Конституция золотой мины

1977 год отмечен в СССР двумя знаменательными событиями. Ныне юбилеями. 7 октября Верховный Совет принимает новую Конституцию. «Основной закон развитого социализма» призван увековечить Брежнева. 10 ноября выходит на телеэкраны двухсерийный детектив-боевик «Золотая мина». Слегка приподнимается завеса над подлинными законами и основами советской жизни. «Сука!» – сплёвывает в последнем кадре персонаж Олега Даля.

«Великая Октябрьская социалистическая революция во главе с В. И. Лениным… Социалистическое общенародное государство… Вооруженная марксистско-ленинским учением Коммунистическая партия…» – это было всего 45 лет назад. Почти половина этого времени ещё и ушла на Путина (как продавщица на базу в 1977-м). Сколько же всего сделано, подумать только. «Неузнаваемо изменился город за это время» – излюбленная формулировка пропагандистов той эпохи. Высмеянная Аркадием Аркановым в романе «Рукописи не возвращаются»: речь шла о периоде с XIII века по 1981 год. Можно представить, что впереди.

А ведь принималась та Конституция именно затем, чтобы перемен избежать. Дохлый это номер. Нагляднейший урок царям, хоть цари и не учат уроков.По Советскому Союзу, тем более эпохи застоя, принято сейчас вздыхать и ностальгировать. Зря. Конституция, к примеру, лучше нынешней не была. Все чинушные духоскрепства в том тексте уже присутствовали. Вместо «традиционных ценностей», «государствообразующего народа», «памяти предков» и «внутренних угроз» – «партийные организации», «демократический централизм», «планомерный характер» и «победа коммунизма». Неизвестно, что хуже. Здесь как раз преемственность правящего класса, который что бы ни строил – возведёт барак усиленного режима.

«Обнулять сроки» в 1977 году не приходилось. Авторы Конституции искренне бы удивились: зачем, кому, куда? Сказано же в статье 6: «Руководящей и направляющей силой советского общества является Коммунистическая партия Советского Союза». Так было и раньше – по Конституции 1936-го, сталинской, а не брежневской: «Наиболее активные и сознательные граждане объединяются во Всесоюзную коммунистическую партию (большевиков), руководящее ядро всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных». И ещё раньше. Хотя в Конституции 1924-го, послеленинской, партия не упоминалась. Партийно-номенклатурное всевластие не ограничивалось ни на йоту. И не на жалкие шесть лет, а до скончания времён. Иными сроками не мыслили.

Тому режиму не требовались манипуляции с пустяками. Страна была зажата неодолимым – как казалось – партийно-гэбистским обручем на гробу. 7 октября 1977 года пришлось на пятницу. Дабы без проблем выпить за новую Конституцию с заходом на выходные. А вот 6-е – это был четверг. Единый политдень от Балтики до Берингова пролива. Вот что такое диктатура. «Славься, Отечество наше свободное» – как раз к той Конституции подгадал Михалков очередную версию гимна СССР. Эти слова украшают и гимн РФ. Опять-таки преемственность.

Но в остальном теперь, конечно, не то. В Советском Союзе командир частной армии не мог публично предъявлять губернатору второй столицы пособничество военному противнику – как теперь Пригожин впечатывает Беглову «колоссальную помощь ВСУ». Причём оба остаются на местах и постах. «Демократия… Распустились! Жаль, что нету на них Самого» – говаривал по этому поводу сановный хозяин евтушенковской Нюшки Буртовой.Серьёзных изменений Конституция 1977-го не содержала. Провозглашение «развитого социализма» – субформации, непредвиденной Марксом и Лениным, зато открытой Брежневым. Поторжественней о КПСС. «Депутаты трудящихся» переименовывались в «народных депутатов». Намёки на классовость начинали пугать господствующий класс. С общенародностью казалось спокойней. За бутылкой все ведь равны. Странно, что сакральные цифры 3.62 и 4.12, а также 11 (утра) и 7 (вечера) не внесли в Основной закон Союза ССР.

Зато вставили несколько других статей. Получался своего рода наш ответ Картеру – о правах советского человека. На охрану здоровья, например. Или на жилище. То есть конституировался надзор по месту прописки и по районной поликлинике. На пользование достижениями культуры – как раз вышел фильм «Солдаты свободы», в роли подполковника Брежнева – Евгений Матвеев. Родителям вменялась в обязанность забота о детях, детям о родителях. Самим, без конституционного напоминания, никому ведь такое в голову не придёт. «Каким ты хотел бы стать? – Как отец, конечно. Сильно он в жизни устроился. Его сумма всегда окончательная» – документальную повесть Валерия Аграновского о несовершеннолетнем преступнике в год Конституции зачитывали до дыр.

Ещё добавили в Основной закон понятие «трудовые коллективы». В порядке развития социалистического самоуправления. Ленинградский журналист и архивист-исследователь Геннадий Кабалкин написал пьесу «Имею право!» (нигде, конечно, не поставленную, но разошедшуюся в списках). Пожилая работница, вынужденная на свои деньги покупать сверло для завода, спрашивает на собрании: «А трудные коллективы – это вроде нашего, да?»

