Франция отметила 150 лет отречения Наполеона III. Этот акт на фоне поражения во франко-прусской войне проложил дорогу Третьей республике. «Маленький племянник большого дяди», как назвал главу Второй империи Виктор Гюго, стал последним монархом во французской истории. Впрочем, и через полтора века, уже в Пятой республике, есть сторонники монархической реставрации. Хотя ещё в 1890 году, вскоре после 100-летия Великой революции, тогдашние лидеры монархистов торжественно признали Французскую Республику.
Более двух веков французские монархисты (роялисты) сами переживают раскол. Как минимум на три направления – легитимистское, орлеанистское и бонапартистское.
Старше всех традиция легитимистов. Это приверженцы династии Бурбонов (у нас эта ветвь ассоциируется с королями Людовиками из романов Дюма). Они были свергнуты трижды: Великой революцией в 1792 году, Наполеоном в Сто дней 1815 года, Июльской революцией в 1830 году.
Орлеанисты ведут свою традицию от «короля-буржуа» Луи-Филиппа, он же «король баррикад». Которого привела к власти та самая Июльская революция 1830-го. Разумеется, между орлеанистами и легитимистами имелись серьёзные исторические счёты. Но они давно неактуальны. Свергнут был Луи-Филипп Февральской революцией 1848 года.
Что касается бонапартистов, тут всё понятно. Это сторонники не королевства, а империи. Уточним лишь, что империй было две. Первая империя Наполеона I в представлении не нуждается. Она существовала с 1804-го по 1814 год и знаменитую стодневку 1815-го. Вторую империю учредил в 1852 году президент Луи-Наполеон Бонапарт – племянник великого Наполеона. В 1848-м – тоже благодаря очередной революции – он был избран президентом. За то, что племянник. И не удержался от реставрации дядиного наследия. Даже назвался не Вторым, а Третьим – имея в виду, что Наполеоном II был малолетний сын Наполеона I.
Не только Наполеон I, но и Наполеон III тоже вошёл в русскую историю – как противник в Крымской войне. Поэт Василий Алферьев посвятил ему строки «мы видали шпагу эту и не в этаких руках». Однако большой дядя потерпел поражение, тогда как маленький племянник оказался в числе победителей.
Все три направления давно примирились с республикой. Но все три имеют свои «царствующие дома», своих претендентов на престол, а также свои историко-культурные и политические инструменты.
Общий момент обозначает французский историк Андре Шуаль: «Хотя политически все они относятся в той или иной степени скорее к крайне правому флангу, на деле ни одна из монархических тенденций не желает «монархии по-старому». Они принимают именно конституционную и представительную монархию».
Что ж, время берёт своё. Бурбоны двенадцати веков были феодально-абсолютистскими правителями, Наполеон I – военным диктатором. А вот послереволюционные Бурбоны, Луи-Филипп Орлеанский и Луи-Наполеон допускали парламентские вольности (хотя последний был склонен к социалистическим взглядам). И конечно, нынешние монархисты не заговаривают ни об избирательных цензах, ни о привилегиях дворянства.
Безусловно, говорить о более-менее внятной народной поддержке идей монархизма не приходится. (А между прочим, в 1870–1900-х годах такая поддержка была, особенно у бонапартистов.) Крайне правые публицисты любят рассуждать, будто 15–20% французов «были бы не против» восстановления монархии. Но откуда взяты эти цифры, неизвестно. Уже давно монархисты потеряли парламентское представительство. Партии, основанные на их идеях, получают на выборах ничтожное число голосов. Другое дело, что культурная и историческая традиция роялизма продолжает существовать и сегодня. Дополняясь, скажем так, политическим измерением.
Особенно многообразно легитимистское движение, напоминающее о крупной роли Бурбонов в национальной истории. Выделяются Союз легитимистских кружков, культурная ассоциация Институт дома Бурбонов, Федерация ассоциаций «Присутствие бурбонской памяти», Круг легитимистского действия, Институт исторического наследия, ассоциация «Военная Вандея».
Сегодня претендентом на трон от легитимистов считается 46-летний Луи де Бурбон. Родившийся в Мадриде и имеющий два гражданства, испанское и французское. Адепты Бурбонов именуют главу их дома не иначе, как «герцог Анжуйский», а то и «Людовик ХХ». Любопытно, что этот аристократ женат на Кармен Мартинез-Бордью-и-Франко – тоже, конечно, аристократке, но ещё и внучке генералиссимуса Франко.
Сам же «герцог Анжуйский» вдобавок является почётным президентом Фонда Франко и активным защитником его наследия. Он считает, что Франции подошла бы «конституционная монархия по-испански». В которой король выступает как «моральный лидер, посланник своей страны за рубежом и гарант независимости». Ещё Луи де Бурбон сожалеет, что «в современной Европе, включая дорогую Францию, мораль и нравы пришли в упадок, а те, кто стоит у власти, презирает традиции и достоинство».
После кончины в прошлом году своего отца Анри главой Орлеанского дома стал 55-летний Жан Орлеанский. По специальности – политолог-международник. Сторонники титулуют его «графом Парижским» (что раньше было коренной принадлежностью Бурбонов-легитимистов). Политико-идеологически он придерживается правоконсервативных взглядов. Несмотря на то, что Орлеанская династия правила Францией менее двадцати лет, у этого направления немало сторонников. В частности, более чем 120-летнее политико-культурное движение «Французское действие» (Action française, AF). Прежде также сугубо легитимистское. Меняются времена.
