Среди мировых событий недели – переворот в западноафриканском государстве Буркина-Фасо. 24 января в эфире национального телевидения появился молодой офицер по имени Сидсоре Кадер Уэдраого и зачитал коммюнике об отстранении президента Рока Марка Кристиана Каборе и установлении военного режима. Группа, пришедшая к власти, называет себя «Патриотическим движением за охрану и восстановление». Во главе хунты стал Поль-Анри Сандаого Дамиба, которого разные СМИ именуют то полковником, то подполковником.
Путчисты заявили, что устроили переворот из-за ужасающего положения с безопасностью: исламистские группировки с 2015 года терроризируют страну. Их жертвами стали тысячи людей, а около полутора миллионов были вынуждены покинуть свои дома. На таком фоне чрезвычайное положение смотрится как нечто обоснованное. А где ЧП, там и ЧК в том или ином виде. Но военные режимы, исполняя с тем или иным успехом функцию восстановления порядка, могут иметь самую разную политическую суть.
Страны Запада и международные организации привычно «выражают озабоченность». И столь же привычно рекомендуют восстановить демократию. Зато некоторые российские политологи бурно радуются. Руководитель Фонда защиты национальных ценностей Максим Шугалей направил послание Дамибе: «Я сердечно поздравляю Вас! Вы совершили серьезнейший и правильный шаг. Насаждаемые западными странами террористы, много лет издевались над вашей страной. Я вижу, как это происходит на примере народа ЦАР, который совсем недавно смог обрести подлинную независимость, исключительно благодаря решительным действиям».
Политтехнолог Шугалей тесно связан с партией «Родина» знаменитого депутата Журавлёва. Выступает как пропагандист беспредельно «духоскрепных» идей. Широкую известность получил весной 2019 года, когда попал в ливийскую тюрьму, пытаясь вмешаться в тамошнюю политику на стороне «антизападных» сил. Его прочувственное воззвание опубликовало агентство ФАН – известное как «фабрика троллей», которую часто связывают с именем «путинского повара» Евгения Пригожина.
Ни для кого не секрет многообразные интересы Пригожина на Чёрном континенте. В этом плане характерно упоминание Шугалеем центральноафриканского конфликта. Президент ЦАР Туадера считается классическим примером африканского проводника путинской политики. При этом стало известно, что свергнутый буркинийский президент Каборе отказывался от приглашения в страну российской ЧВК Вагнера. Этого оказалось достаточно, чтобы рассматривать переворот в определённом контексте.
«Военный аналитик Борис Рожин назвал произошедшее следствием потребительского отношения бывших метрополий к странам Африки. По его прогнозу, государства Черного континента будут и дальше бороться с пагубным влиянием неоколониалистов», – продолжает ФАН («наивно» не относящее к неоколониалистам деятелей типа Пригожина). Аналитик Иван Аркатов считает, что «граждане Буркина-Фасо и других государств Африки видят удачный пример стремительных перемен к лучшему в Мали после начала сотрудничества с Москвой. Именно с этим связано решение жителей еще одной страны Чёрного континента разрушить оковы неоколониальной зависимости от Франции», – рассуждает издание «Народные новости», принадлежащее к медиахолдингу «Патриот», реальным владельцем которого, по слухам, является тот же Евгений Викторович.
Подобные высказывания вызывают тревогу. Ведь Шугалей, Рожин и Аркатов – не сами по себе. Они выражают точку зрения части российской элиты (причём вполне определённого сегмента). Конечно, кивки в сторону ЦАР и Мали, где размещены российские военизированные структуры несерьёзны: об успехах этих дружественных России режимов в экономической или социальной сферах говорить не приходится. Не говоря о «стремительных переменах».
