Летом 2020 г. по Ирану прокатилась волна взрывов и поджогов. 26 июня взрывы нанесли серьёзный ущерб военной базе в Парчине близ Тегерана. 2 июля взрыв повредил здание комбината по обогащению урана в Натанзе. 7 июля сильнейший взрыв разрушил фабрику Sepahan Boresh в Бакершахре, недалеко от столицы. 12 июля в центре Тегерана, на улице Энгелаб были взорваны трансформаторы энергетической компании. 13 июля произошел сильный пожар на заводе по производству сжиженного природного газа в городе Фариман на северо-востоке Ирана.
Взрывы и другие теракты в Иране происходят периодически. До последнего времени за ними почти в каждом случае стояла старейшая исламо-марксистская Организация моджахедов иранского народа (ОМИН) – структура хорошо известная. Однако волну террористических атак летом 2020-го организовали т.н. «Бойцы Шахской ассамблеи Ирана» «Тондар» («гром» на фарси). 1 августа иранские спецслужбы объявили о задержании её лидера – Джамшида Шармахда, который якобы планировал взорвать российское консульство в городе Решт (впрочем, посольство России в Иране эту информацию опровергло).
«Тондар» проявил себя как эффективная диверсионная группировка, способная наносить болезненные удары по военной инфраструктуре Исламской республики. Между тем «Тондар», в отличие от «старой, доброй» ОМИН почти неизвестен за пределами Ирана. Тем не менее нельзя считать «Тондар» невлиятельной группировкой или некоей ширмой, за которой действуют спецслужбы государств, враждебных Ирану. Монархизм остаётся пусть запрещённой, но достаточно влиятельной силой в современном Иране. Более того: задолго до летней серии взрывов зарубежные эксперты и наблюдатели неоднократно сообщали о росте монархических настроений в иранском обществе.
Что неудивительно. Иранский монархизм ассоциируется у иранцев с реформами Реза-шаха (1925-41 гг.) и особенно с «Белой революцией шаха и народа» — фундаментальными социально-экономическими преобразованиями, проводимыми последним монархом Мохаммедом Резой Пехлеви в 1963-78 гг. Напомним вкратце о её сути: передача помещичьей земли и землевладений духовенства крестьянам, форсированная индустриализация и модернизация иранского общества по западному образцу. Нефтедоллары позволили Ирану в 1970-е гг. успешно реализовать эту программу: отсталая восточная страна была близка к превращению в современное государство. Однако реформаторские планы встретили ожесточённое сопротивление многочисленного, сильного и богатого духовенства, для которого модернизация Ирана означала конец господства над страной. Реакционные силы, идеалом которых было возвращение Ирана в средневековье, атаковали «Белую революцию» справа, а левые, получавшие помощь от СССР и Китая — слева. Коррупция, нараставшая по мере разрастания шахского госаппарата и госсектора в экономике, стала вызывать неприятие у иранцев (пока они были неграмотными, традиционная для стран Востока коррупция особых эмоций у них не вызывала).
Тегеранская молодёжь в 1977 г. — на пике успехов «Белой революции».
В 1977-79 гг. в Иране, на фоне грандиозных социально-экономических успехов, разразился острейший политический кризис. Из-за того, что американская администрация, возглавлявшаяся идеалистом-экстремистом Картером, отказала шаху в поддержке, а Западная Европа – отчасти в стремлении быстро навязать Ирану демократию, к которой он не был готов, а отчасти из-за нежелания получить сильный и развитый Иран – в стране произошло то, что называется исламской революцией. В 1979 г. монархия в Иране была свергнута, и в стране установилась диктатура исламского духовенства, метко названная режимом «бешеных мулл». Этот режим за 40 лет существования претерпел метаморфозу от ультрареакционного и обскурантистского до нынешнего, в котором алчность правителей сопровождается с экономической некомпетентностью, а примитивная демагогия довлеет над идеологией и религией. Современный режим Ирана по сравнению с диктатурой «бешеных мулл» Хомейни в 1979-89 гг. – это примерно поздний застой в СССР начала 1980-х по сравнению со сталинской тиранией.
