Дина Чили

Месяц назад чилийцы отметили 50 лет Управления национальной разведки. Dirección de Inteligencia Nacional – DINA. Если по—русски, то – ДИНА. Тайная полиция первых лет правления генерала Пиночета. Железный кулак на знамени. Из самых эффективных и самых жестоких спецслужб XX века. Достойные визави любой коммунистической гэбни. Несгибаемая твёрдость в спасении родины. Шокирующая жестокость в выжигании врага. Кто почитает генерала Пиночета, должен уважать ДИНА. Иначе будет нечестно.

14 июня 1974 года Правительственная хунта Чили издала декрет-закон N 521 – о создании ДИНА. Подписали генералы Аугусто Пиночет, Густаво Ли, Сесар Мендоса, адмирал Хосе Торибио Мерино (члены хунты) и генерал Оскар Бонилья (министр внутренних дел). «Специализированная военная организация по сбору информации и защите национальной безопасности». Формально в структуре МВД, реально подотчётная лично Пиночету. Ударный отряд «внутренней войны» против марксистского тоталитаризма. Во имя будущей защищённой демократии.

В Чили середины 1970-х жили 10 млн человек. В ДИНА служили две-три тысячи (не считая двадцати тысяч информаторов). Количество доказанных убийств – около трёх тысяч. В общем, хватило на каждого (некоторым – далеко не по разу). Бессудные расправы и пытки. Газ зарин и «полёты смерти». Вилла Гримальди, Лондрес 38, Казармы Боливара, жуткая Венда Секси. Ликвидации на чужой территории. Оперативно-боевое уничтожение левацкого терроризма MIR. Операции «Кондор» и «Коломбо» – срезание актива зарубежной оппозиции. «Дело улицы Конференция» – разгром коммунистического подполья, после которого КПЧ уже не поднялась. Свободная Чили не станет советско-кубинским застенком! И правда – не стала.

«Мы жили в манихейском мире. Вроде наших врагов: они проникнуты марксизмом, мы патриотизмом. Они готовы убивать за свой идеал, мы за свой. Людям дня сегодняшнего трудно представить фанатичную идейность тех времён. Особенно молодёжи», – говорил Карлос Эррера, офицер нескольких пиночетовских спецслужб, приговорённый к пожизненному за убийства оппозиционеров. Корреспондент спросил: что же лучше – тогдашняя идейность или нынешняя беспонтовость? «Наверное, лучше как сейчас, – вздохнул Эррера. – Меньше крови».

Но это разговор 2009 года. Ветеран пиночетовских спецслужб многого ещё не знал.

Более полутора веков Чили обходилась без политического сыска. Армия, полиция, разведка – это всё, конечно, было. Но полиции секретной властям демократического государства как-то не требовалось. И заметим: эту достойную традицию прервал не Аугусто Пиночет, а Сальвадор Альенде.

Первой политической спецслужбой стала «Группа личных друзей» – охрана и секьюрити социалиста-марксиста Альенде. Во главе с авантюристом Максом Марамбио, прошедшим оперативную подготовку на Кубе. Вскоре появилась Полиция политических расследований под началом президентского доверенного Эдуардо Паредеса. Сходные функции приняла тюремно-конвойная служба коммуниста Литтре Кироги. Всей толпой гонялись за антикоммунистическим подпольем «Родины и свободы» и «Команды Роландо Матуса».

С арестованными не особо стеснялись. Схваченного Роберто Тиеме избивал Марамбио лично. «Товарищ президент отдыхает, просил не соединять», – фраза из перехваченного телефонного разговора как раз и касалась хода одного из допросов. Альенде не любил вдаваться в такие подробности. Но всё же карательные конторы «Народного единства» не успели закаменеть в типовую комГБ.

11 сентября 1973 года всему этому пришёл конец. «Личных друзей» перестреляли в Ла-Монеде. Альенде застрелился сам. Паредес исчез в казармах полка Tacna. Кирогу забили на стадионе вместе с Виктором Харой. Марамбио сумел увернуться, бежал на Кубу, стал первым кастровским капиталистом. Так бесславно развалилась карательная система чилийского марксизма.

Романтичный ультра Тиеме, крутой оперативник антикоммунистического повстанчества считал, что дело сделано – режим повержен, родина свободна. И сильно возмутился, когда выяснилось: теперь допросные камеры стали нужны самим.

Поначалу хунта делала ставку на разведорганы вооружённых сил. Координировать их взялся генерал авиации Никанор Диас Эстрада. Военный профи крайне правых взглядов, жёсткий антикоммунист. Близкий друг генерала Ли, бомбившего Альенде в Ла-Монеде. Но вскоре выяснилось: это не то.

Военные разведчики не обучены «внутренней войне». Не годятся для политических репрессий. Они способны громить коммунистов в открытом побоище первых сентябрьских дней. Но выявлять коммунистическое подполье не умеют. Не те навыки, не та профессия. Не прошло года, как Пиночет распорядился формировать новый для Чили институт тайной политической полиции.

А генерал Диас Эстрада через пять лет ушёл в оппозицию к Пиночету. Вместе с уволенным из хунты генералом Ли. Оба сочли, что Пиночету пора уходить – с коммунизмом покончено, можно проводить демократические выборы. Дон Аугусто так не считал.

