Когда-то в русском языке употреблялось устойчивое понятие «китайские церемонии». Означавшее долгие комплиментарные речи, лишённые конкретного смысла. «Обойдёмся без китайских церемоний», – говорили, когда хотели избежать длинных и неконкретных словоизлияний. Визит генсека-председателя Си Цзиньпина в Москву в определённой степени можно назвать «китайской церемонией» – правда, если оценивать с российской или западной точки зрения. Для китайского руководства он был как раз наполнен смыслами.
Говоря проще, и Россия, и Запад ждали от товарища Си ответа на один вопрос: намерен ли Китай однозначно занять сторону РФ в столкновении с Украиной? И ещё конкретнее: будет ли Пекин поставлять Москве продукцию военного назначения? В первую очередь боеприпасы, взрывчатку и беспилотники.
Для Китая же визит имел совершенно другое значение. Пекин преследовал три цели. Первая – зафиксировать КНР в роли главного миротворца, что (по мнению китайских руководителей) блестяще удалось в Багдаде. Посадить за стол переговоров недавних злейших врагов, Иран и Саудовскую Аравию — такое действительно смотрелось эффектно. Вторая цель – продемонстрировать Западу, что Китай не одинок в мире. Что у него есть союзник, причём огромных размеров, богатый ресурсами и Западу враждебный. И, наконец, третье – продемонстрировать заинтересованность Чжуннаньхая в сохранении нынешнего режима в России.
Тут стоит сказать пару слов о китайской дипломатии как таковой. Она сильно отличается от европейской со всеми её производными (российской, американской, латиноамериканской), исламской или индийской. Китайская дипломатия вообще не учитывает интересы других стран, что и камуфлируется теми самыми «китайскими церемониями» в старорусском значении. У Китая нет союзников, и дело не в том, что Китай – противник блоковой политики. Он просто не может быть союзником. Только партнёром, инвестором, покровителем, спонсором. Но не союзником или другом. За словесами об исторической дружбе, уважении, общей памяти и прочими приятными вещами всегда стоит жёстко продвигаемый собственный интерес.
Это в США чуть не в каждом городе есть улицы Лафайета и Рошамбо, каждый американец со школьной скамьи знает, что свободой США обязаны французскому корпусу, разгромившему англичан во время Американской революции. Это в Париже есть улицы Москвы и Петербурга, станция метро «Сталинград». Это в Греции есть город Вирон, названный в честь лорда Байрона. Это в Москве есть станции метро «Римская», «Пражская» и «Варшавская». В Китае ничего подобного нет и быть не может. Ничего там не названо ни именем маршала Блюхера, сыгравшего большую роль в создании современной китайской армии, ни именем маршала Василевского, чьи войска в 1945-м громили японцев в Маньчжурии. Дружба, историческая благодарность, союзничество – это не из китайского дипломатического багажа.
Китай – Великая Поднебесная империя. У которой есть либо враги, либо вассалы. Ко вторым надо относиться по-отечески. И со всеми разговаривать вежливо.
Что касается России, отношение китайцев здесь осложняется исторической памятью. В нашей стране почему-то верят, будто китайцы либо благодарны, либо должны быть благодарны за советскую помощь с 1920-х про 1950-е годы. Но китайцы считают, что СССР действовал в собственных интересах, и благодарности не испытывают. Зато присоединение к России Дальнего Востока, который формально принадлежал Китаю до 1858-1860 годов, там помнят прекрасно. Как и «Манзовую войну» 1868-го, когда казаки силой изгнали с Дальнего Востока китайских поселенцев, и китайский погром в Благовещенске в 1900-го, и штурм русскими войсками Пекина. Недаром в Китае говорят: «Вернули Гонконг, вернем и Владивосток». Не далее как в феврале в КНР изданы географические карты, на которых Владивосток называется Хайшенвай, Благовещенск – Хайланпао, Хабаровск – Боли, Уссурийск – Шуанченцзы, остров Сахалин – Куедао. Комментаторы уже отметили гробовое молчание по этому поводу в агитпропе РФ. Историчная обидчивость на Запад дополняется изумительной толерантностью на Восток.
Столь длинное предисловие нужно для понимания китайских традиций и исторического фона, определяющего современные российско-китайские отношения. Но вернёмся к визиту Си Цзиньпина.
Хозяин и гость демонстрировали личную взаимную приязнь и непоколебимую дружбу двух держав. Говорилось о бурном развитии российско-китайских отношений, о совместном отстаивании норм международного права, о противостоянии проискам Запада (максимально неконкретно, но так, чтобы было понятно, о чём идёт речь). Говорилось, разумеется, и об Украине – что необходимо прекратить конфликт. Как и предполагалось, Москва согласилась принять китайский мирный план из 12 пунктов за основу урегулирования – когда Украина и Запад будут на него согласны (то есть с большой вероятностью никогда). Поведав обо всём этом миру и подписав некие экономические соглашения, содержание которых, разумеется, не было раскрыто, два лидера душевно расстались. «Боинг» с Си Цзиньпином на борту удалился в сторону Поднебесной.
