Не пройдёт двух недель, как об этом тридцатилетии вспомнится повсеместно. Хотя едва ли государственная власть со своими инфоподголосками пожелает акцентировать общественное внимание. С этим юбилеем как раз всё не так однозначно. Так или иначе, 3–4 октября в 1993 году начались 21 сентября. 30 лет назад первый президент России издал указ «О поэтапной конституционной реформе». Трудно теперь поверить, но тогда миллионы людей считали подобные материи частью своей жизни.

Суть указа заключалась в роспуске Верховного Совета и Съезда народных депутатов России, избранных в 1990 году. Назначались выборы в принципиально новый законодательный орган – двухпалатное Федеральное Собрание: Государственную Думу и Совет Федерации, а также референдум по новой Конституции. Юридически возникал, конечно, редкостный расколбас – парламент избирался по ещё не принятой Конституции. Но положение в стране требовало перерыва в праве. Иначе было нельзя.

Прежний Верховный Совет, как и Съезд, парламентом не являлись. Хотя бы потому, что первый не избирался напрямую, а второй, хоть и брался за «любой вопрос в ведении Российской Федерации», полномочия делегировал. Так что расхожее выражение «расстрел парламента» не сообразно действительности. И не только в силу политологических нестыковок. Прежде всего потому, что расстрелом называют стрельбу в одну сторону, по безоружным либо не успевшим схватиться за оружие. В октябре 1993-го дела обстояли иначе: шла перестрелка, причём открыла огонь «парламентская» сторона.

Как бы то ни было, в огневую фазу события вошли 21 сентября. Ровно 30 лет назад Борис Ельцин включил обратный отсчёт. Стартовым выстрелом прозвучал указ N 1400. С него потянулась цепь событий, обернувшихся кровопролитием. Но так покажется, если не заглядывать дальше и глубже.«Большинство в Верховном Совете Российской Федерации и часть его руководства открыто пошли на прямое попрание воли российского народа. Разрушаются основы конституционного строя Российской Федерации: народовластие, разделение властей, федерализм. Единственным способом преодоления паралича государственной власти являются выборы нового Парламента Российской Федерации, – говорилось в мотивации указа. – Hеобходимость выборов диктуется также тем, что Российская Федерация — это новое государство, пришедшее на смену РСФСР в составе СССР».

С трёхдесятилетнего расстояния вновь приходится признать: так дела и обстояли. Депутатское большинство действительно претендовало на власть, в которой ему отказал референдум 25 апреля, однозначно поддержавший президента. Съезд и Совет действительно избирались в РСФСР, избиратели не наделяли депутатов полномочиями в независимом государстве. Даже при декларировании суверенитета России. С другой стороны, Борис Ельцин в 1991 году тоже избирался президентом РСФСР. Но его легитимность подтвердилась на том же референдуме: большинство поддержало и его самого, и его политику.

Другое дело, что российские депутаты долго воспринимались массами как сторонники демократии, преобразований и президента. Здание Верховного Совета стало символом августовской победы над просоветским путчем. Именно там и находился Ельцин, в «Белом доме», а не во враждебном Кремле. Как же получилось, что «Белый дом» с такой стремительностью превратился в противоположный символ просоветской реакции?

Исторический процесс объективно обгонял депутатское большинство. Три года назад эти же депутаты с энтузиазмом голосовали за суверенитет и Ельцина, два года назад сопротивлялись танкам ГКЧП. Но ликвидация СССР, рыночная реформа по модели Егора Гайдара, весь комплекс преобразований российского бытия, тогдашние «ветра свободы дикой» – весьма грубо обходились с их привычками и воззрениями. На такое они не подписывались.

Просоветский ностальгизм оказался страшной силой: «Как недоглядели, как пустили в сад, надо всей артелью дать пинка под зад!» Характерная позиция среднего советского чиновника, мимолётно увлечённого переменами. Но быстро приведённого в себя имперско-автократическими рефлексами. Касалось это и амбициозных представителей советской интеллигенции. Которые избирались под демократическими лозунгами, а на этапе новых задач обнаружили себя не у дел.

Идеологом, консолидатором и организатором выступал председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов. Недавно экономист-перестройщик и ближайший соратник Ельцина. Теперь – проводник консервативно-бюрократического курса. По характеристике того же Ельцина.

