Правовая система РФ разлажена. Не путать с административно-карательной: эта более-менее в порядке. На политические решения реагирует оперативно. Но законодательство, в том числе уголовное, как и его применение – размыты, расплывчаты и откровенно «избирательны» (это политкорректное выражение идёт от забытого начала 2000-х). В результате попадают под вопрос исходы знаковых судебных процессов. Особенно тех, что задуманы как подведение черты под временами минувшими.
25 июля Приморский суд под председательством Дмитрия Хамадиева в очередной раз собрался рассмотреть дело о тройном убийстве на Кипре. Удалось лишь начать. Сразу пришлось прервать и отложить. Подсудимый Михаил Глущенко сказал о плохом самочувствии. Высокое давление подтверждено медициной… Так происходило регулярно, раз за разом. Уже далеко не сенсация. Скорее фирменный стиль Михал Иваныча, утверждённый более десятилетия назад. Ещё на процессе о вымогательстве у братьев Шевченко.
Тот процесс был преддверием нынешнего. Суть изложена в версии следствия. Ситуация, увы, где-то элементарная. В теневом мире «криминальной столицы» Михаил Глущенко считался крупным силовым авторитетом. Вячеслав Шевченко вёл крупный бизнес. (Депутатами Госдумы были оба, но Михаил Иванович, в отличие от Вячеслава Алексеевича, на законотворчество почти не отвлекался.) Глущенко усиленно навязывал Шевченко охранные услуги. Которые, как водятся, быстро превратились в охрану от самого себя. Произвёл себя в совладельцы. Требовал выплат. Не в рублях. Даже не просто в миллионах. $10 млн – так обозначалась цена вопроса.
То, о чём сказано выше, задокументировано в судебном приговоре 2012 года. Дальнейшее – из версии следствия, переданной суду ныне.
Шевченко, как не раз отмечалось, был не из тех, кого шантажируют безнаказанно. И если он в чём-то отказывал, то один раз. Дожать его не удавалось. Но Глущенко, с 2002 года скрывавшийся в Европе от преследования по делу об убийстве Галины Старовойтовой, считал это делом престижа. Он не мог допустить прецедента заворота своих услуг.
Вячеслав Шевченко, его товарищ и партнёр Юрий Зорин, референт Валентина Третьякова были убиты 24 марта 2004 года. В туристическом особняке посёлка Пейе на Кипре. В заказе и организации этой расправы – осуществлённой весьма жёстко, холодным оружием – обвиняется Михаил Глущенко.
На заседании 25 июля предполагалось рассмотреть материалы, поступившие от кипрской полиции. Протоколы осмотра места преступления, данные о передвижениях машины подозреваемых, картина последнего дня погибших. Позиция подсудимого и защиты очевидна: всё это, положим, точно, и было бы веско при суде над исполнителями. Но никак не доказывает чисто конкретной вины Глущенко. А никто другой, кстати, к суду по кипрскому делу не привлечён, хотя убийц было несколько.
Слушания последних месяцев шли примерно раз в две недели. Теперь же перерыв объявлен на полтора с лишним месяца. Приболеть, конечно, может каждый. Случалось и с судьёй. Глущенко-то ждать умеет. Хотя пока срывались попытки выйти по УДО или воздействовать через респектабельные ходатайства.
Но длительное затягивание тревожит уже и защиту. Вообще-то уверенную в своей позиции. Однако – удастся ли суду закончиться вообще, не придётся ли начинать заново? При таких темпах не разойдутся ли присяжные?
Глущенко был осуждён не только на восемь лет за вымогательство у Шевченко. Семнадцать лет он отбывает по приговору за организацию об убийстве Старовойтовой. И тут перебрасывается своеобразный мост к другому делу, тоже «выстрелу из прошлого».
23 года 6 месяцев – такой срок по четырём приговорам отмерен пока человеку, которого некогда называли «ночным губернатором Петербурга». Но предприниматель Владимир Барсуков потенциально может быть приговорён к более круглой цифре: полновесной четверти века. На что и сделана политическая установка. Государство сводит счёты за успешную альтернативу былого.
Барсуков, он же Кумарин, давно записан в лидеры «тамбовского бизнес-сообщества». Куда, кстати, причислялся и Глущенко, которого хотя Барсуков и его круг держали его на настороженной дистанции. (Кто только ни считался в Питере тамбовским, если по-настоящему вспомнить… Но это другой вопрос.) Именно и только показания Глущенко легли в основу очередного обвинения, предъявленного Барсукову – тоже в организации убийства, тоже Галины Старовойтовой. Без всякого мотива – якобы доставить удовольствие неустановленному лицу.
Искать это лицо Глущенко, понятно, не подряжался. Но и в такой таинственной форме его показания были критически важны. Ничего другого как не было, так и не появилось. Зато для Глущенко расширилось поле «правового» манёвра.
Год за годом ожидалась передача старовойтовского дела на барсуковский процесс. Смотрелось бы эффектно: убийство женщины, депутата, популярного демократического политика. Но год за годом момент откладывался. Ныне процесс практически застыл. Что несложно понять: при доказательной базе, основанной исключительно на показаниях Глущенко, впору развести руками.
Три месяца назад экстренно образовалось новое обвинение. Барсукову вменяется убийство вице-губернатора Петербурга Михаила Маневича. Тоже четвертьвековой давности. Тоже безмотивно. И тоже основанное на показаниях одного человека – Аркадия Нусимовича, отбывающего срок за дерзкий муринский расстрел с многомиллионным ограблением. Всё сходно. И неудивительно, что ни Барсуков, ни его защита с материалами этого обвинения не ознакомлены вообще.
Но преследование Владимира Барсукова глубоко эшелонировано. Уже пятнадцать лет, как задействован третий элемент – обвинение в заказе на убийство двух его друзей: Георгия Позднякова и Яна Гуревского. Тут, по крайней мере, тема не из девяностых – оба убиты в 2000 году. Во время «тамбовско-могильной войны»: группировка Кости Могилы, связанная с ворами в законе, посылала чёрные метки лидеру «тамбовских» конкурентов. Но Могилы давно нет в живых. И сгодились показания по-своему легендарного киллерского командира Олега Маковоза. На которых только и держится данное обвинение.
Схема практически та же. Но на фоне зашедшего в тупик расследования по Старовойтовой и скороспелого обвинения по Маневичу эта линия более продвинута. По всей видимости, у неё больше шансов первой попасть на судебное рассмотрение. Если таковое состоится. Если, например, не последует очередных сюрпризов от Михаила Ивановича.
Когда Владимир Барсуков был авторитетным бизнесменом, его не называли «ночным губернатором». Этот термин вошёл в обиход уже после его ареста. Евгения Пригожина не называют так и поныне. Губернаторство, даже во второй столице – не уровень «путинского повара». Поднимающего военный мятеж. Пренебрежительно отклоняющего предложения президента на переговорах в Кремле. Благосклонно оценивающего итоги саммита «Россия – Африка».
Подсудимый Глущенко и подследственный Барсуков – очень разные люди. Хотя оба уже осуждённые. Есть и другое сходство – оба держались в стороне от политики. Глущенковское депутатство не было чем-то серьёзным, а его роль в ЛДПР при покойном Жириновском была сугубо силовая – что, возможно, отразилось и в деле Старовойтовой. А вот Пригожин изначально поставил на политику. Причём не ошибся в деталях. Отсюда и различия в текущем положении. Иллюстрирующие правовое состояние России.
Роман Андреев, специально для «В кризис.ру»