Польский Третьемай. 40 лет назад Солидарность поднялась против диктатуры

3 мая – Национальный День Польши. Дата принятия Конституции 1791 года – первой в Европе и второй в мире. При коммунистическом режиме этот праздник был отменён и восстановлен только после народной победы. Но в 1982 году страна отметила его под знамёнами подпольной «Солидарности». Тысячи поляков вышли на улицы. Стенка на стенку. Народ против карателей. Польша доказала: жива и готова драться. Кто сопротивляется, способен победить.

Четверо погибших. Сотни схваченных. Десятки избитых и раненых – но вот это с обеих сторон. «Флаг горит над баррикадой, в воздухе летит брусчатка, Господи благослови!» – вспоминала 3 мая 1982-го писательница Данута Сухоровская-Сливиньская.

Вообще-то подпольная «Солидарность» готовилась к 13 мая. 13-е число – польский «день Апокалипсиса». Мрачная дата военно-коммунистического переворота в декабре 1981-го. Пятимесячный рубеж оппозиция уже способна была отметить массовыми протестами. Но люди решили: незачем ждать 13-го. Сначала мировой Первомай, потом польский Третьемай. И лидеры пошли за массами.Недавний удар военного положения был реально крушителен. Партийная верхушка, армейское командование, гэбистско-милицейское начальство в считанные часы оккупировали свою страну. Стотысячная военно-милицейская армада одолела десятимиллионный независимый профсоюз. Почти 10 тысяч интернированных – брошенных за проволоку без суда и даже без обвинения. Среди них Лех Валенса, Анджей Гвязда, Северин Яворский, Яцек Куронь, Адам Михник, Кароль Модзелевский, Ян Рулевский, Мариан Юрчик, Анджей Розплоховский, Генрик Вуец, Гжегож Палька… Без кого непредставима «Солидарность».

Повсеместно разосланы 8 тысяч военных комиссаров диктатуры. Запрет всех организаций, кроме казённых. Закрытие всех газет, кроме партийных и армейских. Забастовки и демонстрации караются по законам военного времени. При активном сопротивлении санкционирован огонь на поражение. Классовое господство номенклатуры без масок и перчаток. Попросту, «огнём, мечом и дыбой».

Четверть века Европа не видала подобного (кроме Албании разве что). А теперь прошло ещё сорок лет…

За «Солидарностью» шла почти вся Польша. Это наглядно показала общенациональная забастовка 27 марта 1981-го. Но «Солидарность» ценила гражданский мир. Страна понесла тяжёлые жертвы в борьбе с нацизмом и коммунизмом. Люди надеялись, что партизанская война «отверженных солдат», уличные бои Познани-1956, расстрелы забастовщиков на Балтийском побережье 1970-го отошли в прошлое. «У нас нет и не будет ни танков, ни дубинок», – с гордостью говорилось в резолюции I съезда «Солидарности».

Но у врага было и то, и другое. И много чего ещё. «Двинешься – стреляю» – незамысловатый, но веский аргумент польско-ярузельской войны.

16 декабря расстреляны забастовщики на шахте «Вуек». Первые девять убитых. На следующий день открыт огонь по демонстрантам в Гданьске и Кракове. Повсеместные избиения. Снова убитые и раненые. К новому году подавлены все очаги забастовок. Шахты Силезии, судоверфи Гданьска и Щецина, машиностроение и металлургия Варшавы, Катовице, Кракова, Люблинский автозавод, Вроцлавский университет…

Что ни перед чем не остановятся партийные «шматяки», спецгруппы госбезопасности и милицейские штурмовики ЗОМО, было понятно и раньше. Но солдаты и офицеры Народного Войска Польского! Защитники, друзья, соседи – за коммуну, гэбуху и зомоле…

Оптимистичный «Карнавал “Солидарности”», начатый великим Августом-1980, кончен. Закона тоже больше нет, даже «социалистического». Миновали благодушные герековские времена, не говоря о гомулковской оттепели. Прорезаются призраки удалого зверья из беруто-бермановской эпохи. Режим возвращается к тоталитарности. Что-то нам знакомое по дню сегодняшнему. Только выводы из сходных реалий поляки сделали иные.

Расправа теперь всерьёз.