Понятно, что иранская монархия имела не только противников в обществе, но и немало сторонников. Во время исламской революции иностранные журналисты описывали и показывали огромные демонстрации противников шаха, но оставляли без внимания менее масштабные, но весьма многолюдные акции его сторонников. События в иранских городах 1978-79 гг. представляли собой не только бои вооружённых революционеров с полицией и войсками, но и сражения между гражданскими противниками и сторонниками шаха. Так, в декабре 1978 г. в Исфахане монархисты устроили революционерам настоящее побоище на улицах. Это неудивительно: ведь «Белая революция» много дала разным слоям и группам иранцев, и далеко не все они хотели жить в средневековье. Другое дело, что реакционеры (которых и в самом Иране, и за его пределами привычно называют революционерами) оказались лучше организованы и пользовались большей поддержкой из-за рубежа. Чему удивляться – в России в 1917 г. большевики тоже представляли собой маргинальную политическую группу, но смогли победить в силу лучшей организованности и поддержки извне.
Основной проблемой иранской монархии была проблема религиозная. Реза-шах, захвативший власть в 1925-м, восстановил монархию в её древней, доисламской форме: она была объявлена возрождённой династией Ахеменидов. Ислам категорически не приемлет доисламских (и неисламских) монархий, и династия Пехлеви изначально вступила в конфликт с духовенством.
Реза-шах выбрал доисламскую монархию по потому, что шиитское иранское духовенство принципиально противилось любому прогрессу. А основоположник династии Пехлеви стремился сделать Иран современной, развитой страной. Вместо ислама он сделал своим знаменем национализм, апеллирующий к арийским древним традициям. «Шах не скрывал, что считает ислам главным тормозом развития, «диким арабским измышлением, искорежившим благородную историю Ирана». Полагал, что «следует вернуть персам их истинную веру — зороастризм»» (Лев Вершинин «Персидские мотивы»).
Летоисчисление, доисламские принципы в архитектуре и искусстве, древние книги – всё это воспринималось духовенством в штыки. Апелляция к арийскому прошлому привела к интересу шаха и иранской элиты к нацизму, что спровоцировало британо-советскую оккупацию Ирана и низложение Реза-шаха союзниками в 1941 г. Однако приведённый союзниками в власти Мохаммед Реза Пехлеви придерживался той же линии, хотя и не покровительствовал нацизму. (Показательно, что нацистский антиисламизм в Иране не только пережил британо-советскую оккупацию, но даже усилился: созданная в 1952 г. Иранская национал-социалистическая рабочая партия в 1950-е гг. была одной из самых влиятельных, особенно среди образованной молодёжи).
Реза-шах пытался заменить ислам старинным зороастризмом, но это оказалось невозможно: с IX-X веков почти все иранцы приняли ислам, и только несколько десятков тысяч человек (т.н. гебры) сохранили древнюю религию. Нынешние последователи Заратуштры – маленькая, бедная, малограмотная и невлиятельная община; фактически это группа изгоев, опереться на которую правитель страны не мог. Некоторые представители элиты и интеллигенции отказывались от ислама и принимали зороастризм, но массовым это движение так и не стало. «При шахах династии Пехлеви на некоторое время зороастризм из притесняемой религии превратился в символ иранского национализма. Реза-шах Пехлеви (1925−1941) использовал зороастризм, чтобы ослабить влияние шиитского духовенства. В тот период Иран, особенно интеллектуальная элита, переживал настоящую моду на зороастризм. Мусульмане отдавали своих детей в зороастрийские школы, а государственные учреждения украшала символика этой религии. Представители данного меньшинства начали занимать высокие должности в государственном аппарате и получали офицерские чины, что раньше было невозможно» (Анаит Багдасарян «Зороастрийцы в Иране: актуальная древность», ИА REGNUM, 31 августа 2015).
Ни Реза-шах, ни Мохаммед Реза Пехлеви не пытались искоренить ислам: это было невозможно, т. к. его исповедуют 98% населения. Оба монарха, невзирая на их антиисламские взгляды, были вынуждены на словах изображать из себя правоверных. Тот факт, что в иранской элите распространялся (и поощрялся) зороастризм, а также еретическое шиитское течение бахаи, толерантное по отношению к немусульманам, не мог изменить взгляды большинства иранцев.
Однако следует учитывать, что с 1920-х гг. в Иране существует радикальное антиисламское движение, ищущее свои корни в зороастризме, идеологически и культурно связанное с династией Пехлеви и монархическим движением. Это – единственная исламская страна, где господство ислама сталкивается с принципиальным противодействием, хотя его масштабы никогда не были особенно велики.
Гораздо более успешным в 1960-70-е гг. стало распространение левого исламизма, разработанное богословом Али Шариати и ставшее знаменем повстанцев из ОМИН.
