Свыше сотни парней задержаны почти в сорока российских городах, информирует ФСБ. «Украинская группировка “МКУ”»: пропаганда «экстремизма», призывы к насилию, планирование вооружённых атак. Ведутся подсчёты, случались ли со времён Сталина захваты таких масштабов. Одни уверены в «чекистском грюндерстве» – гроздят, мол, террористов, чтобы победно обезвреживать. Другие не исключают реальности – созревают, мол, плоды двух десятилетий державной стабильности.
Но в любом случае: таково состояние современной российской политики. Достигнутое совместными усилиями номенклатурного режима и незадачливой, мягко говоря, оппозиции. Над этим стоит подумать. Хотя бы в плане традиционного русского вопроса «куда несёшься ты?» Пожалуй, уже более актуального, нежели «кто виноват?» и «что делать?» Особенно для несогласных, ибо с режима пока что не спросишь.
С позволения читателя, начнём издалека. И рассмотрим один конкретный фактор.
Протестные движения в разных странах опираются на разные традиции. В странах европейской (христианской) культуры они в значительной степени носили вождистский характер. История Европы ХХ века – это история Пилсудского и Паиша, Гитлера и Муссолини, Франко и Салазара, Тито и де Голля. В меньшей степени, но развит вождизм и в американской традиции: оба Рузвельта, Кеннеди, Рейган, Трамп поддерживались населением не столько как носители программ, сколько как харизматические лидеры, люди-символы. Можно взглянуть и «от противного»: слабость индивидуальных лидерских качеств опрокинула Картера и для многих ставит крест на политических перспективах Байдена.
Периферия европейской цивилизации – Латинская Америка – подвержена этой тенденции в ещё большей степени. Перон и Варгас, Пиночет и Стресснер, Фидель Кастро и Че Гевара, Перес Хименес и Фигерес Феррер, Урибе и Фухимори – вот лица «пылающего континента» прошедшего века. В странах исламской культуры любое протестное движение всегда принимало религиозные формы. Социально-политические причины камуфлировались богословием. Только в последние десятилетия ситуация изменилась, но это следствие европейских влияний.
Принято считать, что Россия и вовсе всепланетный чемпион политического вождизма. Однако вдумаемся. По нашему понятию, русские общественные движения как раз-таки принимали массовый характер при наличии понятной, пусть и примитивной программы. Фактор же вождя был заметно меньшим, нежели в просвещённой Европе. Крестьяне против крепостничества, казаки за свои вольности восстали бы в любом случае. Нашлись бы замены и Разину, и Пугачёву. Важна была антидворянская идеология «Пугача». Не случись бородатого харизматика, сошёл бы любой из его «енаралов». Сравните, например, с Мексиканской революцией, где повстанцы шли за конкретными каудильо типа Панчо Вильи и Эмилиано Сапаты, очень смутно представляя, что они предлагают в качестве программы.
Ещё показательнее русское революционное движение конца XIX – начала XX веков. В народничестве в совокупности участвовали до 30 тысяч человек. Были идеологи, как Александр Герцен и Николай Чернышевский. Были признанные лидеры, как братья Серно-Соловьевичи, Сергей Степняк-Кравчинский. Но не за вождями, а за идеями шли юноши и девушки с книгой в народ или с бомбой на канал.
Ещё менее персонифицрована Революция 1905 года. Индивидуально в тех событиях более всего запомнился Георгий Гапон, отнюдь не вождь и не герой. «Исполин революции» Михаил Соколов известен, можно сказать незаслуженно мало. Решающим событием была Октябрьская политическая стачка с требованиями демократических свобод и социально-трудового законодательства. Сотни тысяч участников не выдвинули общеизвестного вождя. Не было даже политической партии, которая могла бы претендовать на руководство движением. Аморфно-либеральный Союз Союзов известен в основном историком. Его руководителя Павла Милюкова, будущего председателя кадетского ЦК, вождём революции не считает, кажется, никто. Уж тем более никто не назовёт единого лидера беспорядков и террора 1906 года. Даже Борис Савинков всеохватного влияния не имел.