Значит, и отбиваться всерьёз.Система власти при военном положении в ПНР была по-своему уникальна. Военный режим устанавливался в интересах номенклатуры ПОРП. Ясновельможные паны-шматяки остались в своих кабинетах и особняках. Однако на первый план резко выдвинулись военные. «Новый Сальвадор в Польше устроили», – шипели партаппаратчики, которым пришлось потесниться. Кое-кто впоролся и в более серьёзные неприятности. Но пришлось признать правоту хитроумного второго секретаря ЦК Казимежа Барциковского: «Нам не удалось справиться с ситуацией. Армия берёт на себя».

Политбюро ЦК ПОРП, Государственный совет и Совет министров ПНР – всё оставалось на местах. Чему порукой был лично глава режима – генерал Войцех Ярузельский: первый секретарь ЦК, председатель Совмина, министр национальной обороны, потом председатель Госсовета. Но с 13/12/81 он занимал ещё одну должность: председатель Военного совета национального спасения (польскую аббревиатуру WRON народ презрительно расшифровал в «Ворону»). Семнадцать генералов, один адмирал, три полковника, два подполковника. Военно-коммунистическая хунта, присвоившая верховную власть.

Однако и над «Вороной» парила клика правителей. Вообще никак не конституированная, ни в каком нормативе не упомянутая. Просто самые главные. Во главе с тем же вездесущим генерал-диктатором. Сам Ярузельский. Министр внутренних дел генерал Кищак. Начальник генштаба генерал Сивицкий. Начальник канцелярии Совмина генерал Янишевский. Секретарь ЦК по силовым структурам генерал Милевский. Секретарь ЦК по администрации и социалке Барциковский. Секретарь ЦК по идеологии Ольшовский. Вице-премьер по социалке Раковский. Одно перечисление должностей даёт представление о совокупности тотальной власти.

Их можно было бы игриво назвать как-нибудь вроде «Войтек и его друзья». Если бы не общеизвестное: «Все они как чумы боялись Ярузельского». Называли их иначе: «Директория». Или конкретнее: «Восемь палачей».

22 декабря Чеслав Кищак поспешил отчитаться перед «Вороной»: угроза «Солидарности» снята. Сильно поторопился генерал-убийца, он же человек чести.

Первая структура подпольной «Солидарности» учредилась уже 13 декабря. Национальный забастовочный комитет в Гданьском морском порту. Инженер Мирослав Крупиньский, астроном Эугениуш Шумейко, токарь Александр Пшигодзиньский. Попытка скоординировать первые спонтанные стачки. Месяц спустя тот же Шумейко, рабочий депо Анджей Конарский и историк-диссидент Богдан Борусевич создают Всепольский комитет сопротивления. Начинается формирование подпольного актива. Под жизнеутверждающим лозунгом: «Зима ваша, весна наша!»

22 апреля 1982 года комитет передаёт полномочия Временной координационной комиссии «Солидарности» – TKK. Председатель – варшавский механик Збигнев Буяк, заместители – гданьский электромонтажник Богдан Лис и вроцлавский водитель Владислав Фрасынюк. За ними роет землю гэбуха-СБ. По «Солидарности» этих людей знает в лицо вся страна. Однако – не найти.

Весна наступила. Пора. TKK призывает поляков на улицы – требовать отмены военного положения, освобождения интернированных и политзаключённых, возвращения к «Солидарности». Буяк выступает лично и берёт на себя ответственность: 1 мая выйти на контрдемонстрации под символами «Солидарности».

3 мая, как уже сказано, в ПНР официально не отмечалось. Тем больше внимания уделялось празднованию 1 мая. Эта дата тоже стала опасной. Само понятие «солидарность трудящихся», да просто слово «солидарность» обдавало ужасом правящих коммунистов. Хотя официально праздник именовался нейтральнее – День труда. Сомнений не было: «Солидарность» отметит.Главные торжества, разумеется, проводились в Варшаве. С личным участием Ярузельского. Считалось, будто столица надёжно контролируется. Варшавский комитет ПОРП был из оплотов сталинистского «бетона». Первый секретарь Кочёлек – «Кровавый Котелок», участник балтийских расстрелов 1970-го. Здесь средоточие партийных учреждений и силовых штабов. Много лояльных госслужащих, экс-чиновных пенсионеров, военных, милицейских и гэбистских отставников. Партийные «титушки» на любой вкус: хоть активисты с дубинками и газовыми пистолетами из милицейского резерва ОРМО; хоть марксистско-ленинские философы, лекторы, журналисты из клуба «Варшава 80».

