Правящий режим, казалось бы, любит историю. Особенно юбилеи. Но это поверхностное впечатление. Во-первых, трудно любить, чего не знаешь. Во-вторых, внимание уделяется лишь таким датам, которые можно использовать в номенклатурном агитпропе. Иное не замечается. Но такое несоответствие интересам господствующего класса тоже превращает историческое событие в фактор современной политики. Так случилось на этой неделе с 65-летием постановления ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий».
Документ 30 июня 1956 года подводил итог действительно эпохальному XX съезду КПСС. Уже прозвучал доклад Никиты Хрущёва «О культе личности и его последствиях». Стартовал медленный, но верный разнос советско-коммунистической системы. Но этого последствия не предвидели ни докладчик, ни его аудитория. Они заботились о другом – канцелярски оформить «преодоления». Как у Твардовского в «Тёркине на том свете»: «Мол, с бедой ведём борьбу».
К тому времени доклад Хрущёва был оглашён на закрытых партсобраниях. Знать его полагалось менее 7 млн членов и кандидатов в члены КПСС – из почти 198 млн населения СССР. Однако информация разошлась быстро. Обычно без деталей, но с полной точностью. «Самый главный враг народа – Сталин!» – цитирует массовый вердикт Владимир Буковский. По опыту типичного для страны подмосковного пролетарского посёлка.
Это сильно встревожило правящую элиту. На всех её этажах – от низового парткома и райисполкома до Президиума (Политбюро) ЦК КПСС и Совета министров СССР. Глухое, но очень заметное недовольство проявилось и в консервативных кругах партактива. «Демократия… Распустились! Жаль, что нету на них самого!» – персонаж поэмы Евгения Евтушенко из начальственных «телефонных людей» мог заговорить так в первые же послесъездовские дни.
На эти настроения опиралась влиятельная сталинистская группа в высшем руководстве. Не все её представители ностальгировали по массовому террору. Хотя министр иностранных дел Вячеслав Молотов, первый зампредсовмина (вице-премьер) Лазарь Каганович, председатель президиума Верховного совета Климент Ворошилов были к тому близки. Но чаще несогласие с Хрущёвым имело другой характер: резкая критика Сталина подорвала авторитет правящей партии, пошатнула систему госуправления. Так считал недавний глава правительства Георгий Маленков (пониженный до министра электростанций). Он тоже продумывал серьёзные реформы, в духе Лаврентия Берии. Но Маленков предпочитал сугубо кулуарные решения, без активизации масс. Хрущёв же – первый секретарь ЦК, главный преемник Ленина и Сталина – с его левоэсеровскими и троцкистскими увлечениями ранней молодости был склонен к популизму.
Маленков, Каганович, Молотов, Ворошилов являлись «китами власти». Избавиться от них прямым отстранением Хрущёв ещё не решался. Хотя методично вёл к этому, устанавливая контроль над сердцевиной номенклатуры – партийным аппаратом. И подчиняя силовые структуры – через альянс с министром обороны маршалом Георгием Жуковым, назначение доверенного Ивана Серова на КГБ и Николая Дудорова на МВД.
Далее требовалось официальное закрепление новой съездовской доктрины. В чём и заключался смысл постановления. Составить документ Хрущёв поручил той же группе, что готовила съездовский доклад. Во главе с секретарём ЦК Петром Поспеловым.
И вот что крайне важно. С хрущёвского доклада на XX съезде прошло всего четыре месяца. Но сам Хрущёв уже считал нужным притормозить ход десталинизации. Слишком всколыхнулось советское общество. «Распустились» действительно быстро. Это ощущалось и в студенческих общежитиях, и в рабочих курилках, и на колхозных собраниях (из той же евтушенковской поэмы: «Кулаком, понимаешь ли, стукнул – а уже говорят: не стучи!»). Ещё резче поднималась Восточная Европа. Достаточно сказать, что именно в день публикации постановления удалось наконец подавить трёхдневное антикоммунистическое восстание польских рабочих в Познани.