В подобном ключе развивались и события 1917 года: какими бы мощными ораторами ни были Александр Керенский и Лев Троцкий, шли не за ними, а за тем, что они провозглашали. Сам Ленин одержал победу больше как непревзойдённый оперативный тактик, нежели политический лидер. Волна антибольшевистских восстаний начало 1920-х годов выдвинула многих героев, но опять-таки не вождей. Только Александр Антонов остался в памяти и истории как лидер-символ. Но и тамбовские повстанцы вдохновлялись не харизмой Шурки, кстати, вполне реальной, а его делами и лозунгами. Такие массовые движения, как Кронштадтское и Западно-Сибирское восстания, не имели единого руководителя даже на символическом уровне. Решали заводилы конкретного села и корабля. Но этих имён была масса, а не единое всеобщее.
Опять-таки вдумаемся: тоталитарную диктатуру установил самый блёклый и серый и большевистских вождей. Вот это действительно символично. Сила Иосифа Сталина состояла в аппаратных картотеках ВКП(б), а не в ораторском воздействии на массы. Пресловутый культ вообще-то приживался очень так себе. Приказы политруков кричать «За Родину, за Сталина!», как хорошо известно, в большинстве случаев игнорировались солдатами. А если выполнялись, то точно не были народным творчеством.
Уж скорее на что-то подобное мог претендовать Никита Сергеевич. Ну так и аппаратная судьба Хрущёва достаточно известна. По поводу Брежнева и Андропова с Черненко самое дело поговорить о вождизме и харизме. Михаил Горбачёв попытался нечто в этом плане изменить, и опять результат известен.
Первые волны народных протестов, охвативших СССР в конце 1980-х, шли по тому же сценарию. Громоподобное «За Ельцина!» означало поддержку не бывшему кандидату в члены Политбюро ЦК КПСС, а его призывам свалить номенклатуру. Шахтёры, воткнувшие летом 1989-го отбойный молоток в чудовище КПСС, требовали соблюдения техники безопасности, мыла и чая в магазинах, права свободно распоряжаться своим углём и слива в отвал настрявших партийных погонял. Вячеслав Голиков, Юрий Рудольф, Вячеслав Шарипов, Иван Гуридов, Виктор Морозов, Юрий Комаров, Валентин Копасов и другие выделялись умели чётко сформулировать требования горняков. По сути, события лета 1989-го повторяли Октябрьскую стачку 1905-го: рабочих подняло на протесты социально-бытовое убожество, но они сумели понять – чтобы решить текущие проблемы, надо менять систему власти.
Значение лидеров самого масштабного протеста в России (шахтёрская стачка 1989-го была именно такова) ярко демонстрирует собственной судьбой фактический руководитель Союза трудящихся Кузбасса и Совета рабочих комитетов Кузбасса Михаил Кислюк. В 1991 году Кислюк он стал губернатором Кемеровской области. Пытался проводить рыночные реформы, привлекать инвестиции, улучшать условия труда горняков. Получалось плохо по объективным причинам: Кузбасс развивался так же, как и вся Россия. Бывшему рабочему лидеру было нечего предложить землякам, и он утратил их поддержку. В 1997 году Ельцин заменил Кислюка Аманом Тулеевым, олицетворявшим просоветскую ностальгию. Которая привела – теперь известно, к чему.
Это очень российская история. Кумиры толпы недолговечны. Разина сдали царским воеводам свои. Как и Пугачёва. В 1989-м толпы москвичей скандировали имя Ельцина. Десять лет спустя эти же люди презрительно приписали ему фразу «Я устал, я ухожу», да ещё переделали в «Я мухожук». (Ельцин этого не говорил, но кто теперь поверит. Лигачёв тоже не говорил «Борис, ты неправ!») И опять ярчайший пример – уходя, Борис Николаевич нашёл себе замену в максимальном, вызывающем безличии. Пожалуй, надо было постараться, чтобы даже в серых бюрократических когортах отыскать именно Владимира Владимировича.
