Можно прожить почти сто лет. Быть яркой личностью, сильным политиком, умным человеком. Добраться до властных вершин. Много взять от жизни. И всё равно немного в ней понять. Сегодня скончался Любомир Штроугал, многолетний премьер коммунистического режима Чехословакии. Едва не пробравшийся в верховные правители-генсеки. Всё просчитал мудрый Любомир, всех аппаратных зубров переиграл. Только проглядел кузнеца Петра.
У него была хорошая анкета для коммунистической карьеры. Его отец работал на цементном заводе. Потом считалось – сын рабочего, хотя Йозеф Штроугал-старший был менеджером на предприятии своего шурина. (Вспоминается из рассказа Славомира Мрожека: «Мой отец был простым дровосеком! – Конечно, помню его, господин граф!») Именно он сформировал первую ячейку Компартии Чехословакии в маленьком городке Мезимости-над-Нежаркой, невдалеке от знаменитого Табора. Но в годы оккупации Йозеф Штроугал участвовал в Сопротивлении, попал в руки гестапо и погиб в нацистской тюрьме. Сын рабочего – спорно, сын героя – несомненно.
В 1945 году Любомиру Штроугалу исполнился двадцать один год. Но в КПЧ он уже состоял. В 1948 году он ещё учился на предпоследнем курсе юрфака в Карловом университете. Но уже служил в партаппарате. В юрисконсультах или адвокатах париться ему не пришлось. Взлёт пришёлся на 1957 год: Любомир Штроугал становится первым секретарём окружкома КПЧ. Округ Ческе-Будеёвице – крупный административный и промышленно-транспортный массив, центр Южночешского края. Уже в 1958 году тридцатичетырёхлетний Любомир Штроугал входит в состав ЦК.
Ходили упорные слухи: якобы Йозеф Штроугал в заключении просил Антонина Новотного позаботиться о своём сыне. Это выдумка, такие сплетни характерны для чешской политики. Но налицо и факт: первый секретарь ЦК КПЧ, президент ЧССР Новотный знал и ценил Штроугала-младшего. Любомиру не было сорока, когда в 1961 году он возглавил МВД. Своего предшественника Рудольфа Барака, снятого за коррупцию, новый министр помогал арестовывать.
На этом посту Штроугал не только курировал полицейский порядок (в Чехословакии весьма прочный, это не вольная Польша). Штроугалу приходилось разбираться в «нарушениях социалистической законности», сталинистском терроре времён Клемента Готвальда. Чехословацкая номенклатура, надо сказать, не приветствовала хрущёвские разоблачения XX съезда (опять-таки, в отличие от польской). Реабилитация велась долго, аккуратно и негласно. И касалась только «честных коммунистов», попавших под замес. Вроде генсека Сланского, повешенного президентом Готвальдом. Простыми чехами и словаками местные «десталнизаторы» совсем не интересовались. И уж конечно, оставались «виновными» антикоммунистические подпольщики и повстанцы «Чёрного льва» и «Гостинских гор».
Не была реабилитирована даже Милада Горакова, участница Сопротивления, сидевшая при немцах и казнённая при коммунистах. Зато реабилитировали Марию Швермову – бывшую подругу Милады, агитировавшую за виселицу для неё. Она ведь тоже оказалась репрессирована – за то, что отказала в расположении министру информации Вацлаву Копецкому. Редкостному негодяю даже по меркам КПЧ, предводителю тамошних «соловьёв».
Министр Штроугал не был главным в этом процессе. Комиссию по реабилитации возглавлял член Политбюро Драгомир Кольдер. Но Штроугал чётко понимал задачи и ювелирно их выполнял. Без него процесс мог где засбоить, прорваться опасной гранью. А так из шестидесяти тысяч репрессированных реабилитировали примерно четыре сотни.
«Мне глубоко жаль всех, кто несправедливо пострадал от нашей госбезопасности, юстиции и внесудебных преследований. Я ничего не могу изменить, но я искренне извиняюсь», – написал Штроугал в мемуарах. И тут же добавил: мол, в готвальдовских преступлениях нельзя обвинять всю партию. Куда же без этого.