Самая страшная часть сталинской системы – репрессивная машина – восстановлению не подлежала. Её обуздание было в интересах самой номенклатуры, включая и карательные органы (судьбы Ягоды, Ежова, Берии были на свежей памяти). ГУЛАГ в классическом виде переставал существовать. Политических заключённых оставалось около 100 тысяч – но не полмиллиона, как в последние сталинские годы. Освобождение стремительно продолжалось. Заработала комиссия по реабилитации во главе с Поспеловым. Распускались все виды спецпоселений, где под конец сталинской эры содержались почти 2,8 млн человек. Больше, чем в лагерях, где находились на момент смерти Сталина около 2,5 млн.
Структуры массового террора были в целом демонтированы. Новый КГБ предстал значительно усечённым в структуре и полномочиях по сравнению с НКВД, ОГПУ и ВЧК. В этом непреходящая историческая заслуга Хрущёва и его Оттепели. Вероятно, примерно так поступал бы и другой руководитель – история диктовала однозначно. Но с именем Хрущёва связано публичное осуждение мрачных времён. Что имело огромное значение.
Однако Хрущёв несдвигаемо стоял на страже партийной власти. Более того, он укреплял партократию. Вопреки планам покойного Берии и здравствовавшего Маленкова, которые отдавали приоритет государственным чиновникам и технократам. (Парадоксально, но к этому по ряду признаков склонялся в последние годы и Сталин.) Хрущёвская линия предполагала выход партии «в белоснежной рубашке» – с утверждением и закреплением тотальной власти. Ведь Хрущёв, при всех заслугах, был выразителем интересов своего класса. И недаром оказался во главе.
Постановление «О преодолении культа личности и его последствий» было утверждено ЦК КПСС 30 июня и опубликовано в «Правде» 2 июля 1956 года. Начинался документ бравурным самовосхвалением: «Решения исторического XX съезда Коммунистической партии Советского Союза встретили полное одобрение и горячую поддержку всей нашей партии, всего советского народа, братских коммунистических и рабочих партий, трудящихся великого содружества социалистических стран, миллионов людей в капиталистических и колониальных странах». (Могли бы, раз уж так, выразиться короче: например, «землян и братьев по разуму».) Далее следовало недвусмысленное указание: «Советские люди ещё теснее сплотились вокруг Коммунистической партии».
Ключевой вопрос о «культе личности» затрагивается по внешнему поводу: мол, буржуазная печать клевещет. Хотя «ЦК отдавал себе отчёт в том, что откровенное признание допущенных ошибок будет связано с известными минусами и издержками, которыми могут воспользоваться враги. Смелая и беспощадная самокритика явилась новым ярким свидетельством силы и крепости нашей партии. Ни одна из правящих партий капиталистических стран никогда не рискнула бы. Наоборот, они постарались бы скрыть от народа такие неприятные факты». Тут вспоминается леди из английской семейной киносаги: «Ты меня очень тонко понимаешь, папа»…
Итак, ближе к делу: «Как же могло случиться, что в условиях советского социалистического строя возник культ личности Сталина со всеми его отрицательными последствиями?» Во-первых, так было надо: «Шла ожесточённая классовая борьба. Обстановка требовала железной дисциплины, неустанного повышения бдительности, строжайшей централизации». К тому же, культ культом, но: «Сталин был предан марксизму-ленинизму, возглавил борьбу партии. В этой политической и идейной борьбе Сталин приобрел большой авторитет и популярность». Тут-то и случились неприятные факты: «Успехи, восхваления вскружили ему голову. Развитию культа личности способствовали в огромной степени индивидуальные качества И. В. Сталина, на отрицательный характер которых указывал ещё В. И. Ленин». К тому же: «Положение ещё больше осложнилось, когда во главе органов государственной безопасности оказалась преступная банда агента международного империализма Берия. Были допущены серьезные нарушения советской законности и массовые репрессии». Собственно, и все объяснения.
Вот так запросто: индивидуальные качества Сталина и преступная банда Берия. Да и то: «Советские люди знали Сталина как человека, который выступает всегда в защиту СССР от происков врагов, борется за дело социализма. Он применил порою в этой борьбе недостойные методы, нарушал ленинские принципы и нормы партийной жизни. В этом состояла трагедия Сталина». То есть пожалеть его нужно. Да и органы тоже «имели перед народом и страной несомненные заслуги в деле защиты завоеваний революции» и «в течение длительного времени оправдывали это доверие, их особое положение не вызывало какой-либо опасности».
