Памятники дело серьёзное. Не надо о них думать свысока. Исторические символы – маяки на избранном пути. Основатель ВЧК в центре столицы – указатель дороги в подвал. Скажем прямо: призывающие водворить статую обратно на Лубянскую площадь любят диктатуру, угнетение и репрессии. Фигура Дзержинского понимается как олицетворение милых им понятий. Прочее не имеет значения. Практический расчёт строится на том, что хозяйская верхушка РФ ко всему этому тоже неравнодушна.
В конце прошлого года с обращением по данному поводу выступила организация «Офицеры России». Адресатом стал генпрокурор РФ Игорь Краснов – всё, что надо знать и об инициативе, и об организации. Дней десять назад тема резко оживилась: призыв поставить Дзержинского на прежнее место опубликовала группа «писателей, блогеров и журналистов». Знаковые имена очередных подписантов – Захар Прилепин, Дмитрий Пучков-Гоблин, Александр Проханов, Игорь Молотов, Леся Рябцева.
Как говорится, «не продолжайте». Этими фамилиями сказано всё. Идеологи и практики импер-сталинизма и духоскрепства. Особо эпатажные рупоры режима, с балаганным оттенком. Даже единомышленники, анализируя высказывания таких персонажей, подчас не могут удержаться от фразы вроде «а какие там грибы!»
Никакие реверансы и экивоки («мы говорим о культурном значении… возвращение памятника Феликсу Дзержинскому не подменяет Соловецкий камень, а дополняет его…») дела тут не меняют. Имперское истуканство изыскивает устрашающий образ. Не стесняясь налёта политической шизофрении. Не зря заместитель управделами Московской патриархии епископ Савва Тутунов отмечает: идея исходит от людей, которые «не вполне вникают в суть персонажа». Большую часть своей жизни Феликс Дзержинский был их врагом. Но, как учил Штирлиц, «запоминается последнее».
Сын польского помещика ненавидел Российскую империю. С юности состоял в подпольной социал-демократии. На стезе профессионального революционера провёл в царских тюрьмах без малого десять лет. Был решительным противником мирного протеста, агитировал за вооружённое восстание. И не только агитировал. В военно-революционной организации РСДРП Дзержинский демонстрировал жёсткую решимость и хваткую деловитость – всё то, чего так не хватает современной российской оппозиции. Когда памятника Дзержинскому просят охранители правящего режима РФ, вспоминается бессмертная фраза покойного генерала Лебедя: «Не спеши, а то успеешь».
После Февральской революции Феликс Дзержинский организовывал Красную гвардию. В решающие часы Октябрьского переворота захватывал почту-телеграф. В декабре 1917-го сменил Владимира Бонч-Бруевича во главе карательных органов большевизма: назначен председателем ВЧК. И только с этого времени началось то, за что так любят Феликса Эдмундовича духоскрепы наших дней. Красный террор с бессудными расстрелами, заложничество и концлагеря, подавление антибольшевистских восстаний, расстрельное «укрепление тыла» Красной армии, государственное рабовладение «трудповинности» (желающие любоваться Феликсом на Лубянке стильно бы смотрелись на скалывании льда под конвоем). Особой статьёй – расправы с крестьянскими повстанцами в Украине и поистине «сакральные» массовые убийства в Крыму.
Но опять-таки, надо отдать должное. Дзержинский был высочайшим профессионалом террора, слежки и провокаций. ВЧК занимает виднейшее место в мировой истории карательных органов и спецслужб. Штат высококвалифицированных оперативников, разветвлённая сеть осведомителей, чёткая энергичная реакция на всё, что движется. И создание всего это – стремительно, практически на ровном месте.
Также Дзержинский был очень умелым политиком. Настоящий патриот своего ведомства превратил ВЧК в сильную властную структуру. При том, что уже в 1918 году многие коммунисты требовали разогнать кровавую чрезвычайку. За зверства и коррупцию. Не на ровном месте возникал тогдашний фольклор: «Вы больше чем царь расстреляли, вы больше сгноили в тюрьме». Или же: «Вышел на обыск он ночью к очень богатым людям. Пара мильончиков нонче верно отчислится нам».
«Вопрос о ЧК расколол партию и рабочие кварталы» – констатировалось в руководстве РКП(б). Античекистскую тенденцию выражал председатель Верховного ревтрибунала Николай Крыленко (его орган был всё же как бы судебным и требовал минимальной законности). «Любимец партии» Бухарин, член редколлегии «Правды» Ольминский, даже нарком внутренних дел Петровский, подписавший декрет о красном терроре, требовали удалить из большевистской охранки «преступников, садистов и люмпенов». Член Политбюро Каменев вообще ставил вопрос об упразднении ВЧК. Но Дзержинский сумел отстоять. Хоть бы ему лично приходилось идти свидетелем защиты на процесс своих подчинённых. Тоже, кстати, актуальный опыт – если учесть нынешнюю грызню в верхах с активным участием ФСБ.
