Десять лет назад бойцы Ливийской революции вели бои за Триполи. Каддафисты упорно сопротивлялись, штурм Триполи стоил полутора тысяч жизней. Но столица день ото дня переходила под контроль повстанцев. Первая гражданская война в Ливии близилась к завершению. Режим Каддафи обрушился под ударами восстания. Свергнутый диктатор ещё продолжал упорствовать. Но он обречённо доживал последние месяцы.
А началось с рутинного ареста 15 февраля 2011 года в Бенгази. «Восточная столица», центр оппозиционной Киренаики, и так была неблагонадёжна. А тут ещё юрист-правозащитник Фетхи Тербиль. Адвокат представлял интересы родственников тысячи заключённых, погибших в 1996 году при подавлении бунта в тюрьме Абу-Салим. Властям надоели его претензии, пусть сам посидит в тюрьме… Через восемь месяцев Муаммар Каддафи был мёртв.
На защиту Фетхи Тербиля вышли сотни две демонстрантов. Полиция разогнала их. По отзывам очевидцев, довольно жёстко, с избиениями и даже стрельбой. Но Тербиля освободили. Вокруг вставала Арабская весна, уже пали Бен Али в Тунисе и Мубарак в Египте. Не стоит будить лихо, пусть себе адвокатствует. Мудрое решение. Только немного запоздалое.
Через день Каддафи проводил по всей стране «День гнева» – массовые манифестации, посвящённые пятой годовщине выступлений против карикатур на пророка Мухаммеда в датской газете Jyllands-Posten. Ещё одна государственная мудрость. Самое было время. Естественно, гнев обрушился не на датчан, а на Каддафи. Завязались уличные драки демонстрантов с полицией, пролилась первая кровь. 17 февраля 2011 года стало днём начала Ливийской революции.
На следующий день, 18 февраля, антирежимные выступления охватили всю Киренаику. Демонстранты в одночасье стали повстанцами. Они атаковали полицейские участки и армейские казармы, захватывали оружие. Первый ливийский город – крупный промышленный центр Эль-Байда – перешёл под контроль восставших. По Киренаике покатила цепная реакция. 20 февраля власть Каддафи пала в Бенгази. 27 февраля восстал гарнизон города Тобрук: его командир генерал Сулейман Махмуд перешёл на сторону повстанцев.
Над Бенгази, вторым городом страны, было сорвано зелёное полотнище каддафизма и поднят национальный флаг Ливии. Красно-чёрно-зелёный с белым полумесяцем и звездой. Символика королевской монархии, свергнутой в 1969 году, сделалась знаменем восстания.
Поднялся не только оппозиционный восток, но и столичный запад. С 17-го по 25 февраля шли столкновения в самом Триполи. Протестующие выходили на центральную Зелёную площадь, атаковали здания министерств, около суток удерживали столичный аэропорт Митига. «Всем нам грозит смерть, – говорил один из этих людей американскому корреспонденту. – Но мы докажем всему миру: мы не боимся. Нам не нужно ничего, кроме конца Каддафи. Мы родились свободными и не позволим ему дальше угнетать нас». Правительственные силы обладали неодолимым перевесом и огнём на поражение восстановили контроль. Однако восставшие сумели организоваться в подпольные ячейки, которые активно проявились в ходе войны.
В те же дни завязались ожесточённые бои за город Эз-Завия западнее Триполи. Восставшими командовал полковник Хусейн Дарбук. Повстанческий костяк составили бойцы местного гарнизона, к ним примкнули египетские рабочие-мигранты. На подавление был брошен бронетанковый и мотострелковый спецназ – 32-я бригада, в просторечии – Бригада Хамиса. Названная в честь командира, младшего сына Каддафи. Дарбук погиб от ракетного залпа. После двухнедельного кровопролития по городу прошёлся каток зачистки. Повстанцы Эз-Завии перешли к городской герилье.
В конце февраля восстали на западе берберы-амазиги. Близ тунисской границы, появился новый фронт. В Западных Горах Нафуса развернулись тяжёлые бои, причём повстанцам начали сбрасывать оружие французские самолёты. Самый большой город амазигов Зинтан войска Каддафи штурмовали с артиллерией и танками, но взять не смогли.
К началу марта 2011 года практически половина Ливии вышла из-под власти Каддафи. Но «подверженный мании величия «брат-лидер» (так выразился один из публицистов КПРФ, полагавший, что марксисту подобает быть за восставших, а не за карателей) оставался преисполнен решимости. Жизнь для него была тождественна власти, а власть означала войну. И он имел в своём распоряжении довольно значительный привилегированный слой «джамахирийского» режима. Сторонников Каддафи стали звать лоялистами.