Первовластителем столицы становится командующий военным округом генерал Олива – влиятельный член WRON. Комиссар WRON генерал Мруз передаёт отлаженный военно-управленческий аппарат новой варшавской администрации генерала Дембицкого. Неустанно бдят столичная комендатура милиции и управление СБ. Генерал Цвек и полковник Пшановский всегда на посту. Создан особый координационный штаб карательных органов во главе с полковником Целяком. Второй секретарь Болеславский держит в готовности ОРМО. Особым приказом Цвек отряжает комендантских агентов со спецзаданием – лепить в столице хотя бы подобие официозных профсоюзов. С этим, правда, мало что получается.

Всё же Кищак предвидит проблемы и в столице. Призывы TKK слышны всей Польше на волнах подпольного радио. Збигнев Буяк, кстати говоря, был председателем профцентра «Солидарности» именно в столичном регионе Мазовше. Один из его заместителей, Северин Яворский, интернирован. Но другой, школьный учитель Виктор Кулерский, скрывается в варшавском подполье. Уже это весьма многообещающе.

В самом начале года Цвек рапортовал Кищаку и Кочёлеку: нелегальные профорганизации восстанавливаются на тракторном заводе «Урсус» (именно эта проходная вывела в люди Буяка), металлургическом комбинате «Хута Варшава», заводе оптический приборов PZO, автозаводе FSO. Ещё больше молодёжных листовочных групп, радиопропаганды, настенных граффити, агитации по улицам, дворам и «от двери к двери». Называется это Группы сопротивления «Солидарные». Во главе недавний студент физмата Теодор Клинцевич. Имеют автомобили, полиграфию, радиоаппаратуру. Не просто имеют: работают. Кое-кто запасает коктейли Молотова, достаёт стволы и пиротехнику, режет шины и бьёт бензобаки зомовского транспорта. Ведут учёт «титушек», временами дербанят их машины и атакуют химикатами… Но такие дела Буяк тормозит.

Глава МВД проводит в МВД селекторное совещание. Приказ: 1 мая сдерживаться, не портить себе праздник. Зато 3-го бить по-жестяному. Отучить поляков от Национального Дня.

На официальный первомайский церемониал власти сгоняют бюджетников по разнарядке, как в Москве на Поклонную или в Лужники. Массовый ритуал покорности должен совершаться чинно и весомо. Между тем, столица полнится слухами – лучше не ходить, будет побоище. Это нервирует хозяев. Органам МВД директивно вменяется первым первомайским пунктом «обеспечение личной безопасности членов партийно-государственного руководства». Кищак ставит задачу: чтоб как в аптеке! Начальник СБ генерал Цястонь ненавидит родину и соотечественников. Потому с готовностью берёт под козырёк.

С первомайского утра по варшавским улицам носятся милицейские машины. Кружит вертолёт над столичным центром – Старым городом. Праздник начинается. Милиция сносит сооружённый варшавянами крест из цветов на площади Победы (ныне площадь Маршала Пилсудского). Но через несколько часов крест восстановлен. Не глядя на понурую официальную демонстрацию, 12 тысяч человек собираются на Замковой площади и идут к костёлу Святой Анны. Большинство демонстрантов – молодёжь со значками «Солидарности», образами Девы Марии, бело-красными национальными флагами и портретами Леха Валенсы.

«Солидарность победит! Мы вместе! Да здравствует Буяк! Да здравствует Папа! Долой хунту! Хотим правды!» – гремит над Варшавой. Захватывает атмосфера весенней радости. «Идите с нами! Освободите Леха, арестуйте Войцеха!» – кричат люди милицейскому оцеплению.

Но звучит и другое. «Долой военное положение! Помним павших шахтёров! ЗОМО – пахать, армию – служить! Урбана – в тачку, Альбина – в школу!» Пресс-секретарь правительства Урбан был при «Вороне» соловьёвым. Вывоз на тачке для таких – мягчайшее наказание. Член Политбюро «спецрабочий» Альбин Сивак слыл олицетворением партийной тупости. Но он, по крайней мере, не боялся зайти на митинг «Солидарности». Это ценили, и потому предлагали обучиться грамоте – может, что-нибудь и поймёт.

Зомовских нападений в этот день не было. Выполнялся приказ Кищака: Первомай в побоище не превращать. Что бы ни происходило. В Гданьске возложили цветы к Трём крестам – памятнику рабочим судоверфи, погибшим в декабре 1970-го. До ста тысяч человек прошли под окнами квартиры семьи Валенса. В столице демонстрация закончилась на берегу Вислы. Вдохновенно спели польский гимн – Мазурку Домбровского. И договорились встретиться снова. Ясно когда. Послезавтра.Операция МВД в Варшаве 3 мая 1982 года получила название «Башня». И так получилось, что ареной схватки сделался Барбакан. Полукруглая двухъярусная башня, построенная в XVI веке как городское укрепление. Потом снесённая и отреставрированная как исторический памятник.