Во время перехода власти в Иране от монархии к группировке Хомейни (январь-февраль 1979 г.) монархисты были дезорганизованы грубым давлением администрации США, требовавшей немедленной демократизации, и бегством шаха из страны. После прихода к власти Хомейни выражать симпатии монархии стало опасно для жизни, но уже весной 1979 г. иностранные журналисты сообщали, что стены домов в иранских городах исписаны лозунгами «Шах ещё вернётся!»
Из охваченного революцией Ирана смогли выбраться немногие деятели шахского режима; выбравшиеся были в основном военными. Монархическую оппозицию в эмиграции возглавили генералы Овейси и Арьяна, адмирал Хабиболлахи, бывший посол Ирана в США Захеди и профессор Нахаванди. Духовным лидером монархистов стала принцесса Ашраф Пехлеви – сестра свергнутого шаха.
Монархисты создали Иранское движение сопротивления/Армия освобождения Ирана (лидер – генерал Овейси), движение «Азадеган» (Освобождённые) во главе с генералом Арьяной, объединённые во Фронт освобождения Ирана (ФОИ) во главе с бывшим шахским премьером Али Амини. В состав ФОИ также вошёл «Тондар», созданный известным в шахские времена кинорежиссёром и актёром Фатоллой Манучехри (он же Фруд Фулаванд), убеждённым противником ислама. В Великобритании, куда Манучехри бежал после революции, вокруг него объединились видные представители иранской интеллигенции, исповедующие близкие взгляды, включая арестованного недавно Джамшида Шармахда (кстати, как он оказался в Иране и каковы обстоятельства его ареста – неизвестно).
Надо отметить, что, хотя большая часть активистов монархического движения – немусульмане, его формальный лидер, наследный принц Реза Пехлеви, заявляет о приверженности исламу. Однако он выступает за светское государство.
Уже весной 1979 г. западные СМИ сообщили о боевых операциях партизан-монархистов в Западном Иране, организованных генералом Овейси и состоявших из бывших военных и жандармов.
Несмотря на жесточайшие чистки, проведённые хомейнистами в армии и госаппарате, а также бегство более миллиона иранцев за границу, позиции монархистов в обществе и особенно в силовых структурах долгое время оставались сильными.
В июле 1980 г. несколько тысяч (!) офицеров и унтер-офицеров армии, ВВС и спецслужб во главе с жандармом Мохаммедом Бакиром Бани-Амери попытались совершить военный переворот (т.н. «заговор Масок»). Они были связаны с монархистами Овейси и с либералами бывшего премьера Шапура Бахтияра. Из-за большого количества вовлечённых о заговоре узнала хомейнистская охранка, и около 4 тысяч военнослужащих были арестованы. 144 человека были расстреляны, остальные, в связи с нападением Ирака на Иран 22 сентября, отправлены на фронт.
В 1981 г. ОМИН подняла восстание против «бешеных мулл», вылившееся с гражданскую войну, продолжавшуюся около полугода и унесшую жизни десятков тысяч иранцев (ОМИН имела 130 тысяч официальных членов, 12-15 тысяч боевиков, сильные позиции в университетах и профсоюзах). Вместе с моджахедами сражались коммунисты из ОПФИН (Организация партизан-фидаинов иранского народа). Отдельно от левых против режима воевали монархисты и боевики либерального Национального движения сопротивления (НАМИР) Бахтияра: эти контактировали друг с другом, но встречи тех и других с моджахедами заканчивались перестрелками.
Осенью и зимой 1981-82 гг. режим был на грани падения. Он уцелел потому, что три повстанческих движения не координировали свои усилия, а крупнейшее и самое влиятельное – ОМИН – было резко враждебно либералам и монархистам. Отдельно воевали и повстанцы из национальных меньшинств – курды, белуджи, бахтияры, туркмены, хузестанские арабы.
ОМИН вступила в союз с Саддамом Хусейном и сформировала воинские части (до 30 тысяч бойцов), воевавшие в рядах иракской армии. Монархисты ФОИ и «Тондара», как и либералы из НАМИР, отказались вступать в союз с военным противником своей страны, и действовали с территории Турции, причём турецкие власти им мешали, делая партизанскую войну малоэффективной. На пике влияния, в 1985 г. объединённые силы монархистов и либералов в горах Ирана составляли примерно 10 тысяч бойцов. Они в основном состояли из бывших военных, полицейских и жандармов, имевших хорошую боевую подготовку.