В сухом остатке видно следующее. Си Цзиньпин продемонстрировал: КНР готова сотрудничать с РФ в противостоянии Западу. Но при этом никак не обозначил, в чём это сотрудничество будет заключаться и до каких пределов может распространяться. Западные аналитики изо всех сил пытались понять, нет ли намёков на возможность поставок китайских вооружений РФ. Этому не найдено подтверждений. Зато Си в очередной раз сказал о невозможности применения ядерного оружия ни при каких обстоятельствах. Путин и Щойгу говорили о необходимости «разрешения украинского конфликта мирным путём». Конечно, тоже без всякой конкретики.
Прямо говоря, столкновение на востоке Европы выгодно Китаю. Оно отвлекает Запад от тайваньской проблемы. Но вмешательство, в том числе путём поставок вооружений, чревато жёсткими санкциями Запада, о чём неоднократно предупреждалось. В результате Си Цзиньпин стоит перед тяжёлым выбором: он заинтересован не то, чтобы в военном успехе РФ, но в сохранении военного потенциала, а значит, устойчивости режима. Китай ориентирован также на дальнейшее освоение российского рынка, опустевшего после санкций и массового ухода западных компаний. «Китай является ведущим внешнеторговым партнёром России», – сказал президент Путин, и тут был прав. Однако для Китая Россия отнюдь не является ведущим торговым партнёром: эта доля в товарообороте Поднебесной составляет всего 3%, а доля Запада (США, Евросоюза, Японии, Южной Кореи, Австралии) – 44%.
Китайская экономика основана на экспорте, и санкции со стороны ключевых торговых партнёров неизбежно приведут к её краху. Сохраняется и сильнейшая зависимость Китая от западных технологий, лицензий, патентов. Западу было бы трудно заменить Китай в качестве «мировой мастерской», но в принципе это решаемо. Страны Запада сами много всего производят, и есть ещё Индия, Мексика, Бразилия, Индонезия, Турция, Египет… Китаю же заменить европейские технологии нечем.
Си Цзиньпин явно хотел бы помочь Путину. Эти два правителя различны темпераментно, но идеологически довольно сходны. Однако включения на кремлёвской стороне приведёт Китай к катастрофе. Значит, нужно как-то поддержать Москву, не попадая под удар. А это в нынешней ситуации вряд ли получится.
Постоянная задача китайской дипломатии – извлечение конкретной выгоды из любой ситуации – решается и здесь. В обмен на словесную поддержку и неопределённые обещания сбиваются цены на российское сырьё (и так для Китая низкие), образуется доступ к российским секретным технологиям. Но касательно военно-политического альянса начинаются «китайские церемонии». Си Цзиньпин явно был бы не против возглавить международный «союз автократий» с Путиным в качестве зама. Это вполне соответствовало бы и его собственным взглядам, и текущей доктрине КПК. Но это противоречит национальным интересам Китая. А о них не приучены забывать даже китайские коммунисты.
Ещё одна «китайская церемония» – принятие мирного плана. Он составлен так, чтобы обе стороны могли увидеть в нём то, что хотят (РФ – тезис об учёте интересов, Украина – о территориальной целостности, все вместе – об уважении суверенитета). План критикуют как заведомо невыполнимый и даже осмеивают. Но он заранее и составлялся с расчётом на невыполнимость. С другой стороны, даже в США прозвучали высказывания в том плане, что какие-то положения можно использовать. Значит, налицо очередной успех китайской дипломатии, утверждают в Пекине. Этому вторят многочисленные «нейтралы», в основном с «глобального юга», заинтересованные в китайских инвестициях и доступе на китайские рынки.
Получается, что визит Си Цзиньпина в Москву достиг своей цели. Получил кое-что и Кремль. Как минимум символическое ободрение, что немаловажно на фоне ордера МУС. Правящему слою РФ оставлена и главная надежда – на мощные китайские гарантии сохранения нынешнего режима. Признаки тому – постоянные заявления о «суверенных политических устройствах», и соглашение о «сотрудничестве в области информации». Номенклатурная олигархия понимает ведь суверенитет по-своему – не как национальную независимость, а как сохранение собственной власти. Компартия Китая, разумеется, относится к этому с большим пониманием, нежели коллективный Запад.
Но предложений конкретной помощи Москва не дождалась. При том, что западная помощь Украине нарастает. Однако надо иметь в виду, что критическое ухудшение военной ситуации для РФ может изменить китайскую позицию. Военные поставки могут оказаться единственной возможностью удержать социально близкий режим. Такой сценарий представляется маловероятным, но полностью его исключить нельзя. Ведь решения в Китае принимает один человек, и насколько эти решения будут согласовываться с логикой и здравым смыслом, никто наверняка сказать не может.
Евгений Трифонов, специально для «В кризис.ру»