Эксперты определяют его как националистическое, роялистское и контрреволюционное. До сих пор продолжает непримиримую борьбу с Мирабо, Дантоном и Робеспьером… В своё время AF создал ультраконсервативный философ и писатель Шарль Моррас, ставший коллаборационистом во Вторую мировую войну, а потом эмигрировавший в салазаровскую Португалию. Но нынешние лидеры AF во главе с Франсуа Бель-Ке называют своей стратегической целью создание «суверенного государства, полностью осуществляющего свои управленческие функции» и «монархии, адаптированной к современности».
Моррасовское AF причислялось к «мятежным лигам», было активно в уличных драках за монархию. Ныне AF подчас не прочь вспомнить свою историческую молодость. Активисты участвовали во «Французской весне», присматривались к «жёлтым жилетам»… «Где антифа, туда сразу и мы рванём», – сказал корреспонденту один из «действующих французов», не пожелавший назвать своё имя. Хотя Бель-Ке подчёркивает, что его люди не атакуют, а только обороняются от леваков и анархистов, «созданных бывшим Советским Союзом и нынешними лигами прав человека».
Также на стороне орлеанистов играет созданное в конце 1970-х Новое роялистское движение. Но и оно выступает за конституционную монархию и, что ещё более любопытно, выступает за примирение монархистов с республиканской традицией всеобщего интереса.
С 2001 года в стране действует также федеративное объединение Роялистский альянс (AR). Цель этого движения «не в том, чтобы поддерживать того или иного принца», а «объединить все монархические «семьи». Пока получается слабо: всякий раз, выставляя кандидатуры на евровыборы AR получает от 0,03% до 0,01% голосов. Причём именно в такой последовательности.
И наконец, третья позиция французского монархизма – бонапартизм. Здесь своё расслоение по направлениям – на «верхушечное» и корсиканское.
Верхушка представлена Бонапартистской федерацией, занимающейся в культурно-исторической пропагандой наполеоновского наследия. А также «Французским императорским домом», во главе которого стоит 34-летний Жан-Кристоф Наполеон Бонапарт. Предпочитает именование «Наполеон VII». По жизни он выпускник Школы высших коммерческих исследований Парижа и Гарварда. Но что особенно стильно – занимается он банковским делом… в Лондоне! Это Наполеон-то!
Вспоминается фраза из канонической работы академика Тарле: «Самый могучий, упорный и грозный враг, какого Англия имела за своё историческое существование, был в её руках». Или стихотворение Беранже, обращённое от имени великого пленника к победившей Англии: «Как Жанну д’Арк меня ты, демон, лишь мёртвым выпустишь из рук!» В общем, точно подметил Пушкин: «Так исправляется наш век».
Но социальная база бонапартизма имеет и народное измерение. Явно большее, чем легитимизм или орлеанизм. И дело даже не в искреннем национальном почитании образа Наполеона I – «крестьянского императора», «народного императора», «солдатского императора», с которым французы «пол-Европы прошагали, пол-Земли». Главный очаг бонапартизма – остров Корсика, малая родина великого человека.
На Корсике действует разветвлённая сеть бонапартистский ассоциаций и союзов. Среди них есть и политические. В их рядах немало мэров, муниципальных и территориальных советников. Как правило, эти структуры не связаны с общефранцузскими. Но они категорически против корсиканского сепаратизма. Что и логично: Наполеон был императором Франции, а не генералом Корсики. Можно представить, как бы он обошёлся с нынешним корсиканским Фронтом национального освобождения… (Кстати, с Корсики родом ещё Симон Сабиани, знаменитый французский мафиози, социалист, коммунист и фашист. В своё время очень популярный был босс, мэр романтичного Марселя. Но теперь таких чтить не подобает.)
Есть и ещё одно направление французского монархического движения: провиденциальное. Его адепты на трон не претендуют. Зато рьяно отстаивают духовное возрождение французской нации на основе возврата монархии.
Как бы это выглядело? Элементарно: государь – пастырь и друг нации. (Примерно как Талейран писал Александру I: мол, огромная благодарность вашему величеству от французского народа, ибо без ваших войск обожаемый французами король никогда бы не попал в свой дворец.) Разумеется, провиденциалисты не участвуют во «фракционных» разборках между роялистами. Они выше этого. Кто станет королём, тот и будет королём.
Основал роялизм-провиденциализм католический политолог Ален Тексье. Августовской речью 1988 года в аббатстве Фонтевро он огласил неоспоримый принцип: «Оставим Богу решать, кто будет его лейтенантом во Франции». И правда, лучше оставить.
В целом можно констатировать очевидное. Современный роялизм во Франции не имеет серьёзной общественно-политической поддержки. К тому же он расколот без перспективы единения. С другой стороны, французские монархисты отличаются, скажем, от португальских, которые «за царя, но хрен с ним». Легитимисты, орлеанисты, бонапартисты не отвлекаются от заявленных целей.
Сегодня приверженцы монархических «домов», в условиях роста крайне правых настроений во Франции, могут играть свою роль в тех или иных «социальных стыках». Не все ультраправые твёрдо верны республиканским принципам (как многие французские неофашисты). Некоторые способны на альянс с «вандейцами наших дней» и уж тем более с почитателями Наполеона. Нечто подобное уже бывало при агитации против «европейской Конституции», легализации однополых браков или, совсем недавно, при движении «жёлтых жилетов».
И ещё не мешает добавить. Семнадцать десятилетий назад А. И. Герцен писал: «Народ французский не имеет ни малейшего понятия о свободе, о республике, но имеет бездну национальной гордости; он любит Бонапартов, победы, воспоминания о том, как сосед, такой же крестьянин, возвращался генералом, полковником, с почётным легионом на груди… Народ вообще плохой филолог, слово «республика» его не тешит. Слова «империя», «Наполеон» его электризуют». Так что не тратьте времени на размышлизмы про особые пути и духовности. Всё это и у французов бывало.
Роман Рудин, специально для «В кризис.ру»