Южноамериканская Республика Перу политически расколота надвое. Противостоящие лагеря крайне враждебны. На выборах побеждает левый политик Педро Кастильо. Массовые протесты начались ещё до оглашения результатов. Причём с обеих сторон. Ход событий вызывает тревогу на фоне жёстких исторических традиций. Остаётся надеяться на прочность перуанской демократии. Сильное гражданское общество, незыблемость политических свобод, регулярная сменяемость власти до сих пор не подводили страну.
Педро Кастильо Терронес, выходец из крестьянской бедноты, школьный учитель и профсоюзный активист, университетский магистр психологии и организатор забастовок работников образования, выдвигался от партии Свободное Перу (СП). Основал эту партию нейрохирург Владимир Серрон Рохас, профессорский сын, обученный на Кубе. Прежде Серрон состоял в Перуанской националистической партии (ПНП). Несмотря на правое название, ПНП стоит на позициях леворадикального социализма. Во второй половине 2010-х Серрон претендовал на лидерство в перуанской левой, консолидированной вокруг СП. Однако был арестован по коррупционному обвинению и в позапрошлом году приговорён к четырём годам тюрьмы. Партию возглавил Кастильо, считающийся его учеником.
Успех Педро Кастильо получился трудным. В известной мере даже случайным. По последним данным, во втором туре 6 июня кандидатуру Кастильо поддержали более 8,78 млн перуанцев – 50,2%. За Кейко Фухимори отдали голоса более 8,7 млн – 49,8%. Отрыв минимален. Три дня назад победительницей считалась Фухимори, позавчера и вчера вырвался вперёд Кастильо. Вчера он объявил о своём избрании. Официально результаты на момент публикации ещё не были объявлены. Нет уверенности в их окончательности.
На улицах столицы Лимы многотысячные демонстрации сторонников Кейко Фухимори: «Нет коммунизму! Демократия будет жить!» На её стороне избиратели среднего класса крупных городов и Тихоокеанского побережья. В поддержку Педро Кастильо выходят – и в своих регионах, и специально приезжая в Лиму – жители горных Анд и бассейна Амазонки. В деревнях и посёлках городского типа живут гораздо беднее и не считают это различие справедливым. Здесь свои лозунги: «Защитим победу! Дамочка готовит обман!»
В первом туре 11 апреля за Кастильо проголосовали 2,7 млн избирателей. Это составило 19% и означало первое место. Более 1,9 млн перуанцев или 13,5% поддержки собрала Кейко – дочь легендарного Альберто Фухимори, лидер партии Народная сила (НС). Третьим пришёл бизнесмен-популист Рафаэль Лорес Альяга от партии Народное обновление (НО) – почти 1,7 млн, без малого 12%. Фухимори и Лопес Альяга конкурировали, но выступали в альянсе. Они вместе олицетворяли лагерь перуанской правой: национал-солидаристский, жёстко антикоммунистический, консервативный в культуре и либеральный в экономике.
Сходный альянс сложился и у Кастильо с Вероникой Мендоса. Левый лагерь Перу идеологически консолидирован местной версией «социализма XXI века» (где-то на грани прокубинского коммунизма), горячими симпатиями к венесуэльской системе покойного Уго Чавеса и здравствующего Николаса Мадуро. Демосоциалистка Мендоса, по специальности тоже психолог, шла на выборах от коалиции «Вместе за Перу». Она получила в первом туре более 1,3 млн голосов (почти 8%, шестое место) и призвала голосовать во втором за более популярного кандидата СП.
Даже без призыва так наверняка поступили избиратели кандидата ПНП экс-президента Ольянты Умалы, который в начале 2010-х считался чуть ли не «перуанским Чавесом». Но это немногим более 230 тысяч голосов, всего 1,6% – двенадцатое место. В Латинской Америке обычно не любят вторых президентских сроков. Независимо от отношения к человеку и политику.