Как это отличается от Перона, на которого молилась половина Аргентины. И при бурном экономическом подъёме, и в тяжелейший кризис. Но президентском посту и в изгнании. Когда он был молод и красив и когда превратился в старца.
Русские (или, как теперь принято писать – россияне) – крайние индивидуалисты, чтобы ни бормотали адепты соборностей и общинностей. Они понимают свой интерес, часто ложно, но по-своему. Если политик кажется в соответствующей струе – он лидер. До тех пор, пока.
Конечно, нет правил без исключений. Нашлось такое и в постсоветской России: Владимир Жириновский. Ему удалось создать чисто персоналистскую партию и удерживать свой электорат уже три десятилетия. Но на чём основан его успех? На чётком – самом чётком во всём российском политикуме – определении социальной базы. Сначала маргиналы. Потом братвы. Теперь – «хамы» (очень, впрочем, осторожные в силу всё того же прагматичного индивидуализма). «Архиточно», как сказал бы Ленин, угадывает Владимир Вольфович и выдаёт на-гора свойственные хамам истерики. Если что, не останавливаясь ни перед каким предательским зигзагом. Не сахарные, утрутся. Это действительно политический талант. За что власть его и ценит. Кстати, Зюганова с его КПРФ, равно как СР да и саму ЕР, ценит за обратное – абсолютную серость, органичную нынешней кремлёвской ментальности.
Либеральная (условно говоря, имеем в виду и собственно либеральную, и социал-демократическую, и либертарианскую) оппозиция провалилась в России потому, что не смогла предложить рядовому гражданину ничего, по-настоящему для него ценного. Вот в чём проявилось отличие от Пугачёва и Антонова, Ленина и Ельцина, Сталина и Путина. Даже если бы нашёлся способный лидер (собственно, был ведь, например, Борис Немцов), это ничего бы не изменило. Нет программы, нет социальной базы – в российской политике делать нечего.
Алексей Навальный начал свою деятельность с антикоррупционных расследований. И не рассчитал сроков. Автор этих строк рискнёт снова вызвать читательское возмущение: эта тема мало волнует рядового гражданина. Разве что в беллетристичном плане. Российское общество спокойно относится к этому явлению. Поговорка про труды праведные и палаты каменные – не слишком возмущённая, скорее нейтральная констатация. Разве что эпоха позднего СССР составляла некоторое исключение. Но не из-за антикоррпционности как таковой, а по общей ненависти к правящей КПСС. Нечто подобное проявилось и на маршах 2017–2018 годов. Заметим, как быстро «Он нам не Димон!» превратилось в «Он нам не царь!»
Когда же Навальный попытался – совершенно логично и оптимально – объединить антикоррупционную работу с общедемократической программой, ему не очень поверили. Десятки тысяч людей, вышедшие на улицы после его ареста в Шереметьево, защищали его не как своего лидера, а как жертву отвратительного беспредела. То же с хабаровскими протестами. Не взгляды и деятельность Сергея Фургала вывела горожан на его защиту. Взгляды есть ли вообще? За деятельностью многие ли следили? Но есть кремлёвский центр, растоптавший выбор людей. Хабаровчан толкнул на улицы элементарный протест против произвола и несправедливости.
Сегодня российская оппозиция не просто раздавлена властью. Это налицо и даже не требует дополнительных подтверждений. Выбиты и зачищены все общественно-политические инициативы «последекабрьского десятилетия» (а предшествовавшие забыты как седая древность). Со своей позиции, со своих потребностей режим поступает вполне резонно. Возмущаться этим бессмысленно и где-то даже инфантильно. У власти находится группа, в принципе не признающая гражданско-политических свобод, отрицающая их на корню, ментально ориентированная на насилие. И при этом попавшая в довольно сложное положение. Социально-экономические и международные реалии не позволяют «кремлёвке» рисковать.
