Но – и это важно помнить – даже путинский режим легендарный диссидент считал менее опасным врагом, нежели советский коммунизм. Уж если с тем как-то справились, то с этим…
Главную опасность последней четверти века Владимир Буковский видел в иных силах. Принудительная политкорректность, феминизм-экологизм, левацкий «культ меньшинств». И конечно, этатизм, гидра госбюрократии, вновь опутывающая мир через левые правительства, а Европу – через «брюссельский обком». Недаром, как британский гражданин, Буковский был энтузиастом Брекзита, непримиримым противником «евросовка».
Новой тревогой сквозили новые работы Владимира Константиновича. «Мы живем в период второй «холодной войны», при новой формации утопистов-принудителей, которые стремятся изменить нашу культуру, управлять нашим поведением и, в конечном счете, нашими мыслями, — честно говоря, не такой уж новой: те же американские фонды, которые финансировали кампанию «в защиту мира» 80-х годов, сегодня выделяют миллиарды на «изучение окружающей среды» и «феминистские исследования», те же средства массовой информации превращают всё это в новый для нас дурман. Те же методы, тот же стиль, даже лица зачастую знакомые. Тоталитарная сущность этой новой идеологии совершенно очевидна, как очевидны незыблемые приёмы: репрессии, пропаганда, цензура. Сегодня мы — свидетели сильнейшего наступления на самые основы нашей цивилизации, которая объявлена культурой «мёртвых белых европейцев»; если дать ей свободно развиваться, она-де вернет нас в средние века. Против личности, её прав, её достоинства вот уже двести лет ведет войну самопровозглашённая, жаждущая власти «элита». Коммунизм — это просто наиболее последовательное выражение их устремлений. Даже если мы все умудримся сделаться разом «зелёными», «голубыми» и дальтониками в отношении цвета кожи, мы этим все равно не купим мира и вечного счастья, потому что утопистов их «меньшинства» волнуют не более, чем коммунистов заботил пролетариат. Всё это лишь средства достижения безграничной власти, чтобы диктовать свою волю, управлять нами, разрушать нашу индивидуальность, известную в неких древних забытых писаниях под именем человеческой души».
Политически и идеологически Владимир Буковский позиционировался как правый либертарианец. Но такое ощущение, что этот человек был выше идеологий и политических доктрин. Свобода и достоинство человека – вот что было его абсолютом. Есть ли тут политологическая дефиниция? Да и важна ли она.
А ещё он был демократом. В высшем и лучшем значении. «Режим несомненно был обречён, он не пережил бы конца века прежде всего потому, что основная его идея была абсурдной, противоестественной, «интеллигентской». Но рухнул он всё же благодаря тем, кто бросил ему вызов, кто отказался подчиниться его диктату, будь то в афганских горах или в Белом Доме, на Гданьских судоверфях или в Ватикане, в джунглях Африки или в советских тюрьмах. В конечном итоге — благодаря простым людям, отвергнувшим власть гнилой «элиты» и на Востоке, и на Западе».
Это не просто историческая оценка. Это политическое завещание героя-«хулигана», великого диссидента. Честью было, не задавая вопросов, всегда встать рядом.
Валерий Имантов, специально для «В кризис.ру»