Первой профильной спецслужбой пиночетизма стал СЕНДЕТ – Национальная служба содержания заключённых. Разведчасть возглавил подполковник Мануэль Контрерас. Сын и внук героев чилийских войн. Военный инженер, давний друг дона Аугусто. Ультраправый антикоммунист, беззаветный патриот. Равнодушный к деньгам, презрительный к бытовой роскоши коллекционер экзотических ножей. «За столом он прольёт на вас кофе и не станет извиняться», – характеризовал отца Мануэль Контрерас-младший.

Ещё весной-летом 1973-го, до переворота, Контрерас фактически вывел порт Сан-Антонио из подчинения правительству Альенде. Силами 2-го инженерного полка он организовал военную поддержку бастующим против Альенде дальнобойщикам. 11 сентября настал его час. «Закон здесь я», – объявил Контрерас чилийскую правовую реформу. «А это судебная система», – добавлял он, доставая пистолет. Попытки сопротивления были мгновенно и жесточайше подавлены. Сначала – лагерь интернирования Tejas Verdes. Потом – разведотдел СЕНДЕТ. А 14 июня 1974-го Контрерас был произведён в полковники и утверждён национальным директором ДИНА. Пройдут десятилетия, и он презрительно бросит обвинителям со скамьи подсудимых: «Я не защищаюсь – победители в защите не нуждаются».

Мануэль Контрерас был единственным шефом в короткой истории ДИНА. Его менталитет и идеи, характер и привычки отпечатались здесь мощнее, чем личность самого Пиночета. ДИНА была не просто ведомством национальной безопасности. Это была секта и семья, партия и братство идальго. Фанатские понятия Контрераса о дружбе и верности, беспощадности и бесстрашии, его приверженность Испанской фаланге и Примо де Ривере  отражались в оперативных методиках. «Я молодой офицер. Мне сказали: это враг Чили, – вспоминал Карлос Эррера. – Какие могли быть вопросы? Нас вела наша идеология. И наш дух товарищества».

Никаких вопросов. Эррера трижды выстрелил в голову профсоюзному лидеру Тукапелю Хименесу. Потом голову отрезали. «Очень сожалею об этом», – искренние слова постаревшего офицера Эрреры.

Дон Тукапель был «чилийским Валенсой». Демократ-синдикалист, друг Джорджа Мини. Поднимал забастовки против Альенде, приветствовал Пиночета. Но рабочее дело оставалось для него главным. А чилийская хунта, при всём антикоммунизме, очень настороженно отнеслась к польской «Солидарности»…

Тукапель Хименес погиб в 1982 году. ДИНА уже формально не существовала. Эррера служил в другой спецуре. Отставник Контрерас занимался частной охраной. Времена заметно смягчились. ДИНА действовала жёстче.

Тайная полиция пиночетовской диктатуры ментально была ультрареволюционной организацией. Воодушевлённые наравне с подпольщиками – а случалось, и сами бывшие подпольщики – сотрудники штурмовали небо. Во имя прекрасной Чили настоящего, очищенной от коммунизма и марксизма. Жестокость зашкаливала не только при подавлении вооружённого красного подполья, оснащённого кубинским оружием. Тогда-то в боестолкновениях рисковали обе стороны. Однако инерция сохранялась и в выжигании подполья безоружного, в истреблении несогласных, в вырезании эмигрантских «форумов» без различия идей и взглядов.

Алгоритмы сыска ДИНА адаптировались к условиям Чили. Страна протяжённая, но не очень большая по населению. Развиты семейственность и клановость, многие друг друга знают. «У нас, если что – иду к куму», –  говаривал никто иной, как Пиночет. Переплетение людских общностей упрощало технологии слежки и внедрения.

Небольшие опергруппы в режиме 24/7 контролировали положение на улицах. Стремительно реагировали на признаки подозрительной активности. Подозрения уточнялись через информаторов. Затем «охранный арест» (либо «пропажа без вести»), слом на допросе, раскрутка по цепочке контактов…

Страна только что прошла по краю, едва не обрушившись в кастризм-геваризм. Впредь до подобного решили не доводить. (Не как россияне 1991-го, более всего озабоченные спасением ведьм от охоты – с известным ныне результатом.) Отсюда всемирно известная жесть пиночетовской охранки. Многих заставляющая вздрагивать при звучании ласкового имени Дина.

«Внутренние враги, разрушители родины,  опаснее иностранных завоевателей, так как посягают на главное достояние чилийцев – нашу свободу, нашу веру, нашу честь. Объявляем им внутреннюю войну. Мы уничтожим коммунистическое зло на чилийской земле и во всём мире» – ставила задачу Доктрина национальной безопасности. «Наша родина восстала против международного коммунизма и нанесла ему самое сокрушительное поражение за последние тридцать лет» – говорилось в Декларации хунты, опубликованной незадолго до учреждения ДИНА.

Первокостяк ДИНА Контрерас набрал из знакомых ему курсантов-военинженеров. Сам он, тоже военинженер, оказался «своеобразным гением» политсыска. Почти на ровном месте был стремительно воздвигнут небывалый в Чили аппарат.

На службу в ДИНА ставили в основном военных. Чаще офицеров пехотных и мотострелковых частей. Либо контрразведывательных отделов (такие, понятно, подходили лучше разведчиков). Условия – отличная аттестация в части, ультраправые фалангистские взгляды, готовность к любому приказу, личная верность шефу. Главное – способность к «внутренней войне». В которой дозволено всё и нет понятия военных преступлений. Преступна лишь нерешительность.

