Точно подмечено в «Утопии у власти»: «Политических деятелей обычно упрекают в том, что они лгут, скрывают свои планы. История демонстрирует, однако, что когда политические деятели – Ленин, Сталин, Гитлер – говорят правду о своих планах, им никто не верит». Похоже и теперь: многие ли всерьёз считают ситуацию предвоенной? Даже после демаршей МИДа и Минобороны. Все публичные признаки сходятся, но обычно: «да ну, дичь». Кому охота в такое верить. Немаловажно и другое – те, от кого зависит, быть или не быть, сами ещё не знают.

Они вообще с трудом представляют чего хотят. Если конкретно, здесь и сейчас. Если вообще – тогда понятно, по брехтовскому хору помещиков: «Быть может, нас они ещё забудут, как мы, что их навек забыть хотели? За стол садиться нам мешать не будут? Быть может, мы умрём в своей постели?» В этом подлинная доктрина доктрин путинизма. Вся его агрессивность порождается вот таким миросозерцанием.

В переводе с поэтического на дипломатический видим преамбулу пресловутого «проекта договора о гарантиях безопасности»: «Отказ от поддержки организаций, групп и отдельных лиц, выступающих за неконституционную смену власти». В этом сакральная суть, порождённая сакральным же страхом. А вовсе не в геополитике и не в гиперзвуковом оружии.

Но войсковая группировка по-прежнему сконцентрирована на российско-украинской границе. Военная аналитика уже излагалась не раз. Около 90 тысяч человек 8-й и 20-й армией Южного и Западного округов, близ границы соединение 4-й и 6-й воздушных армий, силы Черноморского флота. Несчитанное количество на территории ДНР/ЛНР, наличие которого задокументировано приговором Кировского райсуда Ростова-на-Дону. Группировка в Крыму способна десантировать до 10 тысяч со средствами усиления. С севера на подхвате Лукашенко. Фланговые удары на Донбассе, наступление на Мариуполь, десанты в портах… Все эти соображения за последние месяц-полтора озвучены неоднократно, да звучали и весной.

Для оккупации Украины таких сил, конечно, недостаточно. Хотя увеличить группировку не так сложно. Но для расширения оккупированной зоны, а главное, для жестокого удара по украинской политической системе план вполне годится. Смысл в любом случае не столько военный, сколько политический. Не территории же важны, и не рынки сбыта, как в советской политэкономии. Карательная операция против революционной независимости, показательная расправа с дерзнувшими на Майдан. Это не прихоть, а базовая потребность. Классическое сталинское «кто – кого». Иное несовместимо с их социальным существованием.

«Сегодня мы в такой ситуации, когда вынуждены что-то решать», – сказал вчера Путин на коллегии Минобороны. Это точно. Но ни разу не развёртывание системы глобальной ПРО США, не пусковые установки Mk41 в Румынии и Польше, не подлётное время до Москвы толкают ускоряться с решениями. В Кремле отлично знают, «откуда исходит угроза миру». Настоящая, а не накаченная их телевизором. Знают, кто единственный способен на первый удар. Никому, кроме них, не нужный.

Символично, что накручивая про «более 120 сотрудников американских частных военных компаний» и «резервы неустановленного химического компонента», Шойгу назвал именно Авдеевку, эпицентр боёв фазы 2017-го. Но стоит вспомнить, собственно, с чего начался нынешний виток обострения. 26 октября, удар украинского (называть его турецким едва ли верно в данном контексте) «Байрактара» по гаубичной батарее ДНР в Гранитном. Сигнал перемен военного расклада, влекущих и политические.

Истерия наиграна, но далеко не бессмысленна. «Агрессивны ли они от испуга? Да, но напугали их не кучи ваших железок и не ваши неумелые попытки создать оборону. Они смертельно напуганы собственным народом, потому что знают – конец неизбежен», – писал Владимир Буковский сорок лет назад об их предшественниках (которые, кстати, были не им чета).