Не очень-то почётное прозвище. Раньше так называли называли королевских верноподданных. Защищавших замшелые монархии или колониальных хозяев от свежего ветра буржуазных революций. Сейчас в России это изысканная кличка путинистов. Так что адекватно.
В Ливии, как и везде, начинала Арабскую весну образованная безработная молодёжь. Феномен, созданный бурным расцветом образования в условиях демографического взрыва. Показательно, что «культурным мотором» февральских протестов стали рэп и хип-хоп. Не только пятничные молитвы в мечетях, но и самодеятельные концерты во дворах и на улицах собирали и одухотворяли демонстрантов. Первоначальное лицо Ливийской революции было во многом студенческим. Первую песню восстания написал и исполнил бенгазийский хип-хоп-музыкант Ибн Табит: «Муаммар, тебе не сбежать! Мы пробьём твои стены! Мы утопим тебя!»
Но сами по себе толпы юношей и девушек не смогли бы вести революционную войну. Одно дело – мирные протесты, плакаты, вдохновляющие посты в соцсетях. Несколько другое – захваты отделов полиции, военных городков и арсеналов. И уж совсем третье – бои на улицах и в песках. Тут нужны были другие люди. И они появились.
Вначале вышла интеллигенция: учителя, юристы, инженеры. Вскоре присоединились рабочие-нефтяники. Жители Киренаики, добывающей нефть, всегда считали, что их грабит правительство в Триполи. Почти сразу начали поворачивать фронт многие военные и полицейские. Ведь и силовики нередко ждали момента свести счёты с тираном. За ними потянулись чиновники, отнюдь не желавшие тонуть вместе с Каддафи. Не остались в стороне «братки» из теневых сообществ, враждебные любой власти. И постепенно вставала решающая сила всех ближневосточных революций: массовый «базар». Беднота, живущая мелкой торговлей, услугами и случайными заработками – самый многочисленный класс почти всех арабских стран.
Так вслед за группами европеизированной молодёжи выходили серьёзные мужики среднего возраста. Мирная «Twitter-революция», которую Каддафи наверняка бы подавил, перерастала в революцию настоящую.
«Ливия не Тунис и не Египет», – самодовольно говорил диктатор в середине февраля. Дескать, я вам не Бен Али и не Мубарак, в моих владениях власть не может пасть. И верно – в Ливии получилось по-другому. В отличие от соседей-президентов, Каддафи в живых не остался. (Кстати, через месяц Башар Асад говорил в том плане, что «Сирия не Ливия»… Как же всё-таки они неизобретательны.)
Каддафистская пропаганда, как и следовало ожидать, завопила об исламистском терроре и «Аль-Каиде». Исламистское подполье в Ливии существовало. Ливийская исламская боевая группа (ЛИБГ) действовала с 1995 года. Костяк составили боевики, воевавшие против СССР в Афганистане. Поэтому исламизм ЛИБГ носил выраженный моджахедский оттенок. Против Каддафи они попытались развернуть партизанскую войну на востоке, организовали три неудачных покушения.
Лидер ЛИБГ Абдель Хаким Бельхадж (по гражданской специальности цивильный инженер-строитель с университетским дипломом) был арестован в 2004 году не каддафистами, а ЦРУ и МИ6 – и передан в руки каддафистов. Шесть лет провёл в том самом Абу-Салиме. Был освобождён в за год до начала революции – чтобы сразу появиться среди её вождей, во главе авангардной бригады.
Исламисты сыграли в событиях активную и важную роль. Как и во всех арабских революциях. Не удивительно: диктаторские режимы уничтожают любую оппозицию, искореняют малейшее инакомыслие, но фанатичное подполье останется всегда. Кому ещё сопротивляться при тотальном подавлении? И каким может быть такое сопротивление в мусульманской стране? Так случилось и в Ливии. И когда влиятельный мусульманский богослов, египтянин Юсуф аль-Кардави, призывал арабов свергнуть «антиисламские режимы», он особо выделил Каддафи. Которого советовал просто убить.
И всё же не исламизм стал главным тараном свержения джамахирийской диктатуры. Не религиозный, а кланово-племенной, региональный и социальный факторы оказались здесь решающими.