Но властно-полицейские преследования – это полбеды. Хуже, что оппозиция выдохлась, выродилась и на глазах исчезает. Только что мы слушали умные выступления достойных людей на Вильнюсском форуме. И надо думать, заметили, как сам предмет дискуссий ускользает в туманной дали. В некоем будущем, которое явится само после гипотетического падения режима. О политической борьбе уже практически не говорится. Зато всё чаще говорится в оппозиционной среде о праве политического активиста на частную жизнь и личную безопасность. Эти тезисы стали как-то особенно упорно звучать. Ну ещё решается в эмигрантском далёке «кто виноват и что делать?» Впрочем, вторая часть уже не считается актуальной.
В природе нет ничего вечного. Тем более не вечно спокойствие в стране, где один кризис накладывается на другой. Тех же протестов в Хабаровске никто не мог предвидеть – а они как ещё грянули. Как никто не ждал социального взрыва в Пикалёво 2009-го. В Междуреченске 2010-го. В Биробиджане и Владивостоке уже совсем недавних лет. Всего этого станет чем дальше, тем больше. Ибо базовые, основополагающие причины нынешний режим не устраняет и устранить не может.
Активны протесты социально-бытового и экологического плана. Химкинский лес в Подмосковье, шихан Куштау в Башкирии, сквер в Екатеринбурге, мусорные полигоны в Шиесе и в том же Подмосковье – лишь самые известные в этом ряду. А есть гораздо более болезненные точки – вечная тема загрязняемого Байкала в любой момент может вывести на улицы десятки тысяч приангарцев и забайкальцев. Так же опасна тема плато Укок на Алтае – до сих пор не понятно, собираются ли строить трубопровод через это священное для алтайцев место. Если начнут – мало не покажется никому. Есть остаточные профсоюзные структуры, теоретически способные повторить Пикалёво и Междуреченск. Есть полузадушенные, но не искоренённые движения среди врачей и студентов.
Наконец, уже явно возникли не имеющие ни структуры, ни названия группы типа «дворовых команд» понятного происхождения. Канал выплёскивания внеправового протеста. Легко переходящие – под влиянием ли каких-то комиссаров? – от поджогов и прочих «вандализмов» к вывешивания красно-чёрных и чёрно-зелёных баннеров. То за Хабаровск, то за Беларусь, а то и вовсе за АБН. (Даже без «МКУ», заметим.) Мы уже слышим довольно откровенные голоса на эту тему. Уже доводится слышать встревоженные голоса о новых кадрах протестов будущего витка. Непохожих на те, что подавлены ныне.
Возглавить и направить такие движения не могут высоколобые креаклы. Ни из Москвы, ни тем более из Вильнюса. Бастующие рабочие, защитники Куштау, обозлённая дворовая братва – не среда для привычных дискуссий. И не для привычных оппозиционерам форм агитации. Они должны сами связать экологическую опасность и низкие зарплаты с политическим режимом. Как московские железнодорожники, петербургские пекари, пекари, харьковские паровозостроители и ивановские ткачи в октябре 1905-го.
Сформировать массовое демократическое движение сверху не получилось. Оно может сложиться только консолидацией снизу. Нет сейчас Межрегиональной депутатской группы, члены которой летели в Кузбасс 1989-го и предлагали шахтёрам политические лозунги. А те принимали, потому что слова депутатов отвечали их собственным мыслям. Сейчас борцы с мусорными полигонами, теряющие заработок рабочие, прессуемые студенты перегруженные врачи должны сами находить друг друга на просторах России.
Пока этим не занялись юные бандиты из экстремистского и запрещённого АУЕ. Обладающие, кстати, отличными межрегиональными связями и очень чёткой программой.
Евгений Трифонов, специально для «В кризис.ру»