Несколько дней губернатор Санкт-Петербурга проводит деловые и дружеские встречи с китайскими товарищами. Он побывал в Гуанчжоу (Кантон), выслушал наставления тамошнего мэра. В Шэньчжэне изучил высокотехнологичные системы слежения за гражданами от фирмы Huawei, а потом предался скорби по Дэн Сяопину в парке развлечений Ляньхуашань.
Поиск выхода из тупика, в который завела Петербург политика предыдущей администрации, занимает Георгия Полтавченко уже не первый год. Он уже перепробовал все традиционные методы — от замораживания затратных и ненужных строительных мегапроектов до разработки (совместно с градозащитой) не менее затратных и тоже не очень нужных инновационных программ развития городской среды: всеобщей велосипедизации, частичной бесплатной интернетизации общественного транспорта, глобальной реновации исторического центра. Однако видимых успехов эти нововведения не принесли. И креативная оппозиция, и ретрограды-строители и обычные горожане по-прежнему недовольны.
Ныне губернатор увидел решение на направлении, ставшем в последние годы основным государственным трендом. В евразийстве, она же евро-азиатчина. Источником вдохновения для Полтавченко стали достижения провинциальных китайских столиц Гуанчжоу и Шэньчжэня. Впрочем, даже по меркам КНР, города эти провинциальными можно назвать лишь с большой натяжкой. В Гуанчжоу проживает тринадцать миллионов человек (это четвёртый город страны), в Шэньчжэне — десять (входит в пятёрку самых быстроразвивающихся городов мира).
По видимости, с них действительно можно брать пример. Это крупные морские порты, столицы небоскрёбов, телекоммуникаций, банков, высоких технологий, туризма и торговли. Оба города — политические, экономические, научно-технические, образовательные, культурные и транспортные центры. Казалось бы, учись и внедряй. Если бы не сакраментальное «но».
Россия в некотором роде страна как бы европейская, а Петербург — самый европейский город России. Так, по крайней мере, принято считать, и так было задумано Петром. На протяжении всей своей недолгой истории ориентировался на достижения западной культуры — в науке, экономике, архитектуре, искусстве, даже в политических предпочтениях. И учиться тоже предпочитал у Запада. Тем более, что он, вообще говоря, ближе. Хотя бы те же мобильные телефоны. Всё-таки, как ни крути, даже самая обычная Nokia ближе сердцу петербуржца, чем самая навороченная модель Huawei. А старенький потёртый Saab всегда будет выглядеть надёжней (и презентабельней), чем новенький и блестящий Lifan.
И так во всём. Главное, в менталитете. Не стоит забывать, что вторая экономика мира, как в своё время Советский Союз, развивается под чутким руководством коммунистической партии. И как бы красиво ни выглядел фасад, за ним — жёсткое командное управление, классовое неравенство (крупнейшие китайские капиталисты — члены КПК) и угнетение.
Всё это понимают и российские, в том числе питерские чиновники, где-то симпатизирующие КПК и в чём-то завидующие её функционерам. Но даже они всё-таки чаще погладывают в сторону либеральной Европы. Особенно, конечно, Германии.
Но ганзейские города Росток и Гамбург для Петербурга тоже не пример. Вольный порт Росток быть таковым перестал с тех пор, как вошёл в оккупационную зону СССР и в качестве репараций лишился остатков своих разбомблённых союзниками (заодно с историческими зданиями) знаменитых заводов Хенкеля. А потому служить положительным примером не может. Гамбург — крупнейший морской порт и второй по величине город Германии — тоже, увы, не пример. После бомбёжек в нём практически не осталось исторического центра. А значит и объектов культурного наследия, которые играют такую большую роль в жизни Петербурга.
Ближе нам получаются морские жемчужины Франции. Марсель, Гавр, Бордо. Старинные города с живыми историческими центрами (а центр Гавра и вовсе, как у нас, включён в перечень памятников Всемирного наследия ЮНЕСКО). И политически Франция похожа на нас как никто в Европе — республика президентская, а не парламентская, сильно бюрократизирована, склонна к пугающе-неожиданным и обычно безрезультатным бунтам. А уж какие там бывали градоначальники! Бордосца Адриена Марке, марсельца Симнона Сабиани горожане так уважали за свершения в градостроении, инфраструктурном развитии и создании рабочих мест, что многие им даже коллаборационизм простили. Прошло три четверти века, а об их наследии всё ещё жарко спорят.
Вот тут бы и учиться. Но государственный тренд заставляет всё дальше углубляться в уссурийские дебри. Изучать китайские системы контролируемых коммуникаций, тотального видеонаблюдения, поднадзорных развлечений. Взамен отдавать последнее, что осталось — технологии (судостроения) и земли под застройку. Этот обмен обещает в будущем небывалое развитие туризма.
А много ли осталось в Петербурге мест для туристов? Эрмитаж? Так он вдвое меньше Лувра. Русский музей? Так в Париже есть музей д’Орсе. Петергоф — русский Версаль? Так во Франции французский Версаль есть. В общем, китайцам, конечно, Петербург несколько ближе, чем Париж. Да и будущие места проживания пора осваивать…