Тема на контроле Ярузельского. Верховное командование за Кищаком. Под ним Цястонь и главный комендант милиции генерал Бейм. Непосредственно руководят подавлением региональные коменданты. Члены WRON генералы Сивицкий, Мольчик, Тучапский, Олива и полковник Макаревич обеспечивают армейское участие.

В столице собрали ударный кулак из отборных зомовцев, милицейских курсантов и оперативников СБ. Под общим руководством генерала-коменданта Цвека и непосредственным управлением командира варшавской ЗОМО подполковника Залевского. Итого 7800 боевиков в милицейской форме и 1170 в штатском. Потом сообразили: мало! – но оказалось поздно.

На усиление выдвинуты спецподразделения МВД – Надвислянские войсковые части генерала Сюхниньского. Фланговые прикрытия обеспечивают «преторианцы Ярузельского» – Внутренняя войсковая служба (армейская тайная полиция) и Войска внутренней обороны (армейские ВВ).

В рабочий день собраться труднее. Коммуникации жёстко перекрыты. Демонстрантам удалось сплотиться – под прежними первомайскими лозунгами – только к середине дня. Атака ЗОМО началась около четырёх часов на Замковой площади и Старогородском рынке.

Своего штаба протестующие не имели. Но решение было очевидным: прорываться к Барбакану. Когда его возвели, оказалось, что военного смысла в сооружении никакого. Зато пригодился теперь.

TKK никогда не звала к физическому бою. Збигнев Буяк служил в десанте, владел всеми видами стрелкового оружия и взрывчатки. Но немедленно отменял акции, если узнавал, что зомовцев тренируют на озверение, по известным ему методикам. Однако ребята не спрашивали. Когда ЗОМО размахались дубинками и пустили слезоточивый газ, в них полетели камни, кирпичи с крепостных стен, тротуарная плитка.

Несколько раз Барбакан переходил из рук в руки. Вести стремительно разлетелись по Варшаве. Горожане, ещё утром не собиравшиеся протестовать, теперь бросились на помощь храброй молодёжи. В зомовцев полетели бутылки и прочие подручные средства. По Старому городу выросло несколько баррикад. Возвели их быстро и умело, в связи с чем возникла версия об участии ветеранов Армии Крайовой. Самая эффективная баррикада перекрыла проход на Рыночную площадь.

Карательному командованию пришлось снять часть ЗОМО с осады Барбакана и бросить на второй фронт. Под град камней и бутылок. Варшавяне рванули в контратаку, вырывая у зомовцев газовые гранаты и сбрасывая в канализацию. Тяжёлые предметы обрушились на зомовские каски из окон соседних домов.

Численность протестующих достигла 20 тысяч. При том, что оперплан был рассчитан тысяч на семь. Вся «Башня» ушла наперекосяк. Под угрозой оказалось здание Сейма на Вейской улице и даже «бараний дом» – грозно-мрачное здание ЦК ПОРП на улице Новый Свят. (Любопытно, что в этих районах газ не применялся: «Своих не травят».) Поднималось крупное городское восстание по обоим берегам Вислы.

К вечеру завязалась легендарная битва за мост. ЗОМО не удавалось пробить пятитысячную оборону солидаристов на Силезско-Домбровском мосту. Несколько атак были отбиты. «Солидарность захватила мост!» – разнеслось по Варшаве. Именно здесь образовался ключевой стратегический и политико-символический рубеж. Контроль над столицей невозможен без владения всеми мостами. Прорвались зомовцы массированной атакой только к восьми вечера. Последние же очаги сопротивления удалось загасить лишь к полуночи.Первомай «Солидарность» крупно отметила в шести городах. Кроме варшавян, вышли на демонстрации тысячи жителей Гданьска, Гдыни, Щецина, Торуни, Лодзи. В общей сложности до 30 тысяч человек по стране. В Третьемай поднялись уже двенадцать городов и более 40 тысяч. Самые многочисленные демонстрации прошли в Кракове, Гданьске, Гдыни, Щецине, Эльблонге, Катовице, Радоме, Торуни.