Во внутрипартийных конфликтах Дзержинский брал сторону Ленина. Правда, с «левым» уклоном, чтоб больше жести, меньше комплексов. Но в столетней давности дискуссии о профсоюзах председатель ВЧК поначалу поддержал Троцкого. Но довольно быстро разобрался в соотношении сил, перешёл обратно к Ленину, стал ярым антитроцкистом.
В 1922 году, после гражданской войны, ВЧК была преобразована в ОГПУ под председательством того же Дзержинского. Параллельно он возглавлял наркомат путей сообщения, военизировал железные дороги. А в 1924 году, оставаясь на ОГПУ, Дзержинский стал ещё и председателем ВСНХ – главного органа хозяйственного управления СССР. Тогда в этом плане были откровеннее – не крышевали из-за кулис, а напрямую ставили карательные органы над хозяйственными. Но между прочим, во главе ВСНХ Дзержинский проводил иную политику – развивал НЭП, стимулировал крестьян-единоличников, покровительствовал частной торговле и предпринимательству. Ради оживления экономики под партийной диктатурой. Снова урок царям – нынешний режим богатеть пока не запрещает.
Феликс Дзержинский умер в 1926 году, не дожив до 49 лет. 20 июля можно будет отметить 95-летие смерти. «Здесь сгорел человек до конца»…
Монументальная фигура, сложная личность. Негуманно было бы требовать от Леси Рябцевой знания и тем более понимания.
Не так уж мало памятников Дзержинскому расставлено по нескольким странам. Разумеется не в современной Польше. Соотечественники не любят «кровавого Феликса». Поляка, который убил гораздо больше русских, чем погибло в советско-польской войне.
Был памятник в Варшаве, поставленный в 1951 году, при сталинистском режиме Болеслава Берута. 10 февраля 1982-го школьники Эмиль Барчаньский, Марек Марциняк и Артур Нещежевич облили статую кровавой краской и швырнули коктейль Молотова. Времена были суровые: военное положение, «польско-ярузельская война». Служба безопасности вычислила ребят. Затевался суд, но обошлись проще. Эмиля нашли мёртвым в Висле. Через семь лет, в победном для Польши 1989-м, памятник Дзержинскому демонтировали. Мемориальная доска установлена Эмилю Барчаньскому.
Зато несколько изваяний председателя ВЧК и ОГПУ стоят в Беларуси. Малая родина Феликса Эдмундовича – родовое имение Дзержиново в Воложинском районе Минской области. Там теперь мемориальный комплекс, опекаемый лукашистским КГБ. В Минске стоит бюст, в Бресте и Гомеле памятники. Диктатор хранит эту память. Что более чем логично. Ещё логичнее смотрятся бюст Дзержинского в Донецке и памятник в Луганске. Поставлены они давно, но даже в СССР не лелеялись так, как в «ДНР/ЛНР».
Четыре года назад памятник Дзержинскому установлен в полицейской академии Ханоя. Тоже понятно. Социалистическая Республика Вьетнам под управлением коммунистической партократии – весьма репрессивное государство. Министр общественной безопасности То Лам – один из самых влиятельных руководителей КПВ, единственный серьёзный конкурент генсека Нгуен Фу Чонга. Ханойский памятник появился на следующий год после утверждения То Лама во главе вьетнамского карательного аппарата.
Ну и Россия, конечно. Здесь таких статуй, бюстов, досок десятки. Хотя сохранились не все. Демонтированы в Петербурге и Гусе-Хрустальном. Однако главный монумент – московский одиннадцатитонник работы Евгения Вучечича.
Установлен он был декабря 1958 года на столичной площади Дзержинского – ныне Лубянская площадь. Напротив здания КГБ СССР – прежде того ВЧК–ОГПУ–НКВД–МГБ, после того – АФБ–МБ–ФСК–ФСБ. Делалось это помпезно, в присутствии самого Хрущёва. Триумфатор XX съезда и родоначальник Оттепели торопился взять назад собственные идеологические уступки.
Этот памятник аккуратно демонтировали поздним вечером 22 августа 1991 года. Свалить тросом и грузовиком не позволили, подогнали подъёмный кран. Сделали строго по закону, экстренным решением демократического Моссовета. Получился своего рода символ тех дней и наступивших перемен. Но возня с памятником выпустила протестно-революционный пар, отвлекла людей на площади и от самого КГБ, и от ЦК КПСС. Суть подменили процедурой, причём очень осторожной. Ситуация вообще характерная для недоделанной Августовской революции 1991-го. Разухабистой на вид, но очень толерантной к советскому наследию и его носителям. Старались по возможности не обидеть. Но те всё равно обиду затаили.