Радость по поводу «возвращения России в Африку» сродни фантомным болям по СССР. Ах, как хочется вернуться в год эдак 1977-й, когда в Москве толклись «революционные» лидеры из полутора десятков африканских стран, вымогая деньги, оружие и всякую помощь. Они, вместе с кремлёвскими старцами, ругательски ругали неоколониализм, который им даёт мало, но взамен нагло требует какой-то демократии. Итог этой дружбы известен: «Наши самолёты заправляют в Луанде последними. Официальные лица позволяют себе на час и более опаздывать на приёмы в советском посольстве», – констатировала газета «Правда» осенью 1991 года…
Сегодняшние товарищи, бурно радующиеся по поводу появления «пророссийских» режимов в Африке, скромно обходят тот факт, что принадлежат к этой плеяде только самые отсталые страны континента. И то весьма придирчиво относящиеся к таким отношениям; самый яркий тому пример продемонстрирован в Судане. Но оставим в стороне сентенции насчёт неоколониализма. Вспомним об итогах советско-африканского сотрудничества. А ведь СССР был несравненно богаче и сильнее РФ. И не был изолирован в мире, имел, хотя и вынужденных, но союзников. При всём том советский роман с Африкой оказался неудачен.
Причин тому много. Во-первых, у СССР просто не было достаточных излишков для безвозмездной помощи. Африканским странам нужны в первую очередь трактора, автомобили, станки, строительные материалы, ткани и удобрения. В 1990-м, после 60 лет индустриализации, в Советском Союзе на 1000 га пашни приходилось 12 тракторов, в то время как в «социалистической» Польше – 77, во Франции – 130, в ФРГ – 250! Сам СССР по этому показателю был на уровне развивающихся стран. Примерно так же дела обстояли с грузовыми автомашинами, а с легковыми – ещё хуже. Современные станки в СССР практически не производились, их закупали на Западе. Остро не хватало одежды, обуви, удобрений, а всё, что было, отличалось низким качеством.
Африканские союзники относились ко «второй» или даже «третьей» категории (к «первой» принадлежали государства Восточной Европы, Китай до 1960-го, Вьетнам и Куба). Огромные советские ресурсы поглощали Египет при Насере, Сирия, Алжир и Южный Йемен. Марксистов-ленинцев Чёрной Африки снабжали по остаточному принципу. Низкое качество советской техники и «товаров народного потребления» часто вынуждало отказываться от советской помощи и изыскивать валюту на закупки западных товаров. В тропиках советская техника быстро выходила из строя.
Были и психологические трудности. Советские специалисты и инструкторы очень часто оказывались не на высоте. В союзные страны Москва командировала недостаточно квалифицированных специалистов. Зачастую они плохо разбирались в местной специфике. Яркий пример: в 1961 году СССР направил в Конго (Леопольдвиль) продовольственную помощь. Суда, гружёные зерном, прибыли – и выяснилось, что в Конго нет мельниц, способных молоть пшеницу: при колонизаторах туда привозили готовую муку. Зерно, предназначенное для Конго, пришлось за копейки продавать в Марокко. Где мельницы были.
При этом многие советские специалисты в Африке нередко были подвержены наивному романтизму. Многие из них верили в свою высокую миссию, ощущали себя Прометеями, несущими свет во тьму. Кстати, точно такими же Прометеями считали себя европейские колонизаторы XIX века. И точно так же успехи «цивилизаторов» оказались не так уж велики, а благодарность африканцев – и того меньше.
Старый полковник СВР вспоминал, как ему говорил африканский лидер, фамилию которого он назвать отказался: «Вы, русские, такие глупые! Скажешь вам, что мы против американцев и за социализм – так вы и бежите к нам с деньгами, хлебом и оружием!» Любопытно, что сходный эффект обратного знака имел место и на противоположный стороне: в ленинградских молодёжных компаниях антисоветского уклона имя Жонаша Савимби бывало в большей чести.
Но «антиимпериализм» и марксизм постепенно улетучивались по мере того, как советские представители отказывали в безграничной помощи. Гвинейский и конголезский режимы активно развивали сотрудничество с США и Францией. Ангола, защищаемая кубинскими войсками на советские деньги, допустила в нефтяную промышленность американские и западноевропейские компании. Танзания переориентировалась на Китай.
И вот сейчас о России вспомнили беднейшие ЦАР и Мали. Теперь, как надеются некоторые «защитники национальных ценностей», по этому пути пойдёт Буркина-Фасо. Прямо головокружение от успехов.