Ближайшими замами Контрераса стали генералы Педро Эспиноса, Рауль Иттуриага, полковник Херонимо Пантоха и адмирал Роландо Гарсиа Ле Бланк. Они составили центр руководящего органа ДИНА – в разное время именовавшегося Генеральным командованием, Главным штабом, Оперативной дирекцией. Этажом ниже сомкнули ряды практики оперчасти: полковник Марсельо Морен Брито,  полковник Франсиско Феррер Лима, капитан Херман Баррига, бригадир Мигель Краснов. Названы самые известные. А известность понятно чем зарабатывалась и получила огласку на последующих судах.

Оргструктура ДИНА была сложна и мобильна. Департаменты подразделялись на бригады – по территориальности либо по актуальным направлениям. Названия бригадам обычно давали на индейских наречиях – «Кауполикан», «Пурен», «Лаутаро», «Мульчен», «Халькон», «Тукан», на худой конец «Вампиро». Тем самым подчёркивались связи с родной историей, тяга к дружбе с коренными чилийцами и вообще традиционные ценности.

На особом положении состояла охрана Контрераса под командованием майора Хуана Моралеса Сальгадо. Специальный психологический департамент поставил на поток успешные ИПСО и пиар-отдел журналиста Альваро Пуги. Духовно окормляли три католических капеллана – Освальдо Лира, Орасио Спенсер и Рауль Асбун, до того сопровождавший антиальендевские теракты. Канцелярией ДИНА заведовала талантливая коммерсантка Нелида Гутьеррес – многолетняя гражданская, а впоследствии вторая законная жена Мануэля Контрераса. Эта поздняя привязанность дорого ему обойдётся, когда материальные претензии к арестованному и осуждённому выкатят обе семьи. Как говорится, «всюду жизнь».

Гражданские сотрудники рекрутировались по-разному. В большинстве своём это были просто специалисты. Прежде всего по технике, особенно электронике и химии. По менеджменту. По медиа, как Пуга. По медицине, наконец: травмпункты для своих, контроль на допросах для чужих: смерть не должна наступать раньше приказа.

Но случались и извилистые судьбы. Начальство особо ценило бывших леваков. Рабочий-кабельщик Освальдо Ромо – Толстяк Ромо на досуге промышлял кражами и автоугонами. Был народным социалистом, яро поддерживал «Народное единство», командовал захватами земли. Корешился с террористами из MIR – Левого революционного движения. Резко наезжал на Альенде: какого чёрта этот оппортунист церемонится с буржуями и помещиками?!

11 сентября Ромо повязали. Причём – хоть стой хоть падай – по ордеру времён Альенде: тогдашняя политполиция собиралась его брать за оскорбление товарища Президента. Провернули через допросы. Толстяк сдал всё и всех. Поступил в бригаду «Халькон», под руководство Мигеля Краснова. Запалился в сотне убийств: иногда в перестрелках (трусом он не был), а иногда в пыточных (садистом был). Решил: стану-ка я исчадием – тоже ведь след в истории, будут помнить потомки. Получилось.

Лишь один сотрудник ДИНА превзошёл Толстяка Ромо. Точнее, сотрудница. Майор Ингрид Ольдерёк, этническая немка, откровенная нацистка («Это было лучшее время в истории Германии. Все добросовестно работали, никто не воровал»). «Женщина-собака» назвали её с возмутительной нетолерантностью к друзьям человека. Впрочем, доберманы, которых она использовала на допросах, с людьми не дружили.

Описывать её методы сбора информации не стоит. За зверства из гестапо бы выгнали. Но из ДИНА лишь перевели в карабинеры. А вот оттуда выгнали. Генерал Мендоса, честный полицейский и медалист конного спорта, был непримирим к извращениям. Потом Ольдерёк ещё технично подставили под пулю в голову от боевика MIR. Насмерть не получилось, но все поняли. Надо знать меру и не ввязывать собак в свой садизм.

Такие, как Ромо и Ольдерёк, создавали, к сожалению, публичную репутацию ДИНА. Что несправедливо. Там было много других.

Из женщин и бывших левых выделялась Марсия Мерино – Тощая Алехандра и Алисия Урибе. Обе побывали активистками того же MIR. Потом Мерино вела в школе ДИНА спецкурс по левому терроризму. С бывшей социалисткой Лус Арсе флиртовал сам Контрерас («Вы самая красивая из арестованных нами!»). Колоритны были и женские образы справа. Тереса Осорио выезжала на боевые спецоперации, Роса Умильде проявилась самородком охранного дела. Лейтенант Гладис Кальдерон, начинавшая медсестрой в контрерасовском инженерном полку, исполняла мрачные функции. Когда принималось решение окончательно завершать допрос, она молча брала шприц.

И всё же подлинно глубинный образ ДИНА создали другие. Муж и жена походили на брата с сестрой. Американец Майкл Таунли, сын фордовского менеджера, механик и электронщик. Чилийка Мариана Кальехас, писательница с уклоном в достоевщину. Как прочитала в восемь лет «Преступление и наказание», так и пошло-поехало. (К слову, о величии русской культуры. Какой там канселинг…)

Янки-рэднек был до безумной восторженности влюблён в богемную интеллектуалку. Не отец, связанный с ЦРУ, а именно Мариана, которую он называл её вторым именем Инес, втянула его в политику. Безоглядная любовь, как кочевая звезда, повела кровавой дорогой.