Скульптуру сначала перевезли на близлежащий пустырь. Потом перебазировали в парк искусств «Музеон». Где и стоит Феликс по сей день. В ожидании затянувшегося окончательного решения. Как в стихах Евгения Евтушенко о Нюшке Буртовой. Домработница хрущёвского номенклатурщика натолкнулась за комодом на портрет Сталина: «Я спросила, что делать с портретом – может, выбросить надлежит? Но хозяин, помедлив с ответом, усмехнулся: «Пускай полежит…»
Разговоры о восстановлении чекистского истукана на Лубянке поднялись, конечно, при Путине. Начало положил мэр Лужков в 2002 году, желая быть святее президента-гэбиста. И получил от него отлуп. Ибо преждевременно рванул впереди паровоза. Регулярно поднимала вопрос КПРФ. «Единая Россия» не имела ничего против, но ждала однозначной команды сверху. А её всё не было.
Не факт, что верховная власть санкционирует и на этот раз. Не случайно же выступление епископа Саввы – на такой случай мудрее всего прикрыться РПЦ. Епископ сделал строгий выговор за «историческую амнезию». И предложил подумать о других «великих мужах нашей страны» – государе Иване III, жандармском шефе Бенкендорфе (действительно «ближе к теме»), святом Александре Невском… Естественная для РПЦ концепция: авторитарные властители или охранители самодержавия-крепостничества – но без большевистского драйва, пугающего номенклатуру. «Не всё, что говорил Ленин, подходило для бюрократии», – констатировал глубокий советский писатель Владимир Тендряков. И не всё, что делал Дзержинский.
Церковную мысль развивают Мосгордума и Общественная палата Москвы. Разрабатывается очередной план референдума. Москвичам предложат выбрать, кому стоять на Лубянке. Среди кандидатов и железный Феликс, и Александр Невский, и Иван III, только вместо Бенкендорфа всё-таки Андропов. Список, надо думать, открыт. Но над таким бюллетенем уже задумаешься, хуже ли всех Дзержинский.
Смысл идеи очевиден до примитива. Равно как и выбор времени. Обнулительная отмена Конституции. Заявленный с верхов курс «антиэкстремистских» репрессий (большего экстремиста, нежели Дзержинский, ещё поискать, но это детали). Гротескное мракобесие «традиционных ценностей»: барского комчванства и конюшенной порки. Официально декларированный разрыв с Европой, законопачивание всех окон, откровенная враждебность миру. Номенклатурная олигархия путинизма ставит на удержание власти-собственности советско-репрессивными методами. Может быть, кое-чем творчески дополненной – не с бодуна же несёт Соловьёв, будто Гитлер лучше Навального?
Феликс Дзержинский неоднозначен как историческая личность. Но запечатлелся он в истории с полной однозначностью. Это человек-символ государственного террора. И потому вполне годен к символическому обозначению наступившей эпохи. Тут «писателям-блогерам-журналистам» не откажешь в классовом чутье. Николай Ежов, конечно, подошёл бы лучше. Но такое пока что стрёмно. Почему тогда сразу не Гиммлер или Кан Шэн? Да и кончил Николай Иванович как-то совсем невесело. К нему вернулось то самое, что он практиковал на других – а это кошмарный сон нынешних духоскрепов. Так что не стоит торопиться, всему своё время.
В пьесе немецкого драматурга-коммуниста Бертольда Брехта «Жизнь Галилея» есть показательный монолог главного героя. Великий учёный объясняет, почему отвлечённая наука астрономия превратилась в поле жестокой политической схватки. «Речь не о планетах, а о крестьянах Кампаньи. Они оплачивают войны, которые ведёт наместник милосердного Христа в Испании и Германии. Зачем он помещает Землю в центре мироздания? Да затем, чтобы престол святого Петра мог стоять в центре Земли! В этом-то и всё дело!»
Невозможно не перефразировать для современной России. Речь не о памятниках, а об уличных протестующих. Им надоело оплачивать войны, которые ведёт кремлёвский нацлидер в Украине и Сирии. Зачем предлагается поместить статую Дзержинского в центре Лубянской площади? Да затем, чтобы заплесневелый геленджикский дворец мог нависать над Россией! В этом-то и всё дело!
Олигархическая диктатура делает всё, что пожелает – если не встречает сопротивления. План вернуть на Лубянку основателя ВЧК уже столкнулся с резкими общественными протестами. Сопредседатель профсоюза «Университетская солидарность» социал-демократ Павел Кудюкин напомнил о чекистском терроре, заложничестве и провокациях в эфире «Вечерней Москвы». Оппозиционный публицист Игорь Яковенко презрительно отозвался о «постмодернистских ошмётках». Даже бывший председатель ВС РФ Руслан Хасбулатов высказался против – хотя бы потому, что в нынешней государственной системе это выглядит профанацией. И то сказать… Можно представить, как реагировал бы Феликс Эдмундович на такое «для чего я нужен и кому».
Истуканам вообще сложно среди людей. С тревогой вспоминаются многочисленные внеправовые акции в порядке «ночной политики». Чего только не случалась с изваяниями того же Сталина или досками большевистских карателей. Образ крестьян Кампаньи действительно уместен: бунты подвигали Галилея на научные подвиги. Не разумнее ли прислушаться к законным возражениям и мирным протестам? Но не любил этого Дзержинский, что да, то да.
Никита Требейко, «В кризис.ру»