Большинство из двух десятков кандидатов первого тура ближе к правой паре. В том числе занявший четвёртое место экономист Эрнандо де Сото, пятое – юрист Иони Лескано и седьмое – образовательный менеджер Сесар Акунья. Но далеко не факт, что их избиратели голосовали соответственно партийным программам. Главный политический водораздел в Перу пролегает по иной линии: «фухиморизм–антифухиморизм». Наследие Альберто Фухимори разделяет перуанцев сильнее, чем программа его дочери или её оппонентов.
Фухиморизм – это не только социальный консерватизм, рыночный неолиберализм и последовательный антикоммунизм. Не только экономический рост и укрепление гражданских структур. Это и жестокое подавление левачества. Силами не только полиции, но и добровольческих эскадронов. Это пренебрежение социалкой ради деловой активности. Это опора на бизнес-вольницу и в большой степени жизнь по понятиям, принцип «возьми, если можешь». Поразительным образом популистский разгул совмещался в перуанские 1990-е при правлении Фухимори с тайными решениями и культом главы государства. Освобождение почти 83-летнего Фухимори из тюрьмы Барбадильо – главная интрига каждых перуанских выборов.
Многие этого сильно боятся. Избавление от власти дона Альберто, его соратников и фанатов явилось своего рода «праздником непослушания». Который создал основу антифухиморизма. Подхваченного левым лагерем и в значительной степени оседланного местными кастристами и чавистами-мадуристами.
Раскованный Лопес Альяга, член католического ордена Опус Деи, возглашал на своих митингах: «Смерть коммунизму! Смерть Серрону! Смерть Кастильо!» Под восторженный рёв перуанского среднего класса. Но Кастильо в ответ повторял: при избрании он намерен делать то, что сам считает правильным, а не только то, чему учил его Серрон. Будет продолжаться борьба с терроризмом, главная задача – защищать конституционные права граждан. Команда Кастильо сделала ставку на работу с христианскими профсоюзами и молодёжными организациями. Сам он не забывал напоминать о собственном католичестве.
Демонстративная умеренность и компромиссность. Нечто подобное риторическому повороту левого лидера Обрадора в Мексике (там, кстати, тоже прошли в воскресенье парламентские и муниципальные выборы, верх взяла президентская партия, в криминально-политических замесах убиты почти сто человек). Да и тот же Умала в самом Перу действовал сходным образом.
«Это не коммунизм. Это не чавизм», – особо подчёркивал Кастильо. Он явно не стремится отождествлять себя с токсичным режимом Мадуро. (И тут, кстати, серьёзная разница: Кейко Фухимори выступает как альтер эго отца, Лопес Альяга всячески старается походить на своего кумира Жаира Болсонару.) Но доверия новый имидж Кастильо не вызывает. Никуда не делись его программные установки по переписыванию конституции в своём партийном направлении и массированной национализации хозяйства. Правая часть перуанского общества видит в его движении ударную опасность.
Не случайно говорится именно об отпоре коммунизму. Как в прошлом веке. Но в Перу есть и своя терминология. Terruqueo – так называется на языковом смешении испанского и кечуа синтез коммунистического террора и чавистской политико-идеологической платформы.
Мадуристская политика, не говоря о коммунистической, в перуанском обществе едва ли пройдёт. Фухимористы и просто правые способны такое остановить. Их влияние отразилось и на итогах парламентских выборов, прошедших одновременно с президентскими. СП получило в конгрессе 37 мандатов из 130, «Вместе за Перу» – 5, ПНП не прошла вообще. С другой стороны, у НС – 24 мандата, у НО – 13. Вскладчину с Народным действием Лескано, Альянсом за прогресс Акуньи и Партией социальной интеграции де Сото получается 75. Достаточное большинство.
За два десятка лет после Фухимори в Перу сменился без малого десяток президентов. Из них только трое – правый Алехандро Толедо (2001–2006 годы), центрист Алан Гарсиа (2006–2011-й), левый Ольянта Умала (2011–2016-й) – оставались на посту пятилетний конституционный срок. Валентин Паньягуа в 2000–2001 годах был изначально временным главой государства и правил восемь месяцев. Педро Пабло Кучински в 2016–2018-м оставался на посту менее двух лет и ушёл в отставку под угрозой импичмента. Мартин Вискарра сменил Кучински как вице-президент и через два с половиной года ушёл под коррупционным обвинением. Мануэль Мерино сменил его как председатель конгресса на две недели в ноябре 2018-го. Нынешний президент Франсиско Сагасти был утверждён на посту в статусе временного, с задачей организовать и провести выборы. Это удалось. И вот, похоже, избран Педро Кастильо.