С юности Кальехас искала себе особый путь. Притворялась еврейкой, принимала иудейство, исповедовала сионизм и социализм, с винтовкой в руках охраняла израильский кибуц. Потом мыла посуду и разносила подносы в нью-йоркском кафе. Сменила двух мужей, родила трёх детей. Вернулась в Чили, начала писать о бедных евреях. Её рассказы и повести, проникнутые гуманизмом и жаждой справедливости, встретили признание. Имя стало известным. По сей день считается, что Кальехас писала «выше среднего по Чили».

На родине Мариана-Инес познакомилась с Майклом, который помогал тогда отцу в чилийском филиале Ford. С первого взгляда чилийка стала для американца как в русской песне – «и мать, и сестра, и жена». Бракосочетались, уехали во Флориду, завели двух детей. Майкл пахал автомехаником на станции техобслуживания. Мариана вновь ударилась в политику и вновь слева – вступила в одну из местных соцпартий, протестовала против войны во Вьетнаме.

Но даже в кибуце она не уживалась из-за коллективного контроля и регламентации быта. Перешла тогда в кооператив-мошав. Так и в левой политике ей быстро сделалось скучно. Антикоммунизм был для Кальехас так же незыблем, как антиклерикализм. Что секретари, что попы лезут в душу – не бывать тому! А в 1970 году с родины пришла весть: победил марксист Альенде, в правительство вошла КПЧ… Быстро вместе с Майклом – домой. И сходу – в «Родину и свободу».

Верховный вождь «Родины и свободы» Пабло Родригес сурово натерпелся с ними: «Сумасшедшая пара». Майкл, простодушный усатый дылда, «вёлся за женой как на верёвочке». Словно мэшин-мен М-123 из советской космооперы «Битые козыри»: «Нет приказа, которого я не выполнил бы. Если он подан вашим голосом». Мариана, «невысокая брюнетка в куртке и джинсах», излучала «невменяемый фанатизм». И к тому же «неизбывную страсть к приключениям». Это у неё профессиональное: старалась писать о том, что знала не понаслышке, пропустила через душу. А сюжеты Кальехас выбирала жёсткие, под Достоевского.

Но обойтись без «сумасшедшей пары» организация не могла. Кальехас была неутомима в авантюрных креативах и мастерски вела вдохновляющую антиправительственную пропаганду. Таунли  был незаменим в конкретных акциях – из ничего мог собрать взрывное устройство, обучал грамотному обращению с коктейлями Молотова,  собственноручно убирал свидетеля. Правда, с ним случалось сложновато: играл в трамвае с «адской машинкой», дверь не открывал ключом, а вышибал плечом (альендевские полицейские прошли мимо, решив, что буянит алкаш).

Розыском террористического тандема заведовал при Альенде полковник Эспиноса. Не нашёл. Майкл и Мариана успели ускользнуть за границу. После 11 сентября, конечно, вернулись победителями. На службу в ДИНА их принимал тот же Эспиноса. (Вполне вероятно, и мы ещё насмотримся похожих парадоксов.) Чета сочла за честь.

30 сентября 1974-го Таунли и Кальехакс сидели в машине на буэнос-айресской улице Малабиа. В аргентинской столице жил с женой генерал Карлос Пратс – министр внутренних дел и министр обороны в последние месяцы Альенде. Заслуженный генерал оставался в авторитете среди латиноамериканских военных. Его принимал как гостя президент Аргентины Хуан Доминго Перон. Выступления Пратса против Пиночета расценивались как неприемлемый политический ущерб.

Решение вопроса было поручено ДИНА. По приказу Контрераса тему взял на контроль Эспиноса. Слежку организовал Моралес Сальгадо. На исполнение выдвинулись Таунли, Кальехас и недавний напарник Майкла по подпольным терактам Энрике Арансибиа Клавель, адмиральский сын из почтенной флотской династии.

Арансибиа отследил график передвижений Пратса. Таунли проник в гараж и заминировал машину. Пульт дистанционного управления Майкл преподнёс обожаемой Мариане. Кнопку нажала Кальехас. Она как раз писала повесть об индивидуалистичной рефлексии убийцы, ей надо было проверить.

Штаб-квартира ДИНА располагалась в сумрачном здании на улице Бельградо в Сантьяго. Но зданием-символом стал скорее трёхэтажный дом в элитном районе Ло-Курро. Построение было довольно сумбурным, царил художественный беспорядок. Внизу – гараж, химическая лаборатория для производства зарина, казарма для опергруппы и следственные помещения для допросов «пропавших без вести». Второй этаж – электротехническая мастерская Таунли. Третий – семейные апартаменты четы Таунли–Кальехас (дети жили здесь же, невдалеке от зарина) и литературный салон Марианы, посещаемый великим Борхесом. Майкл терпеть не мог богемный круг жены, но вынужден был любезничать с именитыми гостями.

Дом в Ло-Курро жил по принципу непрерывного производства. (Иногда Майклу приходилось по ночам спускаться вниз и одёргивать: мол, допрашивайте потише, Инес пишет, дети спят.) Повелительница была счастлива. Именно в Ло-Курро написаны главные произведения Марианы Кальехас – о еврейском портном и о рефлексирующем убийце, взорвавшем кого-то в машине. Здесь же оформлялись оперативные планы ликвидаций оппозиционных эмигрантов. Гибель Карлоса Пратса и Софии Кутберт наделила Мариану Кальехас взрывным авторитетом.

В редкие часы над Ло-Курро опускалась тишина. «Я проснулся на мглистом рассвете неизвестно которого дня. Спит она, улыбаясь, как дети – ей пригрезился сон про меня».