В мае 1985 г., на фоне неудач на иракском фронте и экономического хаоса, миллионы иранцев вышли на улицы городов, пытаясь заставить «бешеных мулл» оставить власть. В беспорядках, приведших к гибели сотен человек, участвовали все оппозиционные силы, но преобладали сторонники либералов и монархистов. Воодушевлённые этим правые силы попытались захватить власть путём военного наступления. План «Белая звезда» предусматривал одновременные действия партизан в провинциях Белуджистан, Фарс, Исфахан, Лурестан, Восточный Азербайджан. Главной ударной силой должно было стать ополчение племени бахтияров (из которого происходил последний шахский премьер). Однако сил для свержения режима вновь не хватило: разрозненные партизанские отряды в июле-августе 1985 г. потерпели поражение и вновь ушли в горы, бахтиярское ополчение было разгромлено, а городское подполье понесло большие потери в результате действий спецслужб режима.
После провала операции «Белая звезда» отношения монархистов с либералами расстроились. Бахтияр, рассчитывающий на получение денег и оружия, всё-таки перешёл на сторону Саддама Хусейна, что было для монархистов неприемлемым. Во время Бури в пустыне либеральная НАМИР распалась, а её лидер Бахтияр (он в отчаянии даже пытался договориться с Е.Примаковым о помощи со стороны СССР) 6 августа 1991 г. погиб в результате покушения иранских агентов.
Постепенно закатывалась и звезда ОМИН. 18 июля 1988 г. иракские войска, залив иранские позиции ипритом, разгромили войска Ирана, и 20 июля аятолла Хомейни запросил мира. Саддам Хусейн согласился, но решил заодно сменить иранский режим на дружественный, и бросил в бой 20-тысячную армию ОМИН, передав ей 300 танков и артиллерию (это было названо операцией «Вечный свет»). «Бешеные муллы» бросили против моджахедов всё, что у них оставалось – 400 тысяч солдат, бойцов Корпуса стражей исламской революции, ополченцев-басиджей (в основном необученных подростков), и 800 танков. В страшной бойне, развернувшейся под городом Исламабаде-Герб, ценой огромных потерь (55 тысяч убитыми) иранские силы остановили армию ОМИН и отбросили её обратно в Ирак.
После этого иранские власти расстреляли тысячи пленных моджахедов, находившихся в тюрьмах, и тысячи людей, подозревавшихся в сочувствии ОМИН. В самой организации начались расколы и массовые выходы, убийства несогласных и прочие «прелести», характерные для экстремистов-подпольщиков, терпящих неудачи. Дезертиры из ОМИН потянулись в Иран, рассказывая об ужасах, царящих в боевых лагерях группировки – фактически они превратились в концлагеря для собственных боевиков.
Таким образом, в 2010-е гг. левое и либеральное оппозиционные движения оказались обессиленными, хотя и НАМИР, и ОМИН продолжают существовать, а последняя даже сохраняет определённое влияние в Иране и время от времени проводит террористические акты. Но для молодого поколения иранцев эти люди – персонажи из прошлого, примерно как белогвардейцы для советских граждан в 1950-60-е гг. Их лозунги, их жертвы и герои не вдохновляют иранцев, тайно слушающих ВВС и западную музыку, принципиально пьющих запрещённый алкоголь и начинающих «отрываться» в самолётах, летящих из их страны, в момент пересечения границы.
Это всё только выглядит невинно и несерьёзно. На самом деле поведенческий, бытовой протест иранцев имеет фундаментальный характер: это отрицание не конкретного режима «бешеных мулл», которые давно уже не столько «бешеные», сколько заплывшие жиром. Это отрицание исламских ценностей – либо в том, жестоком и карикатурном виде, что насаждается иранским режимом, либо, в крайнем варианте, отрицанием ислама как такового.
Интересно мнение такого деятеля, как лидер иранских коммунистов Мансур Хекмат: «Я думаю, что на данный момент в Иране сложилась такая ситуация — массивная социальная ненависть к Исламу, что накопилась накопился в огромном количестве; вот-вот хлынет наружу. Это разорвёт цепи и превратит Иран, который был местом правления реакционного Исламского режима в течении более двадцати лет, в один из центров борьбы против реакционного Исламского движения. Я не сомневаюсь в этом. Я думаю, что интеллектуальная, философская и идеологическая борьба, которая произойдёт в Иране, возникнет из-за политической ситуации, что существует в данный момент, и будет проходить в виде народно-политического действия. То есть антиисламское движение людей, что прошли через 20 лет реакционного Исламского правления и были свидетелями всех преступлений, будет совершено для Ислама и от имени Ислама. Ненависть к Исламу исторически беспрецедентна» (Интервью Радио Hambastegi от 13.06.1999).