Брежневскую конституционную реформу готовили основательно, полтора десятилетия. Начинали вообще при Хрущёве, в 1962 году. За это время несколько раз менялись тактические установки и руководители процесса. Речь даже не о председателях Конституционной комиссии – тут-то понятно: сначала Хрущёв, потом Брежнев. Но в «полевом» формате тему вели другие. Первые шесть лет «рабочую группу» возглавлял секретарь ЦК КПСС по идеологии Леонид Ильичёв – агитпроповец Большого террора, участник Новочеркасской расправы. Следующие пять лет – Александр Яковлев, «тайный либерал» из агитпропотдела. Завершал секретарь ЦК и заведующий международным отделом Борис Пономарёв – стратег и практик мировой политики КПСС. Эти фигуры и их замены отражали существенные зигзаги: от откровенного неосталинизма через новаторские изыскания к золотой номенклатурной середине.

Не раз уже отмечалось: в сравнении с тем, что наблюдается сегодня, советские вожди являли собой великих государственных мужей. Но и из них никто не заметил угрозы в статьях 2 и 72. Полновластие Советов. Право союзных республик на свободный выход из СССР. Слишком были уверены в незыблемости статьи 6. Которая действительно обессмысливала все остальные. Но – «Пребывающему долго в силе бывают незаметны приходы слабости, и даже несколько их, включая предпоследний». И Советы, и республики довольно скоро вспомнили свои конституционные права. Главное, вспомнил народ.

Практического смысла в этой «реформе» было меньше, чем в путинской. Зато стратегические цели совпадали вполне. Закрепить классовое господство под мракобесной идеологией. Внушить «оставь надежду». Им казалось и кажется, будто оно удалось. Но Брежнев умер через пять лет. А дальше – краткая андропо-черненковская интермедия, потом уже Горбачёв, вскоре шахтёры и Август-1991. Пятнадцати лет не прошло.Через месяц и три дня на Ленинградском телевидении состоялась премьера «Золотой мины». С творческой прямотой была показана живая изнанка времени.

Суть не в сюжете. Сюжет каждому с детства известен: силы добра и зла наперегонки ищут клад. Значимы образы. Полковника угрозыска Зарубина играл Михаил Глузский. Этого уже хватало, чтобы «положительная» сторона обрела зрительские симпатии (что не слишком часто случалось в советском кино). Помог и Евгений Киндинов в роли капитана-оперативника Крошина. И всё же центральная фигура киноповествования – бандит-валютчик Косов, он же Брунов. В исполнении Олега Даля.

Не в джинсуре дело и не в «очках от солнца». Хотя то и другое было тогда показателем, особенно для молодёжи. Неизменно холодное выражение лица. Неторопливо-презрительные движения. Взгляд – на социум. Так же смотрел на оккупантов в «Варианте “Омега”» советский разведчик Скорин.

Преступнику и его группировке противостоит… милиция. Крепкие профессионалы, явно хорошие люди делали нужное дело. Зарубин показывает допрашиваемому барыге телеграмму Брунова-Косова: дескать, приезжай, всё готово (в смысле, приезжай с деньгами, возьмёшь золото). «Но он вас обманывает. Вот акт об изъятии ценностей. Догадываетесь, чем могла закончиться для вас встреча?» Хирург Подниекс (Игорь Дмитриев) – человек так себе, «не луч света в тёмном царстве». Но даже за его спасение зритель благодарен Зарубину.

Проходит череда образов отрицалова. В значении не столько литературно-художественном, сколько конкретно-уголовном. Бандит Гришанин, сыгранный Адольфом Ильиным. Трагичная вообще-то фигура, доверившийся боссу как товарищу. «Без меня хотел, сволочь? Я везучий». Но встреча стала тем самым, чего избежал барыга Подниекс. Бандит Таранец, наёмный киллер. «Этот. – Пошёл. – Давай».Дзюдоист-олимпиец Сергей Суслин в этой роли демонстрирует уровень драки не ниже голливудского. Играл он, кстати, во многом самого себя. Каскадёр Суслин был реально вписан в банду, восходящую, по некоторым исследованиям, к историческим фигурам ленинградского дзюдоизма…

Задумчиво смотрит сквозь табачную дымку неподражаемая Лариса (Любовь Полищук). Подруга Косова не оказалась верна до конца. «Ты зачем того парня в больницу отправил? – Вообще-то я объяснять не обязан». Твёрдость семейных ценностей олицетворяет Лидия (Жанна Прохоренко): каким бы ни был Брунов, сестра его не сдаст.

Кто ещё? Потерпевшие? Запуганные хозяева дачи, где был запрятан бидон с золотом? Мощные опоры конституционного порядка. Есть ещё продавщицы, гитаристы, певицы из «Кронверка». Это, конечно, не гришанины с таранцами. Но не очень-то надеется на них умный Зарубин в исполнении мудрого Глузского.

Эти люди создают видеоряд, панораму Ленинграда 1970-х. Под инструментальные композиции «Джаз-комфорта» и радиостанции «Юность». Под землёй огонь. Наверху спокойное, размеренное течение повседневности. Был шанс понять, подумать и подготовиться. Время давалось. Но не было использовано.

Брунов-Косов всё-таки попадается. Что любопытно, в Крыму. Опергруппа успевает вытащить пистолет из плечевой кобуры. Картина заканчивается на этом. Последнее слово с экрана – ругательство. Явное обещание встретиться обращено ко всем.Эпохальная смерть Брежнева наступила 10 ноября 1982-го. Ровно через пять лет после показа по ЛенТВ. Золотая мина взорвалась. И не она одна. Поначалу это не было замечено. «Крутейшие перемены произойдут в России, – писал Солженицын, размышляя над Февральской революцией, – только не сразу». «Увидите, на какой мине вы жили», – слышал советский телезритель. Под которого только что был заложен Основной закон.