Её звали «писательница Дина». Эспиноса, Контрерас, Пиночет предпочитали иметь дело с ней, а не с её мужем. Всё у Майкла было слишком. Слишком горячий. Слишком верный. Слишком любил Дину – и женщину, и структуру. Слишком дорожил дружбой с «людьми железного кулака». Ясно было: такой сорвётся, впорет в проблемы, его придётся сдавать.

Контрерас даже отобрал у Таунли пропуск на Бельградо, 11. Это было действительно жестоко. И крайне несправедливо. Майкл страшно расстроился, но безропотно отдал ксиву. Возражать этим титанам – о таком невозможно помыслить.

«В новой Чили семья Таунли и Кальехас являла свежий идеал». Не поспоришь с этой оценкой. Такова же была и ДИНА. Похожая на любую тайную полицию, непохожая ни на одну.

Формально ДИНА просуществовала всего три года. Но сделала много. Начали с самых опасных – террористов-чегеваристов  из MIR. При выслеживании очень помогли старые знания Толстяка Ромо. 5 октября 1974-го опергруппа «Халькон» из бригнады «Кауполикан» в двухчасовом бою добила генсека боевиков Мигеля Энрикеса. Морен Брито и Краснов отчитались Контрерасу об исполнении. Непосредственная опасность гражданской войны была снята.

В следующем году центр тяжести перенёсся на внешнее направление. Начался погром чилийской политэмиграции (Пиночет относился к ней серьёзнее, нежели Путин к российской, и наверное имел на то основания). «Операция “Коломбо”» была включена в континентальную «Операцию “Кондор”» и скоординирована с американским ЦРУ, аргентинской СИДЕ, бразильской ДОПС, парагвайскими ДИПК и ДНАТ. 119 убитых. Курировал Иттуриага, исполняли Морен Брито и Феррер Лима. Психодепартамент Пуги координировал медиаИПСО – дескать, сами перестреляли друг друга в межпартийных разборках. И то сказать – среди жертв были и коммунисты, и либералы, и консерваторы-демохристиане.

Всем известен генсек чилийской компартии Луис Корвалан. Но многие ли задумывались: если Корвалан с сентября был в заключении, а Володя Тейтельбойм в эмиграции (план покушения разрабатывала Кальехас, но в данном случае не срослось) – кто же руководил коммунистическим подпольем? Это имя мало известно. Что тоже несправедливо.

Виктор Диас Лопес был рабочим, в отличие от идеологов-гуманитариев Корвалана и Тейтельбойма. Сначала на шахте, потом в типографии. В руководстве КПЧ курировал профсоюзное направление. Реально знал жизнь, органично держался в массах. Поэтому, кстати, его позиция была менее идеологизирована. С сентября 1973-го именно он подхватил недобитую инфраструктуру КПЧ. Два с половиной года скрывался, координируя партийные ячейки.

На июнь 1976 года в Сантьяго была назначена VI конференция Организации американских государств (ОАГ). Это стало крупным имиджевым успехом Пиночета. Разумеется, «силы мира, прогресса и социализма» подняли вселенский вой: «Выбор пиночетовской Чили – пощёчина Латинской Америке!» ДИНА стало известно: в дни конференции КПЧ готовит крупные протестные акции. Если бы протесты удались, дипломатическая победа оборачивалась серьёзным политическим поражением. Никто иной, как госсекретарь США Генри Киссинджер напомнил Пиночету: проблема прав человека осложняет американо-чилийские отношения.

Оттесняя ультралеваков и политэмигрантов, на первый план вышло подавление КПЧ. Курировали Эспиноса и Краснов. На решение бросили бригаду «Лаутаро» – контрерасовскую охрану под командованием Моралеса Сальгадо. В бригаде учредили опергруппу «Дельфин» с однозначной задачей: ликвидировать. Командовать «Дельфином» поставили Хермана Барригу.

Плотная слежка выявила коммунистическую явку на столичной улице с символичным названием Конференция. 4 мая засада ДИНА повязала Марио Саморано, заместителя Диаса Лопеса, на следующий день ещё нескольких видных функционеров. Допросы и наблюдение вывели на улицу Бела-Оризонте.

Там в ночь на 12 мая взяли Диаса Лопеса. При грузовиках и пулемётах, с жёстким избиением под крик «Мы из ДИНА!» Такое вообще-то редко практиковалось. Обычно работали с минимальным шумом. Но тут был случай особый.

Диас Лопес и несколько других арестованных были доставлены в закрытый оперцентр Каса-де-Пьедре. Контрерас немедленно проинформировал Пиночета. И вновь произошло небывалое – той же ночью Пиночет приехал поговорить с коммунистом. С Корваланом он не думал встречаться – зачем? что умного услышишь? Диас Лопес того стоил.

Разговор прошёл корректно, собеседники были взаимно вежливы. Но общего языка не нашли. «Вы взялись за невыполнимое, генерал, – сказал Диас Лопес. – Море ведром не вычерпать». Дон Агугусто больше молчал. Он явно не согласился, распрощался и уехал, чтобы не мешать.

Приехали другие. Например, Майкл Таунли. С ним Эухенио Берриос – выдающийся чилийский биохимик, завсегдатай дома в Ло-Курро. Учёный по прозвищу «Гермес» заведовал в ДИНА взрывчаткой и отравой. Ему любопытно было ещё раз испытать свой зарин. Но помогать, как всегда, бросился Майкл, а химия и механика не одно и то же. Короче, лишь случайная удача уберегла от взрыва всех скопом (Пуга, надо думать, сумел бы выдать это за коммунистический теракт, но всё равно не хотелось). После этого Таунли пришлось выносить и реанимировать – поток зарина он ухитрился направить в себя. Берриос распорядился прекратить эксперимент.