Подход где-то умилительный. Но абсолютно не марксистский и даже не ленинский. Где тут хотя бы элементарный классовый анализ?!
Зато аккордом: «Партия твёрдо стоит на страже ленинизма, дела социализма и коммунизма». Не забывать, кто хозяин.
Этими немудрёными тезисами закладывалась политическая основа на треть века вперёд. При Хрущёве, в оптимистичные времена, преодоление культа акцентировалось. При Брежневе, в хмарный застой, глушилось. В школьных учебниках истории позволялось некоторое оживление: «Карьерист Ежов и политический авантюрист Берия»… Но суть не менялась до самой Перестройки, когда тому же господствующему классу потребовалось шагнуть дальше. И то, даже гротескная сталинистка Нина Андреева в своей знаменитой статье отбила ритуальные поклоны не только товарищу Горбачёву, но и постановлению ЦК КПСС от 30 июня 1956 года. Как говорится, «основательно положили эти основоположники».
Постановление ЦК всеми средствами оберегало власть КПСС, тоталитарную идеологию и советскую бюрократию. Оно являлось широким шагом назад по сравнению с докладом на XX съезде. Тоже весьма осторожным. Но и такие сдержанные акты вызывают злобу старой коммунистической олигархии и раздражение олигархии сегодняшней. Единственной реакцией официозных СМИ на 65-летие стало интервью профессора-биофизика Андрея Маленкова, сына сталинского премьера.
Профессор приписывает своему отцу не только планы экономических реформ в духе Дэн Сяопина. Это как раз возможно. Но также – стремление спасти от расстрела жертв Ленинградского дела. Инициированного Маленковым в тандеме с Берией. Можно подумать, Алексея Кузнецова арестовали не в маленковском кабинете, а в кабинете Хрущёва, который переоделся Маленковым.
Сталину приписано намерение провести альтернативные выборы в Верховный Совет. Но Иосиф Виссарионович даже с помощью Георгия Максимилиановича никак не мог одолеть дурных слуг – те и устроили 1937-й, дабы сохранить депутатские мандаты. Тоже индивидуальные качества сработали. Сам-то Сталин ничего не знал, конечно. Маленков-старший тем более. (Это распространённый сюжет в жанре исторической фантастики. По рассказам почитателей, о многопартийных выборах мечтал и Пол Пот, но ему помешали вьетнамцы.)
Профессор Маленков гордится соцпроисхождением – от столбовых дворян (по материнской линии). И видит особую заслугу своего учителя Николая Тимофеева-Ресовского в принадлежности к княжескому роду… Нет, идефикс «нового дворянства» – отнюдь не прихоть. Как не была прихотью и сталинская концепция партии – «ордена меченосцев». Это у них реально из традиционных ценностей.
Хрущёв являлся одним из столпов сталинизма. Его невозможно было вообразить разоблачителем Сталина, даже в скромных рамках доклада о культе и постановления о преодолении. Ультрасталинист Поспелов был непредставим за подготовкой таких текстов и тем более за реабилитацией. Каратель НКВД Серов не поверил бы, что примет участие в аресте Берии и инициирует пересмотр дел по 58-й статье. (Вот подавление Венгерского восстания в том же 1956-м – это да, тут он вполне был на месте.)
И всё это случилось. Исторические обстоятельства неодолимы. Не умеешь – научат, не хочешь – заставят. В элите диктаторских режимов такая угроза ощущается интуитивно. Как поглядывает на своё окружение теперешний хозяин страны, представить легко. Нетрудно и вообразить, с каким энтузиазмом возьмутся эти индивиды разбирать его индивидуальные качества и принимать постановления.
Путину, однако, проще – у Сталина не было оппозиции, готовой к самороспуску, зовущей не рисковать, а просто ждать перемен. Бандеровцы, лесные братья, подпольщики типа воронежской «Коммунистической партии молодёжи» (не случайное всё-таки выражение «бомбить Воронеж»), бунтующие заключённые, да и просто хулиганы из предместий не поняли бы таких призывов. А ведь это они в конечном счёте хоть как-то поставили на место ярких индивидуальностей с верхушки. Они принудили преодолевать последствия культа личности. По доброй воле властители даже на такое не идут. Зачем им?
Виктор Фролинский, специально для «В кризис.ру»