Ливия и Сирия, тем более Украина и Беларусь – преддверие и модель той самой неизбежной встречи с российским народом. «Ответный упреждающий» удар мракобесно-олигархической империи в принципе неизбежен. К этому побуждают куда более мощные стимулы, нежели денежные или геополитические. И последствия более чем предсказуемы. Вопросы лишь «когда и как?» И тут правда возможны варианты.

Стиль кремлёвского действия давно и глубоко изучен. Перед серьёзными решениями, будь то внутри или вовне, они, попросту говоря, подолгу топчутся. Привычные гедонизм и сибаритство берут своё. Не говоря о необходимости согласовывать и стыковать нюансы интересов разных групп номенклатурной олигархии. Именно эти особенности, ничто иное, до сих пор тормозили у граней тотальных репрессий и масштабной войны.

Плюс огромный потенциал блефов, фейков, разводок и т.п. политтехнологий последнего тридцатилетия. Отсюда и возникают большие объёмы оптимизма наблюдающей общественности. Порой можно услышать и совсем экзотическую «аналитику». Например, о желании Кремля «наладить диалог с Западом» (вон как часто перезваниваться стали и Нуланд с печеньками приняли). Тут печально. Ибо ничем, кроме попыток самоутешения в бессилии подобное не порождается.

В целом же элементарная немудрёная логика: всегда обходилось, значит, и теперь обойдётся. Казалось бы, железное основание. Один в рассуждении пробел: обходилось не всегда. В начале 2014-го, например, не обошлось. Решение и реализация по Крыму были довольны стремительны. Равно как и по развязыванию Донбасской войны (что, пожалуй, ещё существеннее, поскольку долгосрочнее). Да и вообще: сравнить Россию 1999-го, 2011-го и 2021-го – есть, кажется, разница?

Обычно она создавалась медленным, но неостановимым наползанием. А иногда и резкими рывками, как в том же 2014-м, прошлом и текущем годах. Репрессивный «обнулизм» и окончательное решение по всем и всяческим оппозициям – чем не качественно новое состояние. А многие ли осознали масштаб сдвига?

Яркий сполох – история с ректором Московской высшей школы социальных и экономических наук Сергеем Зуевым. Владимир Путин 12 декабря: «Не вижу необходимости держать его за решёткой». Мосгорсуд 21 декабря: оставить прежнюю меру пресечения. Впечатление аховое: уже и Путина не слушают?! Полезно вспомнить, как полтора десятилетия назад объясняла Юлия Латынина: всемогущество Путина в том, что его словом можно кого-то добить, но не кого-то спасти. Машина катит сама. Даже тогда. Тем более теперь.

На памяти и другое, фейхтвангеровское произведение немецкой классики (при полном понимании различий в масштабах и сгущённости жути): «Он сам распорядился его выпустить. Крамер освобождён? – Нет. Тут обстоятельства…» Но сегодня вечером профессора Зуева вывезли из СИЗО на обследование в гражданскую больницу. Хотелось бы надеяться.

Президент Путин расширяет полномочия полиции в части проникновений, оцеплений, задержаний и вскрытия машин «при массовых беспорядках». Разрешает губернаторам баллотироваться сколько влезет («более двух сроков подряд») – пока не надоест президенту. Глава Минпромторга Мантуров поздравляет в Госдуме Иосифа Сталина с днём 142-летия и благодарит генсека за содействие в развитии промышленности. Тут уж к месту русская классика: «Даже в мёртвом деле бюрократизма они выказывают какую-то уж совершенно нестерпимую мертвенность». Вообще Порфирий Головлёв очень для них подходящий символ. Как носитель традиционных ценностей.

Топтание продолжается. Трамбуется мертвечина, как плацдарм и трамплин. Для государственного ли «рывка», обещанного скоро четыре года назад. Рывок вниз действительно реален, дно и сейчас ещё впереди. Если живые силы не проявятся раньше. Но уже неузнаваемо непохожие на все прежние надежды. Иным и взяться неоткуда.

Константин Кацурин, специально для «В кризис.ру»