Баррига позвонил Контрерасу. Шеф приказал заканчивать. К Диасу Лопесу подошли прикомандированные к ДИНА военные моряки Бернардо Даса и Серхио Эскалона. На горло ему набросили пластиковую ленту. Через минуту вошла Гладис Кальдерон. В руках у неё был шприц с цианидом.

Конференция ОАГ прошла удачно. Пиночет выступил с яркой речью об антикоммунистической солидарности. А «Дело улицы Конференция» продолжалось до конца года. В общей сложности были убиты около тридцати человек. Подпольную КПЧ выкосили на десятилетие. 18 декабря 1976-го даже выпустили Корвалана. В его партии больше не видели опасности.

В общем и целом ДИНА справлялась с делами. Но ненависть накалялась. Главную угрозу несли совсем не те враги, с которыми велась внутренняя война.

Окоротить тайную полицию желали серьёзные генералы – Оскар Бонилья, Серхио Арельяно, Одланьер Мена. Побуждения были различны. Арельяно не устраивало, что генералами помыкает полковник. Мена был недоволен надзаконным статусом ДИНА. Бонилья вообще считал, что переворот совершён в защиту демократии, осуждал репрессии и требовал арестовать Контрераса.

Центр противодействия ДИНА образовался в чилийской военной авиации. Под эгидой генерала Ли – тогда могущественного члена хунты. (Ещё далеко было время, когда Ли пойдёт на антипиночетовский союз с оппозиционными христианскими демократами Эдуардо Фрея и профсоюзом Тукапеля Хименеса – из троих только он один и останется в живых.) По его предложению спецслужбы армии, авиации, флота и карабинеров создали Соединённую команду (СК). Возглавили СК авиаразведчики Эдгар Севальос Джонс и Роберто Фуэнтес Моррисон. Оба были ярыми антикоммунистами. Севальос Джонс заведовал спецтюрьмой. Фуэнтес Моррисон прошёл «Родину и свободу», участвовал в антиальендевских терактах, потом в репрессиях против MIR и КПЧ. Но контрерасовскому беспределу решили положить конец. «Наши задержанные обычно не умирают», – с гордостью говорил Севальос Джонс.

Началась война. Если угодно, вторая внутренняя. Курсанты-лётчики и слушатели школы ДИНА по ночам отлавливали друг друга, ставили на колени и под ножом у горла приказывали: «Говори, что ваш курс дерьмо!» Кто повзрослей, друг друга просто отстреливали. Особенно жестоко расправлялись с чужими информаторами («Предатель хуже врага!»). На некоторое время те и другие отвлеклись от коммунистов и левых. Случалось, что военные даже предупреждали подпольщиков о запланированных в ДИНА арестах. Контрерас в ответ распорядился убивать с особой демонстративностью. Студентку Луми Виделу, насмерть забитую на допросе, бросили за ограду итальянского посольства, где ей советовали скрыться.

Поначалу Пиночет поддержал ДИНА. Бонилья погиб в рухнувшем вертолёте. Фуэнтес Моррисон встретился с Эспиносой и договорился о разделе сфер. Войну спецслужб удалось остановить. Но между Пиночетом и Контрерасом пролегала иная пропасть. Уже непреодолимая.

Карлоса Эрреру спрашивали: он в чём-нибудь соглашался с Альенде? в чём-нибудь расходился с Пиночетом? На оба вопроса Эррера отвечал утвердительно. В политике Альенде ему нравилась бесплатная раздача молока. В политике Пиночета не нравилось отмежевание от фашизма. «Как это мы не фашисты? Вот ещё новости! А кто же? Разве бойцы “Родины и свободы” не лучшие нам друзья? Разве не был фалангистом, то есть фашистом, великий Примо де Ривера?»

Фашистом по-испански, по-иберийски был и Контрерас. Фашистская идеология пронизывала ДИНА на всех уровнях. Традиция фаланги, мистическая спайка, корпоративизм-синдикализм, да и вообще честь называется верностью. Естественно, это не могло не привести к социально-экономическому конфликту. Контрерас и ДИНА выступали убеждёнными противниками пиночетовских «чикаго-бойз» и неолиберальных реформ. Создавших дону Аугусто славу «чилийского чуда».

Агенты ДИНА откровенно обламывали мероприятия экономических министерств. Доходило до прямого саботажа и кражи документов из сейфов. Контрерас предлагал сильную социалку, массированную помощь бедным, перестройку хозяйства на основах корпоративности и автаркии. Как в начале франкизма – ведь каудильо по факту принял почти всю социальную программу побеждённых им республиканцев. По указанию шефа с ДИНА стали аффилироваться собственные финансовые и производственные структуры. Жёстко вразрез с чудесными неолибералами.

Напомним, что за Контрерасом стояла не просто спецслужба. ДИНА оформилась как неформальная партия со своей программой и претензиями во власти. Если что, сотрудники мгновенно превращались в ударный боевой отряд. Причём каждый тянул за собой минимум десяток на подхвате.