В наше время такие метаморфозы никого не впечатляют. «Ельцинская креатура Памфилова, предъявляющая обвинение Любови Соболь в желании вернуть “лихие девяностые” – это, конечно, за пределами банального», – отмечал Виктор Шендерович в ещё сравнительно тихие времена. Но тридцать лет назад подобные кульбиты приводили в негодование. Депутаты в полной мере испытали его на себе.

Российская реформация продвигалась разнородными силами. Внизу – массовый напор «ДемРоссии». Вверху – бюрократическая тяга к собственному суверенитету: «Над нами никого нет!» Соединяющей фигурой выступал Ельцин. Которого вели мощнейшая воля к власти и романтичные представления о своём шансе в истории. В те годы он старался учитывать голоса низов и верхов. Но ближе были верхи.Уже осенью 1991-го влиятельные товарищи лоббировали свою модель реформ. Похожую на КНР Дэн Сяопина или ПНР Ярузельского. Плотное госрегулирование, вплоть до комиссаров на заводах. Вдумчивое назначение нэпманов. Даже восстановление аппаратных структур только что запрещённой КПСС, проверенного властного механизма. Проскальзывали сообщения о череде деловых встреч на элитных госдачах. Среди участников называли вице-президента Александра Руцкого, отлетавшего в компанию Хасбулатова.

Эти силовики и хозяйственники могли воздействовать на Ельцина через ближайшую к нему группу – выходцев из Свердловского обкома. Первым главой администрации президента был Юрий Петров, не столь давний преемник Бориса Николаевича на первосекретарском посту. Единственный высокопоставленный номенклатурщик, защищавший Нину Андрееву перед самим генсеком.

Отражалось всё это и во внешней политике. Уже в сентябре 1991-го президентский пресс-секретарь Павел Вощанов забронировал за РФ право предъявлять территориальные претензии республикам бывшего СССР. (Песков со своей «пургой» имел череду предшественников.) Демократическая пресса на полном серьёзе анализировала перспективы обмена ядерными ударами между Россией и Украиной. Успокоить общественность взялся сам Борис Николаевич – и высказался в том плане, что это чудовищно сложно с технической стороны.

Сегодняшнее могло, как видим, начинаться и тогда. Но иным был общественный настрой. Да и хаос способен вразумлять. Ельцин сделал иную ставку. Реформы были запущены по гайдаровскому варианту. Свердловский обком подчинился своему первому секретарю. Большая часть бюрократии тоже предпочла путь Юрия Лужкова. Однако меньшая, но очень заметная сгруппировалась в верховносоветской оппозиции. Хасбулатов превратился в рупор «крутых индустриальных парней». Остервенело выбивавших у Гайдара государственное финансирование. Это называлось «бюджетной защитой директорского корпуса от последствий его же деятельности». И не только директорского.

Вице-президент Руцкой смотрелся кандидатом в президенты. Даже формально он наследовал Ельцину. Его коньком стало внешнее имперство. Суровые инвективы неслись по периметру российской границы. Конечно, далеко было советскому офицеру, боевому лётчику до грозного блогера ДАМа. Но Руцкой и Хасбулатов эффектно дополняли друг друга. Бюрократическое финансирование и нераздельная власть внутри, имперский диктат вовне. Так выглядел тот «парламентаризм».

Серьёзное брожение происходило в силовых структурах. По прежнему политопыту Ельцин не доверял КГБ, преобразованному в министерство безопасности. Но именно из проверенных гэбистских кадров комплектовалась его преторианская гвардия – Служба безопасности президента генерала Александра Коржакова и Главное управление охраны генерала Михаила Барсукова. Во всероссийском же масштабе президент отдавал предпочтение МВД. Хотя в милиции, как и в армии, широко распространялась просоветская ностальгия в духе Верховного Совета. Скорее именно в Минбезопасности преобладала готовность служить начальству без идеологической оглядки, каким бы оно ни являлось. «Только вооружённые отряды способны обеспечить успех реформ», – говорил осенью 1991-го глава МБ генерал Виктор Баранников. Но яркий пиночетизм не предотвратил его отставки в июле 1993-го. Ещё раньше был отставлен глава МВД генерал Андрей Дунаев. Обоих обвинили в коррупционных связях.

МБ принял в статусе и.о. подчёркнуто деполитизированный генерал Николай Голушко. МВД возглавил чётко проельцински ориентированный генерал Виктор Ерин. В армии «как мог возок тянул» министр обороны генерал Павел Грачёв. Доказавший верность президенту под стенами «Белого дома» в августе 1991-го.