В Гданьске зомовцы забросали газовыми гранатами молящихся в костёле Святой Марии. «Колыбель “Солидарности”» понесла тяжёлые потери в декабрьские дни, но уже 30 января протестующие едва не снесли комитет ПОРП. Недавно назначенный первый секретарь Бейгер, сексот военной разведки, сделал выводы и откровенно ставил на армейско-милицейскую оккупацию. Во WRON за положение в Гданьске отвечал главком флота адмирал Янчишин. Беспощадный милицейский комендант генерал Анджеевский, как позже выяснилось, дружил с местными бандами (ещё бы: когда вся правоохрана брошена на оппозицию, это ли не раздолье гопстопникам и форточникам). Он же был из столпов «бетона» в руководящих кадрах МВД. Его зам по госбезопасности полковник Пашкевич руководил первой волной декабрьских арестов. Упреждающей жестокостью они кое-чего добились: 3 мая демонстрантов в Гданьске было около 5 тысяч.

Зомовские разгоны происходили везде. 7-тысячную краковскую демонстрацию встретили водомётами на Доминиканской площади. Свирепствовали каратели в Торуни, Эльблонге, Радоме. В некоторых городах вместо демонстраций проводились митинги и пикеты (разумеется, не одиночные). Познанские активисты возложили цветы к памятнику погибшим в июне 1956-го. В Белостоке, Нысе, Лапах, Кендзежин-Козле манифестанты разворачивали флаги «Солидарности», ставили свечи, пели католические гимны.

Но самое ожесточённое сражение охватило Щецин. Чего и следовало ждать.

Щецинская «Солидарность» изначально отличалась радикализмом. И идеологически, и конкретно-политически. Ещё в 1970-м забастовочная «Щецинская республика» отчаянно дралась с ЗОМО. Рабочие сожгли комитет ПОРП, выгнали из города первого секретаря Валашека. Слесарь судоверфи Адам Ульфик, трижды судимый за бытовуху и избиение милиционера, организовал такую охрану и секьюрити, что коммунисты всерьёз испугались «белого террора». В декабре 1981-го Щецинская судоверфь приняла самую решительную резолюцию о конфронтации с ПОРП.

Председателем Щецинского профцентра был Мариан Юрчик – крестьянского рода, сварщик, пожарник, крановщик и кладовщик судоверфи. Истовый католик, убеждённый националист, яростный антикоммунист. В октябре 1981-го он призывал ставить на заводах виселицы для ПОРП. Но профцентр славился не только этим. И не только подчёркнуто классовой пролетарской идеологией. Именно католические националисты Щецина более всего развили производственное и местное самоуправление. Заводские и квартальные собрания явочным порядком вышибали из власти партноменклатуру и госбюрократию.

Первый секретарь Мискевич был слабой фигурой, но воеводством управляли три полковника – комиссар WRON Пецяк, комендант милиции Верниковский, шеф СБ Едынак. Мариан Юрчик и его соратники – механик-ремонтник Станислав Вондоловский, электрик Станислав Коцян, юрист Ежи Зимовский – интернировались в числе первых. Через несколько дней арестованы лидеры декабрьской забастовки – инженер Мечислав Устасяк, юрист Анджей Мильчановский, железнодорожник Эварист Валигурский. Но немедленно возникло солидаристское подполье. Во главе стали рабочие верфи и порта – Гжегож Дурский, Юзеф Ковальчук, Зыгмунт Томяк.

Отдельным потоком выявился молодёжный движ – Академическое движение сопротивления. Младшекурсников консолидировал 25-летний студент-физик Марек Адамкевич, старшеклассников – 14-летний школьник Войцех Возняк. Именно эти юноши и подростки стали ударным отрядом щецинской майской битвы.Столкновения начались уже 1-го. 3 мая протестующие собрались в костёле Наисвятейшего Сердца Иисуса. Вышли на площадь Белого орла. Двинулись на площадь Победы. Заслон ЗОМО встретил их на улице Защитников Сталинграда. Демонстрация врезалась в цепь и обратила карателей в бегство.

Из комендатуры Верниковского срочно последовали устные санкции на «любые формы морального и физического насилия». Перегруппировавшись, зомовцы обрушились с дубинками, газовыми и светошумовыми гранатами. Схваченных тут же пускали «дорожкой здоровья» – сквозь строй дубья. В Польше этот стародавний метод «после бала» ввёл генерал Стахура – замминистра внутренних дел, пришедший в силовики из провинциального партаппарата. Из многочисленных теней банальности зла.