Средоточием социал-фашистской оппозиции либеральному антифашисту Пиночету становилась «Мульченская бригада» ДИНА. Руководил «мульенцами» майор Хуан Дельмас Рамирес, бывший охранник Пиночета. Одно время к этой бригаде причислялись такие ключевые фигуры, как Морен Брито, Феррер Лима, Кальехас с Таунли. «Мульченцы» выступали своего рода спецназом ДИНА – для самых жёстких и самых грязных мероприятий. Ликвидационных, заграничных, связанных с зарином. На «мульченцев» замыкались связи с испанскими, французскими, итальянскими неофашистами. Достаточно сказать, что именно у Кальехас в Ло-Курро останавливался «Че Гевара мирового антикоммунизма» – Стефано Делле Кьяйе.

Здесь царил подлинный культ Контрераса. При гораздо более спокойном отношении к Пиночету. Рано или поздно конфликт перерос бы во взрыв.

Как и следовало ожидать, дону Аугусто помог мистер Майкл. 21 сентября 1976 года в Вашингтоне был убит Орландо Летельер – при Альенде министр иностранных дел, внутренних дел и обороны. Он считался, и далеко не беспричинно, прямой креатурой советского КГБ и кубинской разведки ДГИ, главным организатором международных антипиночетовских кампаний. Летельера взорвали в машине. Вместе с секретаршей Ронни Моффитт.

Таунли не был склонен к креативам. Всё обставил ровно как с Пратсом. Только Инес на этот раз не поехала. Её заменил кубинский антикастровский боевик Вирхилио Пас. Но эта деталь ничего не усложняла. Таунли даже не приходилось вычислять – больше просто некому.

Что прокатывало тогда в Аргентине, уже никак не катило в США. К тому же погибшая Ронни и её раненый муж Майкл (по меркам ДИНА, «сопутствующие потери») были американскими гражданами. ФБР потребовала выдачи Таунли и допроса Контрераса. Пиночет не мог себе позволить конфронтации с Вашингтоном на криминально-террористической почве. Да собственно, и не хотел. Наоборот, ему предоставлялся повод порешать проблему с собственной  амбициозной охранкой.

Контрерасу пришлось принимать американского следователя прямо на Бельградо, 11. Таунли был арестован и через год с небольшим экстрадирован под суд в США. «Американский солдат удачи, антикоммунистический фанатик, беззаветно преданный тайной полиции чужой страны. Разве он не выполнял все приказы? Отчего же так обошлись с ним? Почему нарушили клятву люди железного кулака, которым он так верил?»

Мариана ходила к Контрерасу и к самому Пиночету. Бесполезно. Майкла сдали. Мариану уволили со строгим предупреждением. Ещё несколько лет она провела в Ло-Курро, но знаменитый дом опустел и выветривался на её глазах. ДИНА пошла на закат. Зато дон Аугусто всех переиграл.

13 августа 1977 года появился декрет-закон хунты N 1876 – о расформировании Управления национальной разведки. В тот  же день декрет-закон N 1878 учредил правопреемника ДИНА – Национальный центр информации (СЕНИ). Подписали генералы Пиночет, Ли, Мендоса, адмирал Мерино и министр внутренних дел генерал Рауль Бенавидес.

Сообразно более спокойному времени полномочия спецслужбы урезались. Было отменено главное – право охранных, то есть бессудно-произвольных арестов. В штате СЕНИ не оказалось Эспиносы, Иттуриаги, Морена Брито, Арансибиа Клавеля, Толстяка Ромо, «собаки» Ольдерёк и даже Марианы Кальехас, этой роковой женщины Холодной войны. Поначалу директором СЕНИ назначили Мануэля Контрераса, повышенного в бригадные генералы. Но не прошло и полугода, как его заменил непримиримый враг – Одланьер Мена.

История ДИНА завершилась. История СЕНИ – это несколько другое. Первые годы традиция хранилась в остатках «Мульченской бригады». Там ностальгировали по прежним годам, лелеяли мечту о возвращении и возвышении Контрераса. Группировал этих традиционалистов Дельмас Рамирес. Возник реальный заговор, отразившийся весной 1981 года ограблением банка в Каламе. Но расстрел двух агентов и сомнительное самоубийство Дельмаса Рамиреса («Прости мама. Простите, генерал Пиночет!») покончили с фашистско-гэбистской фрондой. Дон Аугусто не рекомендовал шутить при исполнении.

Миновали десятилетия. Восстановленная чилийская демократия сурово обошлась с людьми ДИНА и СЕНИ. Говоря без обиняков, с ними попросту свели счёты. Мануэль Контрерас получил даже не пожизненное, а 526 лет и скончался в тюрьме, абсолютно разочарованный в Пиночете. С которым едва не сцепился физически на очной ставке. Старые друзья никак не могли договориться, кто за что отвечает и кто в чём виноват.

«Он бросил нас», – резюмировал дон Мануэль о доне Аугусто. С ним согласен Карлос Эррера. По его словам, суровые военачальники – Пиночет, Мена, Бенавидес, Умберто Гордон, Карлос Форрестер – как-то не рвались отвечать за цену своих свершений. Предпочитали оставить это на долю давно распущенной ДИНА.

Впрочем, осудив Пиночета как человеческую личность, Контрерас отдаёт ему должное как личности исторической. Подавление марксистского тоталитаризма и терроризма, экономический подъём Чили остаются неоспоримы.