Одна из акций Штроугала вызвала бы аплодисменты сегодняшних креативщиков. Если бы не результат. В 1964 году водолазы МВД вдруг «обнаружили» на дне ледникового Чёрного озера четыре сейфа с «тайными документами нацистов». Получилась мировая сенсация. Гневную пресс-конференцию вёл лично Штроугал. Были скомпрометированы некоторые политики ФРГ, якобы упомянутые во всплывших бумагах. Ради чего всё и затевалось: «Истинное лицо коварных западногерманских реваншистов!» Несколько лет спустя капитан госбезопасности Ладислав Биттман бежал в США и подробно рассказал, как чехословацкие органы вместе с КГБ по-вермахтовски обработали ящики и положили туда несколько старых известных документов вперемешку с чистыми листами. Мастерский фейк обернулся зажигательным провалом. Но на карьере Штроугала это не отразилось. С министерского поста он ушёл на повышение – секретарём ЦК.
Любомир Штроугал поддержал Пражскую весну. Он рассчитывал – и вполне основательно – отличиться в реформах Александра Дубчека. Получил пост вице-премьера, возглавил правительственный Экономический совет (на все руки, как видим: хоть полиция, хоть экономика). Но Штроугал, в отличие от наивного Дубчека, понимал, с кем имеют дело реформаторы и чем всё может закончиться. Так оно и случилось: в августе 1968-го Пражскую весну раздавили советские танки.
Лично Штроугал в подавлении не участвовал, позаботился о биографии. Даже проговорил что-то вроде неполного согласия, но очень негромко и расплывчато. Во всяком случае, это никак ему не помешало в быстрой перековке. С ноября 1968-го он вновь секретарь ЦК. Но теперь ещё и член Политбюро (в КПЧ оно именовалось Президиумом ЦК). Проявил полную лояльность к новому генсеку-президенту Густаву Гусаку. Получил от него назначение в премьер-министры. Во главе правительства ЧССР Штроугал стоял восемнадцать лет.
Это был период «нормализации» или же «социализма с гусиной кожей». Чехословацкий аналог брежневского застоя. Партийный диктат, идеологическая цензура, гэбистские преследования. В современных Чехии и Словакии формулируют проще: «лагеря, враньё, танки». Но премьеру удавалось частично дистанцироваться от всего этого. И не только в качестве дельного управленца – хотя материально-бытовые условия в ЧССР были не в пример лучше советских, польских, болгарских, даже венгерских, не говоря о румынской нищете.
Штроугал старался держаться особняком от партийных неосталинистов. Вроде секретаря по идеологии Василя Биляка, «злого гения партии». И даже от самого Гусака. Политику он проводил совершенно ту же. В риторике просматривалось некое перемигивание с интеллигенцией, культурной элитой, творческим андерграундом, даже со статусными диссидентами. Это было характерной чертой чехословацкой политики. Пражский круг Вацлава Гавела не чурался номенклатуры. Не только в плане вечных надежд на раскол элит. Не только по части закулисных договорённостей о публикациях или загранпоездках. Велось тесное бытовое общение, вплоть до дружбы домами. Номенклатура охотно шла на встречу – в этой среде был неизбывен комплекс преклонения перед гуманитариями. (Придёт время, и генсек Урбанек будет отчаянно взывать к «нашим писателям, актёрам, музыкантам, драматургам»: спасите от бунтующей толпы!)
Премьер олицетворял не только гусаковскую «нормализацию», но и определённую номенклатурную продвинутость. В него верили мэтры пражской диссидентской элиты. Не верили другие диссиденты – из дальних захолустий, общавшиеся с глубинным народом. Не верили такие люди, как ушедшая в диссидентство Мария Швермова – они-то хорошо знали бывших товарищей. А главное, не верил тот самый народ. Но уж его-то глава правительства не замечал вообще.
Советская перестройка вдохновила чехословацкого премьера. Он отлично понял: это его главный шанс. Никто лучше Любомира Штроугала не годился в «чехословацкие Горбачёвы». Понимали это и товарищи по партийной верхушке. Происходящее в СССР пугало их вообще, а явные амбиции Штроугала пугали отдельно. Престарелый Густав Гусак к тому времени явно устал от жизни. Он оставил за собой президентство, ключевой же пост генерального секретаря ЦК передал весьма консервативному и столь же недалёкому партбюрократу Милошу Якешу. Новый генсек поторопился избавиться от крайностей: почти одновременно были отправлены в отставку Василь Биляк и Любомир Штроугал.
Формальное устранение из высшего синклита мало его беспокоило. Он успел сколотить мощную группу поддержки в партийно-государственном аппарате и силовых структурах. Начать с того, что преемник на правительстве Ладислав Адамец был его единомышленником, если не сказать учеником. Да и тот же Гусак, многоопытный босс на покое, явно посматривал в сторону экс-премьера. Власть КПЧ надо спасать, а кто ещё способен?
