Последствия спецвоеноперации для России однозначны. При любом повороте боёв. Отход ли из-под Киева, заход ли на Северодонецк – внутри результат один. Но когда говорят, будто жить хуже стали все, это, конечно, не так. «В любом безумстве есть своя система», а в любой системе найдутся бенефициары. Мы уже наслушались про «им это невыгодно» и насмотрелись итогов. Другое дело, чтобы хорошо жилось мрачной клике в тотальной бесовщине, плохо должно стать… не то, чтобы всем, но точно – всем остальным.
Медведев сетует на формализм в исполнении «иноагентского» законодательства и анонсирует вал уголовных преследований. Муссируются законодательные новации, снимающие формальные критерии и позволяющие объявить «иноагентом» кого угодно, как когда-то батрака подкулачником. Патрушев приучает публику к затяжным срокам «спецоперации». Лавров уверяет мир в нормальном самочувствии Путина («Мао Цзэдун здоров!»). Здоровый Путин меняет пятерых полицейских генералов.
Петербургский суд не решается рассматривать материалы на Юрия Шевчука, требуемого уровня безумие достигло не везде. Но остаются в СИЗО Ольга Смирнова и Александра Скочиленко, Марию Пономаренко этапируют в Барнаул, Янине Пинчук грозит экстрадиция в Беларусь. В заключении и Владимир Кара-Мурза. Новое обвинение предъявлено Алексею Навальному – создание экстремистской группы. «Должна быть сакральность» – это, впрочем, Пётр Толстой, так что ладно.
Звучит порой растерянный вопрос: почему? Бывали же они другими! Что с ними вдруг случилось?! (Характерно стремительное распространение термина «они». Польские рабочие называли так классовых врагов из номенклатуры, да и в СССР в ходу был кухонно-шалманный тост «пусть они сдохнут!») Плавали, как люди, на яхтах, одевались от Loro Piana, свободу лучше несвободы ценили… Каким отчаянным либералом был «золотой Соловей!» Как великолепно смотрелся на «оранжевом Майдане-2004» упакованный в жовто-блакитное Дмитрий Киселёв! Да и тот же Путин рассказывал, как просился в НАТО.
И вдруг повально увлеклись радиоактивными пеплами, крепостными правами, эсэсовскими значками. В эту искренность верится больше. Глазами видно: всё прежнее было без души. Вымученно, по инерции, а подчас просто от страха. Теперешнее – убеждённо, с огоньком. Такое им действительно нравится и органично для них. Не только по прихоти дурного характера. Хотя очень важно и это.
«Почему он ненормальный такой?» – спрашивает мужик в тендряковских «Весенних перевёртышах». Про пацана-садиста Саньку. «Да нипочему. Таким родился», – отвечает умный мальчик Дюшка. Только что дравшийся с Санькой. Четыре слова, особенно первые два, стоят многотомных исследований номенклатурной олигархии РФ. Особенно в самой омерзительной – агитпроповской – части элиты. Есть социально-политические системы, целенаправленно на Санек ориентированные. Вот как у нас сейчас.
Всякая «пьяная лора» на яхте преходяща. Легко теряется в конкуренции. Могущественный политолигарх Виктор Гришин, многолетний хозяин советской столицы, стал российским пенсионером и умер в помещении собеса. Не выдержал потрясения – офисная девушка не узнала его. Вот что такое сменяемость власти для этих социальных групп. А ведь на фоне теперешних властителей, не говоря об их обслуге, брежневский круг – подлинные государственные мужи.
Ну и можно ли было ждать, чтобы правящие саньки-ерахи стерпели социальный пример украинского Майдана? Они что, социальные самоубийцы? Или качественно отличаются от Януковича, кроме положения в своей иерархии?
Взять тот же агитпроп. Смехотворная истеричность солоскабеевых происходит от элементарной профессиональной посредственности. Слегка вслушаться – двух слов ведь со смыслом не вяжут, «знаки препинания даются нелегко, да и падежов некоторых не очень совпадает». В нормальных условиях потолком было бы амплуа печального клоуна в провинциальном цирке. Вроде нудного Вани из «Великого укротителя»: «Я, между прочим, артист первой категории!..»
Можно представить картину, что кому-то из административных и даже карательных функционеров удаётся вывернуться из-под революционной люстрации. «Воцарись в Кремле либералы, мы увидим, как нынешние держиморды будут допрашивать противников нового режима: “На зоне подохнешь, путинская сволочь!“» – моделирует будущее ресурс гиркин-стрелковской направленности. Ссылаясь на конкретные румынские примеры. Но агитпропу конец при любом раскладе. (Кого-то, возможно, вдохновит образ миллионера Ежи Урбана после коммунистов, однако он тут не пример, поскольку был значительно сильнее в профессиональном плане). То же касается элитных групп, причастных к идеологически мотивированным репрессиям и войнам.
Продолжить кинематографические и литературные аналогии можно «Отверженными» Виктора Гюго. Бандиты спрашивают девушку, как же им кормиться, если не убивать и не грабить. Других профессий не освоили, а жить-жрать надо. Эпонина не пытается понять, вступить в диалог, дать оппонентам сохранить лицо. Она честно отвечает: «Подыхайте». Те не соглашаются. Эти тоже. Но твёрдость отпора заставляет их отступать.
Внутри России осознанной и организованной твёрдости пока что не просматривается. Оппозиция, по большей части перенесшаяся в эмиграцию, предпочитает воспоминания о будущем. Проектируются преобразования, которые совершатся после смены режима. Случившейся волшебным образом, неизвестно когда, совершённой неизвестно кем. Именно такая деятельность – рассуждения о грядущем – провозглашается как основная задача. И как свидетельство мудрой дальновидности.
Непропорциональное значимое место занимают и вопросы эмиграционного обустройства. Дело ведь не в высмеянном термине «хороший русский», это действительно случайная оговорка. Но проблематика банковских карт, бронирования гостиниц и вызовов такси поднимается как существенная для европейских русских. На фоне всего происходящего в России, Украине и вокруг. Само разделение «европейский – антиевропейский» (или даже «хороший – плохой») определяется по характеру взглядов, а не характеру действий. Которые автоматически снимают любые вопросы.
Последнее, запечатывающее обвинение Навальному недаром состоит в создании сообщества. Организованность и даже вертикальность оппозиции – единственное, что вызывает настоящие опасения режима. Куда большие, нежели разоблачительная агитация, не говоря о зарисовках будущего. Малейшие признаки подавляются на упреждение. В настоящем, будущем и прошлом.
Это касается не только политических структур, которые никогда не претендовали на построение, адекватное условиям подполья. Уголовные дела по «фейковой статье», аресты женщин, олицетворяющих мирное сопротивление – верхушка айсберга. Выковывается порядок карательного ужесточения с более широким охватом. И с дальним прицелом. Репрессивная машина призвана обеспечить тотально-абсолютистское перерождение режима в условиях затяжной войны, осады извне и изнутри.
Ещё до начала «спецоперации» пошёл накат на стихийные социальные объединения. Объективно контргосударственные, контррежимные и способные при этом образовываться в каждом дворе. Включая такие, где на стенах домов выписана литера L. Символически противостоящая официозному Z, символике нацистского происхождения. Телевизионные вопли о «мировой войне с НАТО» отражают страх перед войной гражданской. Которую с новой силой разжигают после 24 февраля.
Уйти от неизбежного можно только в иллюзию. Элитный самообман – целенаправленное классовое безумие. Но на последнем докате оно становится выгодным. Продлевая социальное существование хозяев дорогой для страны ценой.
Виктор Фролинский, специально для «В кризис.ру»