В заключении встретил своей конец Морен Брито. Вместе со сроком лет в 300 ему впаяли штраф, но платить он отказался: «Денег нет». В это верится – почему-то никому из ДИНА даже не пытались предъявить обвинений в коррупции. Даже Толстяку Ромо, который тоже умер в тюрьме. Отвергнутый и презираемый всеми, включая собственную дочь, но довольный сбывшейся мечтой – в историю он вошёл. Ольдерёк умерла на воле. Судить её не стали – сослалась на невменяемость, и ей поверили. Химик-заринист Берриос погиб при мутных обстоятельствах, укрываясь в Уругвае.

Мариана Кальехас по итогам нескольких судов получила всего пять лет домашнего ареста (начинали с двадцати лет тюрьмы). На процессах держалась безразлично – мол, после жизни с Майклом не страшно ничего. Презрительно отзывалась об услужливых  лоялистах, то славящих Пиночета, то его же проклинающих. Умерла в 84 года, уже после своего срока. Майкл Таунли был приговорён американским судом к пятнадцати годам, но вышел через пять. Живёт под программой защиты свидетелей. Женился вновь, но любовно вспоминает свою Инес. С прошлым у него однозначно: так было надо. Слава ДИНА, слава Пиночету.

Эспиноса, Иттуриага, Краснов, Моралес, ещё десятки офицеров ДИНА отбывают сроки по сей день. Никто из них не выразил сожаления. Контрерас незадолго до смерти сказал, что, знай будущее, не стал бы служить в ДИНА, но раз служил – гордится.

Трагично сложилась судьба Хермана Барриги. После отставки он работал в охране торговой сети братьев Ибаньесов. Братья известны как богатейшие олигархи, почитающие Пиночета. Но когда левые власти привлекли Барригу к суду, хозяева поторопились его уволить. Баррига бросился с восемнадцатого этажа – не в страхе перед преследованием, а в шоке от предательства. В предсмертной записке он жёстко отозвался о тех, кто подпевает марксистам «не по политическим, а по иным причинам». Как в гумилёвском черновике: «Эти твари, которых он спас».

В Чили есть понятие «лихие девяностые». Хронологически оно ограниченно первыми годами десятилетия. Речь идёт о бешеном всплеске левацко-коммунистического терроризма после восстановления демократии. По стране прокатилась волна политических убийств, взрывов, похищений за выкуп. Ни ДИНА, ни СЕНИ не было. Христианско-демократическое правительство металось в растерянности. Поднялись внушительные демонстрации под лозунгом «Пиночет, возвращайся!» Собственно, он и был неподалёку – на посту главкома вооружённых сил.

Наскоро была сформирована спецслужба. С очень ограниченными полномочиями – всего лишь Координационный совет общественной безопасности при МВД. Руководство принял (формально в качестве секретаря) социалист Марсельо Шиллинг. Двадцатью годами ранее – боевик «Группы личных друзей», адъютант-охранник Альенде.

Через полтора года Шиллинг отчитался президенту Эйлвину: «Дон Патрисио, всё решено, дальше делать нечего». Разгромленные террористы крошили зубы на былого товарища: «Ты сам ДИНА! Ты хуже СЕНИ!» Шиллинг в ответ посмеивался: «Ну что вы, то были хулиганы-костоломы, а мы креативные интеллектуалы». Как бы то ни было, факт налицо: «За семнадцать месяцев левые друзья свободы сделали то, на что пиночетовским лохам не хватило семнадцати лет». Смех смехом, но цифры сходятся.

И последнее, без чего рассказ о ДИНА окажется неполным. Карлос Карраско, капрал пехоты. Левых взглядов, христианский социалист. Приказом командования прикомандирован к ДИНА и поставлен в охрану Виллы Гримальди. Там были убиты порядка двухсот человек. Заключённых прошло четыре-пять тысяч. Выжила, к примеру, будущая президент Мишель Бачелет.

Карраско по прозвищу Мауро (Смуглый) выполнял охранные обязанности. Даже присутствовал на допросах и много чего насмотрелся. Но он подбрасывал заключённым разный «грев», еду и курево, иногда пару ободряющих слов (кто чалился, знает, чего это стоит). Несколько раз предупредил знакомых из MIR о готовящихся арестах.

Не то, чтобы идеологически. Взгляды он держал при себе. Служба есть служба, чилийцы законопослушны. Но не хотел, чтобы пополнялся контингент Виллы Гримальди. Так не он один – этого не хотели Ли, Бонилья, Тиеме. Зачем теперь-то, когда уже победили?

Его просекли. Особенно Толстяк Ромо, ненавидевший бывших своих. «Мог бы тебя пристрелить, но так легко ты не отделаешься», – сказал он и бросился к Морену Брито. Тот приказал забить Карраско цепями.

Разные люди бывали в ДИНА. Хотя Мауро, конечно, исключение.

Заметим вот что ещё. В путинской РФ царит культ гэбизма. Не только советско-российского – вообще, тотально-глобального. Но отчего-то чилийская ДИНА в этот пантеон не включается. Португальская ПИДЕ тоже. Всё-таки важно не только что делается, но и зачем делается. Не ПИДЕ – так Сигурими, не ДИНА – так ДИСА. Лучше не доводить до такого выбора. Но если он встал, то приходится.

Карлос Эррера рассчитывает выйти из тюрьмы. Углубился в религию, занялся философией, изучает юриспруденцию. Надеется попасть в рай, но признаёт – после долгого чистилища. Его спросили, удалась ли жизнь. Не задумываясь, ответил: да. Почему? «Исторически. Я там был».

Роман Шанга, специально для «В кризис.ру»