Экономическое сотрудничество с Африкой можно только приветствовать. Да и военное само по себе не должно вызывать отторжения. В конце концов, по африканским пустыням и саваннам действительно бродят террористы, с которыми надо бороться.
Предположим, французская помощь оказалась недостаточной и неэффективной, поэтому ЦАР и Мали обратились к России. Но тут важно понимать, на каких условиях и в какую социально-политическую цену обойдётся такая поддержка. Как будут выглядеть режимы сахарского или тропического путинизма.
Говорить о каких-то антитеррористических результатах рано – они просто неизвестны. Больше слышно о продолжающихся столкновениях и военных преступлениях. Экономическое сотрудничество, конечно, способно принести в тощие бюджеты этих стран какие-то деньги, но не поднять экономику. ЦАР и Мали – аграрные страны, а развивать сельское хозяйство в тропиках – совсем не российский профиль. Не говоря, что это требует огромных затрат, на которые ни российское государство, и бизнес пойти не могут. Горнодобывающая отрасль – единственная, куда планируется инвестировать – приносит выгоду только правительствам, олигархам и надсмотрщикам (что очевидно на примерах Анголы, ДР Конго, Замбии).
И когда читаешь, как некие российские компании готовы вложить в ЦАР то ли миллиарды, то ли десятки миллиардов долларов – можно только удивиться: чего бы не вложить эти же деньги в отечественную экономику? А не в проекты (из которых ни один не представлен публике сколько-нибудь подробно и внятно), напоминающие тоннель Чукотка-Аляска или озеленение Марса.
Тем не менее, в буркинийской столице Уагадугу разъезжают после переворота велосипеды и автомобили с российскими триколорами. Группы людей на улицах скандируют здравицы. Кто-то верит, будто «русские придут» и спасут от исламистских боевиков. А может быть, кому-то предписано в это поверить. Нужно же Дамибе с его «охранниками и восстановителями» найти зарубежных партнёров.
Страны, нечасто редко появляющиеся в мировом информационном пространстве, как правило, ассоциируются с единой личностью. Услышав о Камбодже, вспоминают Пол Пота; Уганда ассоциируется с безумствами Иди Амина, та же ЦАР – с людоедством Бокассы. А сказать «Буркина-Фасо» – встаёт иной образ. Капитан Тома Санкара. Нынешнее название Буркина-Фасо переводится как «Страна достойных людей». Его придумал он.
Санкара – кадровый офицер, заслуживший репутацию защитника простого народа, пришёл к власти в результате военного переворота в 1983 году. Его недолгое правление (всего четыре года) правление ознаменовалось решительными реформами. Невиданными в стране ни раньше, ни позже. И поразительной мягкостью власти – тоже невиданной в бывшей Верхней Вольте.
Огромное значение для страны, на которую наступают пески Сахары, имели лесовосстановительные работы. За годы президентства Санкары было высажено 10 млн деревьев (впечатляющая цифра даже для развитого государства). Серьёзно улучшилось здравоохранение: проводилась массовая вакцинация, детская смертность снизилась почти вдвое. Строились кирпичные заводы и жильё, колодцы и водохранилища, школы и дороги. Санкара аннулировал привилегии племенных вождей, выплату дани и отработки в пользу аристократии, отменил подушный налог, оставшийся с колониальных времён, списал долги арендаторам. Женщины получили наконец-то равные права с мужчинами, были запрещены насильственные браки и многожёнство. Урожайность зерновых выросла вдвое, резко увеличилось производство хлопка и тканей.
Санкара считал себя коммунистом, преклонялся перед Че Геварой и Фиделем Кастро. Михаилу Горбачёву он говорил об «объединяющей философии материализма». Но при этом не создавал никаких аналогов НКВД-КГБ или кубинской охранки. Да и вообще, его политика больше походила на африканский национал-патриотизм. Характерен был курс опоры на собственные силы. Неудивительно: Санкара проходил военную подготовку на Мадагаскаре, где в то время внедрялся «малагасийский социализм». Он предусматривал опору на традиционные общественные структуры.