Ещё хуже приходилось тем, кто попадал в помещения милицейских постов (по-нашему – отделов полиции). Долгие избиения, изощрённые пытки, выбитые зубы, переломы костей. Многочасовые стойки лицом к стене с поднятыми руками. «Организованный и спланированный террор коммунистического государства в социально-политических целях» – так характеризует щецинские события сорокалетней давности Институт национальной памяти.

Тут же последовал контрудар. Ребята организовались в группы, названные потом «ополчением “Солидарности”». Началась трёхдневная городская герилья. Были перевёрнуты и сожжены десятки милицейских машин. Сгорел и ещё один объект. «В Щецине спалили гостиницу», – возмущалась газета «Правда». Казалось бы, зачем? Но орган ЦК КПСС забыл уточнить: это была гостиница милицейской комендатуры.

У кинотеатра «Космос» толпа едва не линчевала нескольких гэбистов (всё же успевших бежать). В зомовцев летели камни и более опасные снаряды – металлические шарики либо подшипники из рогаток. Отстрелявшись в засаде, ополченцы-солидаристы уходили анфиладами проходных дворов. Подавить сопротивление властям удалось лишь к концу 5 мая.

Щецин поставил всепольский рекорд: более 700 задержанных (в Варшаве почти 300, в Гданьске свыше 400). В отличие от участников российских оппозиционных акций, это не считалось за достижение – хотя брали щецинских парней за дела посерьёзней. 56 щецинцев отправились в лагеря интернирования. С другой стороны, в Щецине ранены 85 зомовцев, из них 17 попали в милицейский госпиталь, пятеро в тяжёлом состоянии. В Варшаве потери ЗОМО тоже впечатляли – 51 раненый.

Главная трагедия тех дней – гибель людей. 56-летний варшавский слесарь Мечислав Радомский был избит зомовцами при разгоне и скончался по дороге в больницу. 19-летняя варшавянка Иоанна Ленартович умерла 5 мая от последствий избиения. 32-летний варшавянин  Адам Шулецкий при тех же обстоятельствах умер 9 мая. 43-летний рабочий щецинского порта Владислав Дурда не участвовал в протестах. Но на улицах творилось такое, что он в своей квартире задохнулся от зомовской газовой атаки. Вызвать врача не дали, на следующий день он скончался. (Официальное парламентское расследование признало Радомского и Дурду несомненными жертвами ЗОМО. Относительно Ленартович и Шулецкого нет формальных медицинских заключений, а свободная Польша государство правовое…)

Быть польским оппозиционером значило рисковать жизнью. Но и карателю жизнь не всегда мёдом казалась.Хозяева ПНР были угнетателями, бывали и палачами – но не идиотами и не инфантилами. «Спецопераций по денацификации» под эсэсовской эмблемой не устраивали. В рай не торопились. Если подпись неразборчива, на Урбана не покушались. После 3 мая им было не только о чём подумать, но и чем думать.

Ничего однако не придумали. Разве что выгнали Кочёлека из варшавских партсекретарей. Заменили Кровавого Котелка блёклым политэкономом. Закрыли и «Варшаву 80»: толку с этих холуёв-лоялистов всё равно два ноля, одни философствования. Ввели в столице комендантский час, для подростков особенно строгий. Накручивали диктат и пропаганду, слежку и розыск, обман и страх. Те ещё высоты мысли. Но хотя бы перестали воображать, будто угрозы нет.

Было над чем задуматься и «Солидарности». Третьемай-1982 показал решимость поляков к борьбе. 8 мая учреждён постоянно действующий варшавский комитет под руководством Буяка и Кулерского. 12–13 мая бастовали работники полусотни предприятий столицы. От металлургов и железнодорожников до артистов и библиотекарей.

Акции 3 мая проводились с тех пор ежегодно. В 1983-м «солидарные» ребята готовили серию взрывов, но Кулерский ультимативно пригрозил своим уходом, и Буяк закрыл вопрос. Протест ужесточался, однако оставался мирным. Хотя третьемайские акции до конца 1980-х уже не достигали размаха первого раза, подпольные структуры стали создаваться интенсивнее, координироваться активнее.

Но со всей очевидностью явилась и готовность властей к расправе. Эта тяжесть нависала над страной. В августе по протестующим уже стреляли боевыми. Долгий марш сквозь жесть предстоял впереди.

«Для чего вы это делаете?» – спрашивал командир щецинской ЗОМО подполковник Тшпис, арестовывая вожака бастующей судоверфи. «Вам не понять», – отвечал Анджей Мильчановский. Правильно. Им понимать и не надо. Достаточно знать нам.

Степан Ярик, специально для «В кризис.ру»