Среди сторонников Штроугала был один особого профиля. Генерал Алоиз Лоренц, заместитель министра внутренних дел, возглавлял StB – Службу госбезопасности ЧССР. И вполне разделял штроугаловские соображения: сменить кадры, объявить «Пражскую весну 2.0» и дальше вести народ, бесконечно благодарный за избавление от якешевских дубарей. В том, что всё решается ими и только ими, они не сомневались ни на грамм. Нужен лишь удобный момент.
И такой момент, как показалось, представился в ноябре 1989-го. Всем известна дата 17 ноября – студенческий бунт в Праге, старт Бархатной революции. Многие знают и о виртуозной гэбистской провокации. В производстве фейков Лоренц, пожалуй, превзошёл самого Штроугала: по его приказу поручик Людвик Зифчак притворился убитым студентом. Обрушивается вал негодования. Генсек Якеш политически обречён. Остаётся собрать Президиум и утвердить Штроугала во главе ЦК. (По Беранже: «Конклав кричит: “В беде суровой спасенье нам в его руках!”»)
Но незаслуженно мало известна другая дата 1989 года: 23 ноября. На столичные улицы вышли под антикоммунистическими лозунгами рабочие пражских заводов. Впереди шёл Петр Миллер, кузнец-машиностроитель с ЧКД.
Этот день изменил всё. Номенклатурные схемы треснули. 24 ноября генсека Якеша сменил Урбанек, но это ни на что теперь не влияло. 27 ноября всеобщая забастовка принудила руководство КПЧ на следующий день сесть за Круглый стол с диссидентами и активистами мирного восстания. Правительственную сторону возглавлял Адамец, оппозиционную – Гавел. Начались муторные торги, кому сколько мест в правительстве. Штроугал и его группа рассчитывали, вероятно, добиться каких-то преференций и гарантий, как незадолго до того в Польше.
Запарившись от этой говорильни, Петр Миллер зашёл на перекур в туалет. Столкнулся там с Ладиславом Адамецем. И сказал кузнец премьеру: зачем мы теряем время, судим-рядим? почему бы вам просто не уйти прочь? Это было молниеносным решением, как колумбово яйцо. Вряд ли идея понравилась главе правительства и тем, кто с ним. Но её подхватили партнёры по диалогу, а главное – массы. Дальнейшее общеизвестно.
Так Любомир Штроугал наконец проиграл. В первый раз, зато всё сразу. Чтобы выйти из депрессии, потребовался месяц.
После революционного ноября он прожил ещё треть века. Из политики ушёл. Товарищи отыгрались на нём, торжественно исключив из партии. Злоупотребления, видите ли. Но Штроугал без них тоже обходился. Строил себе частную жизнь.
Развёлся, вторично женился. Курсировал между элитной квартирой и горной усадьбой. Хотя, конечно, уже не летал в коттедж на вертолёте, как в номенклатурные времена. Предпочитал одиночество в горах, но радовался за успешных детей – сына-архитектора и дочь-дизайнера. Дружил домами с Гавелом. Писал и издавал мемуары. Демонстративно прогуливался в буржуазных джинсах – вот, мол, мы не догматики, способны к конструктивной переоценке своих традиционных ценностей.
Нельзя сказать, чтобы всё сошло ему совсем без последствий. В 2019 году экс-генсек Якеш, экс-премьер Штроугал и экс-министр внутренних дел Вратислав Вайнар были привлечены к уголовной ответственности. Конкретно они обвинялись в приказах погранслужбе стрелять боевыми по перебежчикам на Запад. Через полтора года прокуратура прекратила преследование: медики усмотрели у Штроугала и Вайнара возрастные психические деформации (Якеша уже не было в живых). Поверхностные репортёры закричали об оправдании, но это не так. Формулировка прекращения предполагала совершение преступного деяния, которое по объективным причинам приходится оставить без наказания. В марте 2022 года Конституционный суд Чехии возобновил дело. Но теперь оно завершилось само собой. По крайней мере, в отношении Штроугала вслед за Якешем.
Говорить о политике и истории Штроугал не очень любил. Всё, что он хотел сообщить, сказано в мемуарах. Читайте, кому интересно. Но однажды всё-таки обмолвился: «Я недооценил диссидентов». Вот, значит, кому проиграл в собственном его представлении. Другу Вашеку. Ну, это терпимо. О Петре он промолчал. Кузнецы для него остались вне игры. Даже после сокрушительного поражения, понесённого именно от них.
Так и не понял, значит. За 98 лет.
Никита Требейко, «В кризис.ру»