В августе 1993-го Верховный Совет демонстративно зарубил финансовые и приватизационные акты правительства. Был утверждён вызывающе дефицитный бюджет, невозможный для исполнения. Почти в открытую началось вооружение «парламента» и зондирование Советов на местах. Ельцин отшвырнул принятый «бюджет войны», заявил, что будет руководствоваться своим бюджетным посланием, съездил в расположение подмосковной гвардейской дивизии и 18 сентября вернул из отставки Егора Гайдара. В вице-премьеры и министры экономики.

Это был сигнал к наступлению. Достаточно сказать, что правительственный пост Гайдару уступал свердловский обкомовец Олег Лобов. Носитель советских социально-экономических представлений. Зато о нём говорили: «Будет отстреливаться до последнего, но Ельцина не сдаст». Впрочем, Борис Николаевич, как впоследствии многократно пришлось убедиться, не очень-то ценил верность себе. Потому как считал само собой разумеющейся.

Столкновение явно приближалось. Помощник президента по правовым вопросам Юрий Батурин не был удивлён, когда с августа на сентябрь получил распоряжение готовить указ о депутатском разгоне. Текст лёг в сейф без афиширования. Пока Хасбулатов не щёлкнул по горлу в телевизоре, характеризуя Бориса Николаевича. После этого перетягиваемый канат решено было рубить.

Но даже 21 сентября вооружённое насилие ещё не было предрешено. Ельцин и его окружение рассчитывали, что депутаты хотя бы теперь поймут свою выгоду. Соглашаясь на роспуск и выборы, они получали определённый политический статус и материальную компенсацию. Отчего бы не сговориться? Типичная ошибка либеральной общественности. Даже странно, как могли тёртые кремлёвские номенклатурщики поддаться такой наивности.

На следующий день Верховный Совет возвёл Руцкого в и.о. президента и сформировал свой «экстракабинет». На госбезопасность и МВД вернули Баранникова и Дунаева, рвавшихся посчитаться за увольнение. Минобороны передали генералу Владиславу Ачалову, показавшему себя вильнюсском кровопролитии. Эти назначения были сугубо виртуальны. Но стремления демонстрировали чётко. Дальше мог рассудить только меч.

На крутых перевалах отключается рациональность. Выгода становится иной. Силой самого Ельцина на переломе 1991/1992-го стало «сплачивающее отчаяние». Ему удалось. Депутатам – нет. Разница в этом. Но расчётливой взвешенности при таких делах по-любому ждать не стоит. 24 февраля 2022 года это было доказано вновь.Дальше пошло не так. Московские бои принесли победу стороне реформ. Прошла на референдуме ельцинская Конституция. Но избранная Госдума оказалась не лучше Верховного Совета. Противостояние с парламентом – теперь, что ни говори, действительно парламентом – продолжилось. Ельцин исчерпался на страшном стрессе предыдущего противостояния. Гайдар ушёл в отставку уже в январе 1994-го. Задержался Анатолий Чубайс, но сегодняшнее его положение не требует комментариев. Незадолго до пятилетия событий курс реформ сломался в дефолте. Ещё через год по факту произошла смена власти.

Всё то оказалось зря. Реформаторский указ обессмыслился. Унылая бюрократия взяла своё – только не лобовой атакой и не сразу, а годы спустя, в обход и в другом персональном составе. Зато с явным перебором. Того, что имеем сегодня, вряд ли могли представить в «красно-коричневым хасбулатнике».

Владимир Путин встретил 21 сентября 1993-го вице-мэром Петербурга и председателем Комитета по внешнеэкономическим связям. Доверенным замом мэра Анатолия Собчака. В чиновном качестве принял указ к исполнению. Полностью выдержал линию президента, правительства и мэра. Пришло время, и вообще удалил из практики всяческие конституции и выборы. А вооружённые отряды обеспечили успех контрреформ. Пока что.

…В юбилейный сентябрь, 13-го числа, скончался Игорь Огурцов. Подпольщик-антикоммунист 1960-х. Основатель Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа – легендарный ВСХСОН. Многолетний политзаключённый. Идеолог национальной революции, практик нелегального сопротивления. Репрессированный Андроповым при Брежневе. Не реабилитированный ни при Горбачёве, ни при Ельцине, ни при Путине. Ибо все они для него стояли в одном ряду.

Его жизнь – свидетельство на будущее: люди освободительного подполья понимают адекватнее всех.

Виктор Тришеров, специально для «В кризис.ру»