Низовой ячейкой была фукунулуна –сельская община, модернизация которой, по замыслу президента Дидье Рацираки, должна была принести Мадагаскару процветание. На идеологию Санкары повлияла и политика влиятельного в Африке президента Танзании Джулиуса Ньерере. Танзания тоже опиралась на собственные силы, и основой тоже являлась традиционная сельская община-уджамаа. Но удивительно другое: в Буркина-Фасо такая стратегия опоры за четыре года гораздо большую эффективность, чем за семнадцать лет на Мадагаскаре и за два десятилетия в Танзании.
Считать Санкару идеальным героем, как некоторые романтики «гуманного коммунизма» в России, было бы неверно. Пытаясь сломать архаичную племенную структуру, Санкара сформировал Комитеты защиты революции (КЗР) по кубинскому образцу. Разумеется, ничего хорошего из этого не вышло: КЗР превратились в неуправляемые группировки, творившие суд и расправу по своему усмотрению. Нисколько при этом не оглядываясь на идеалистичного президента. То же касается и ополчения Национально-народная служба, которое должно было ограничить влияние армии. Народно-революционные трибуналы карали коррупционеров и плохих чиновников, но вскоре они превратились в органы сведения личных счётов.
Были и вполне объективные причины, не позволившие Санкаре продолжать преобразования. Буркинийское общество – крайне отсталое; чиновники и военные просто не понимали, как можно не воровать и не вымогать взятки, с какой стати они должны подчиняться тем же законам, что и бедняки. Для чего тогда карьера (это похоже на ситуацию, с которой столкнулся Пётр I в России)? Отстранённые Санкарой от власти племенные вожди сохраняли авторитет и неформальную власть. Население по привычке подчинялось им, а не председателям КЗР. Которые, как правило, если и отличались от вождей, то в худшую сторону.
И, наконец, против Санкары играла религиозная ситуация. Он происходил из католической среды в стране мусульманского большинства. А уж материалистичность его воззрений и вовсе порождала массовую враждебность. Равно как женское равноправие и иные принципы, воспринятые как покушение на веру и жизненные устои.
Во внешней политике Санкара проявил откровенный дилетантизм. Ввязался в ненужную войну с Мали. Испортил отношения с Кот д’Ивуаром – из сильнейших стран региона. Поначалу принимал помощь от ливийского тирана Муаммара Каддафи, но капризный «брат-лидер» вскоре сменил милость на гнев. С Францией отношения тоже ухудшились.
В 1987 году Тома Санкара был зверски убит своими недавними соратниками. На долгие десятилетия власть захватил Блэз Компаоре – бывший друг Санкары, организовавший его убийство. Он сразу отменил все реформы. Буркина-Фасо вновь погрузилась в дремотную стагнацию. Теперь прерываемую военными переворотами.
Наследие Санкары противоречиво. Тут и бескомпромиссная борьба с коррупцией, и эффективная поддержка простых людей, и сам образ власти – демократичный и добродушный. Но и бессистемный произвол вместо права, и внешнеполитические авантюры, и самонадеянные попытки романтичной волей трансформировать социальную систему. Однако народ Буркина-Фасо помнит Санкару с благодарностью. Всё же – «аномальный комми», который предпочёл рискнуть жизнью и погибнуть, но не превратиться в диктатора.
Для нынешнего военного режима было бы естественно поднять на щит имя капитана. Как национальный символ. Возможно, так и поступят. Но какую часть его наследия выберут правители, непонятно. Если ориентация на РФ реальна, едва ли следует ожидать выбора светлой стороны. Но пока военный режим никак не обозначил, что собирается делать дальше. Кроме беспощадной войны с джихадистами сахарских «Аль-Каиды» и ИГИЛа, запрещённых и в России, и в Стране достойных людей.
Это тоже непросто: ведь большинство буркинийцев – мусульмане, а полковник (или подполковник) Дамиба – опять-таки католик. Впрочем, устойчиво держится мнение, что реальным стратегом и организатором переворота, равно как и новым правителем Буркина-Фасо является капитан Уэдраого…
Евгений Трифонов, специально для «В кризис.ру»