Такая чехарда глав государства предпочтительнее десятилетий бессменного «нацлидерства». Во всяком случае, менее опасна для общества. Но тоже иногда надоедает. Непрерывный политический кризис длится уже пятилетку – полноценный президентский срок. О какой государственной политике, левой или правой, тут говорить вообще? Да ещё при трудной социально-экономической ситуации с прошлогодним 11%-ном падением ВВП. Отдельным фактором стал рост теневой экономики, фактическое превращение «неформального сектора» в особый общественный класс. С труднопредсказуемым политическим поведением. Теневые работники расположены к радикализму. Будь то прокоммунистические лозунги Кастильо или ультраправый антикоммунизм Лопеса Альяги. Отсюда и электоральная фрагментация в первом туре. Показавшая не только поляризацию, но и дробление политического спектра.
Положение трагически осложнено пандемией COVID-19. По мировой статистике коронавируса Перу попадает в десятку стран с наибольшей заболеваемостью. По смертности на душу население – из первых, погибли, по разным подсчётом от 69 тысяч до 180 тысяч человек из 32 млн.
Общественные структуры Перу до сих пор оказывались прочны. Но понятно желание перуанцев определиться и с государственной властью. Другой вопрос: удалось ли это? Ведь результат балансирует на перевесе. Признаки же политического взлома обозначились ещё в прошлом году – замена Вискарры на малопопулярного Мерино спровоцировала массовые демонстрации и ожесточённые столкновения. Людей вывело на улицы протестное движение Вероники Мендоса. Два человека погибли, десятки были ранены и арестованы. Мерино пришлось менять на Сагасти.
Такова была оболочка фундаментального противостояния фухимористов с антифухимористами. Трудно конфликтовать острее. Они даже винят друг друга в пресловутом «языке вражды». Что само по себе умиляет на фоне коммуно-террористической истории Сендеро луминосо, разгромленного Фухимори – такое ли в стране бывало? Но эти традиции и эта память как раз вносят элемент особого драматизма.
Разумеется, есть в происходящем и общеконтинентальный аспект. То левый крен, то правый поворот… За политическими тенденциями и зигзагами Латины поди уследи. Болсонару в Бразилии, Пиньера в Чили, Дуке в Колумбии, Лакалье в Уругвае, Джамматеи в Гватемале, Гильермо Лассо в Эквадоре – очевидный правый задел. Даже при том, что Пиньера не Пиночет, Дуке не Урибе, Лакалье не Бордаберри, Джамматеи не Риос Монтт, да и Болсонару не Сержио Флеури. С другой же стороны – расплывчатая ситуация Фернандеса в Аргентине, ни на что не похожий Букеле в Сальвадоре… Снос Моралеса в Боливии не предотвратил успеха его партии на выборах. Теперь Кастильо в Перу. С очень затенёнными перспективами.
Ещё труднее сказать, что означают перуанские выборы для нас. Как правило, «социалисты XXI века» в Латине ориентированы на сотрудничество с путинским Кремлём. Но выступления Педро Кастильо не производят – по крайней мере пока – однозначного впечатления. С другой стороны, с правящим режимом РФ отлично нашёл общий язык жёстко правый президент Парагвая Марио Абдо Бенитес, политический наследник самого Альфредо Стресснера.
Когда путиноидный типа политолог Сергей Марков натужно обличал президента Бразилии и печалился по левому Луле, всё было чётко и ясно: для России лучше Болсонару. Но по поводу Перу, Кастильо и Фухимори марковы пока молчат. Значит, как говаривал Мао Цзэдун, «рано делать выводы». Выскажутся – будем знать. Замолчат и дальше (что им всегда полезно) – ну тогда разберёмся без них.
Сергей Сопатов, специально для «В кризис.ру»