Представьте себе, как воспринимается иранцами 20, 30, 40 и даже 50 лет монархия, павшая в 1979 г. Они рассматривают фотографии, на которых их родители выглядят точно так же, как французы, немцы или американцы в те же годы. Где улицы иранских городов похожи на улицы в любой развитой стране. Где весёлые длинноволосые парни в джинсах и накрашенные девушки в мини-юбках позируют на фоне собственных автомобилей национального производства. И слушают рассказы старших о чудо-стране, где жизнь была сплошным праздником. Хотя это не вполне соответствует действительности, человеческая память склонна забывать неприятности (а их при шахе хватало), и превращать воспоминания в нечто сусально-сладкое. Так же в Португалии вспоминают времена Салазара, в Парагвае – Стресснера, в Доминиканской Республике – Трухильо. Даже в России и в Камбодже немало тех, кто со слезой умиления вспоминает – и детям рассказывает! – как чудесно жилось при совсем уж откровенных головорезах и маньяках Сталине и Пол Поте. Иран в этом смысле не отличается от других стран, где идеализируется прошлое. Тем более, что у иранцев гораздо больше причин вспоминать его добрым словом, чем у россиян, камбоджийцев или парагвайцев.
В Иране произошло наложение двух тенденций – падение влияния традиционных оппозиционных движений и общее разочарование во всём, что связано с исламским режимом. Поэтому превращение монархистского, антиисламского движения в серьёзную общественную силу не удивляет. Тем более, что взрывы, осуществляемые монархистами примерно с 2005 г., не дают иранцам забыть о существовании шахской и антиисламской альтернативы нынешним властям.
Во время антиправительственных волнений 2009-10 гг. протестующие впервые в массовом выдвигали монархические лозунги – это свидетельствует скорее о смене настроений иранцев, чем об успехах эмигрантской пропаганды. 20 июня 2009 г. монархист Биджан Аббаси взорвал себя на могиле Хомейни, унеся жизни ещё двоих и ранив восьмерых. Свирепые репрессии властей лишь на время убавили активность монархистов: во время протестов 2017-20 гг., гораздо более масштабных, чем предыдущие, монархические лозунги вновь были самыми многочисленными, а монархисты – самыми активными протестующими. «Для властей оказались неожиданным выдвижение антиисламских лозунгов, чрезвычайно редких в Иране на публичных акциях (В.И.Месамед «Иран: социальные сети и протестные акции». Институт Ближнего Востока, 19.04.2018).
Иранские власти обвиняют монархистов в сотрудничестве с ЦРУ, Ми-6 и «Моссад». Это наверняка имеет место, но следует учитывать, что ни одна подпольная организация не способна существовать и бороться без помощи внешних сил (т.е. иностранных спецслужб). Это было всегда и везде, и касается всех просоветских, проамериканских, прокитайских и всех прочих движений. Понятно, что «партизаны шаха» сотрудничают с теми спецслужбами, которые готовы вредить иранскому режиму.
Трагедия Ирана, где власть 41 год находится в руках крайней реакции, связана не с исламом и его шиитской ветвью, а с конкретными политиками – носителями реакционных идей. Иранский шиизм – это ещё и либеральное движение бахаи, загнанное в подполье, но существующее; это гуманистические идеи богослова Али Шариати (террористы ОМИН и совсем уж звероподобное движение «Форкан» использовали его идеи после смерти философа); это великая Куррат-уль-Айн — поэтесса, проповедница и богослов бабизма; это Фахре-Афаг Парса — редактор первого иранского женского журнала «Джахан-е зен» («Мир женщины»); это её дочь Фаррухру Парса – министр здравоохранения при шахе, расстрелянная «бешеными муллами». Поэтому мазать основное вероисповедание иранцев исключительно чёрными красками нельзя.
Практически невероятно, чтобы иранский народ в массовом порядке отказался от ислама и вернулся к зороастризму: за тысячелетие это учение выветрилось из народного сознания. Но нынешний режим рано или поздно падёт, как исторически обречены все реакционные режимы, враждующие со всем миром. И на его руинах появится новый Иран, свободный от религиозной нетерпимости, где смогут мирно уживаться шииты и зороастрийцы, сунниты и несториане, езиды и иудеи, бахаиты и армяно-григориане – все, кто живёт в этой огромной, древней стране, история и культура которой уходит в доисламские времена. И монархисты-зороастрийцы, которым вряд ли удастся восстановить монархию, наверняка смогут найти в обновлённой стране своё место.
Евгений ТРИФОНОВ
Статья опубликована в Facebook