К началу 2011 года Каддафи с его режимом отторгался уже большинством населения страны. Не только из-за кланового произвола. Ливийцы были возмущены бюрократическим диктатом, нарастающей бедностью, высокой безработицей, нескрываемым роскошеством правящего семейства и наглым пропагандным враньём. Каддафи сам превратил Ливию в горючий материал, готовый вспыхнуть восстанием.
Радикализму ливийской оппозиции способствовал чрезвычайно семейственный характер каддафистского режима. В этом Каддафи превзошёл даже Чаушеску (с которым, кстати, был ментально и политически близок). Властную верхушку плотно обсидели Каддафи с сыновьями и дочерью. При Муаммаре состояли Сейф аль-Ислам, Сейф аль-Араб, Мухаммад, Ганнибал, Мутассим, Саади, Хамис и Айша. Постоянный состав верховной власти. Первые четверо сыновей были высокопоставленными управленцами, причём Сейф по ряду признаков намечался в наследники. Остальные трое – элитными силовиками. Особой жестью отличались Мутассим по госбезопасности и Хамис во главе спецназа. Айша вообще была самой яростной и непримиримой из всех.
Практически все государства, где сохраняется племенное деление, стараются его преодолеть. Но Каддафи и здесь нашёл особый путь. По стародавнему принципу «разделяй и властвуй» он всячески лелеял и усугублял межплеменные противоречия. Его твёрдой опорой было родное племя каддафи, члены которого занимали самые «хлебные» государственные должности. Но каддафи немногочисленны, и тиран стравливал меж собой другие племена. Вынуждая их обращаться к нему как к арбитру.
Получалось это плохо. Взять город Мисурата, населённый племенем свейхи (свехли). Каддафи не любил мисуратцев. Ведь национальный герой в Ливии должен быть один – а вождь свейхи Рамадан когда-то возглавлял сопротивление итальянским колонизаторам. Свейхи считают себя потомками героев, они всегда отличались свободолюбием и воинственностью. При этом племя весьма продвинуто в плане модернизации – недаром мисуратская промышленность держалась в технологическом авангарде ливийской экономики. В 1976 году офицер из Мисураты Умар Мухейши, представитель авторитетного клана, был повешен за подготовку заговора против Каддафи.
Крупнейшее ливийское племя варфалла населяет соседний с Мисуратой город Бени-Валид. На него и опирался Каддафи в противостоянии со свехли. Варфалла получали посты в армии и администрации, Бени-Валид – крупные субсидии. Но в 1993 году группа офицеров-варфалла тоже составила заговор, и племя превратилось из элиты в изгоев. Бени-Валид подвергся своеобразной блокаде: туда перестали перечислять деньги, подвозить продукты и бензин. Через несколько лет Каддафи сообразил, что «система сдержек и противовесов» нарушена, и «простил» племя и город. Но его сторонниками они, разумеется, не стали.
Против ненавистных свехли Каддафи использовал и другой соседний с Мисуратой город – небольшую Тавергу. Здесь жили чернокожие потомки рабов. Их принимали в полицию и местные контрольные органы, после чего ставили надсмотрщиками над свехли. Так создавался дополнительный, уже расовый конфликт между арабами и неграми.
Непонятно, с какой стати Каддафи презирал ливийских берберов-амазигов, компактно живущих на северо-западе страны, в городах Зувара, Гарьян, Яфран, Зинтан, Джаду и Налут. Но им был закрыт путь в бюрократию и офицерский корпус, их города получали госсредства в последнюю очередь, а их язык был запрещён вплоть до тюремных сроков. В то же время другие берберы – туареги Сахары, живущие в основном за пределами Ливии, в Мали и Нигере – были излюбленными союзниками Каддафи. С их помощью диктатор рассчитывал установить контроль над соседними странами. Каддафи привечал туарегов, расселившихся в южной Ливии, давал им деньги и оружие.
Мечтая присоединить Чад, Каддафи заигрывал с народами этой страны, в первую очередь с племенем тубу. Десятки тысяч чадских тубу получила землю, дома и субсидии (в ущерб местным ливийцам). Из тубу формировались ополченческие отряды, контролировавшие юг страны.
В конце своего правления окончательно выживший из ума Каддафи объявил себя верховным вождём африканских племён. На признание в этом качестве он потратил миллиарды долларов. В Ливию потянулись тысячи наёмников из Судана, Уганды, Гвинеи, Нигерии, Кот-д’Ивуара и Зимбабве. Они вливались в ряды ополчения, получали подъёмные и жилье. Разумеется, коренных ливийцев это возмущало (помимо всего прочего, пришельцы были чернокожими, не говорили по-арабски и часто не исповедовали ислам). Зато Каддафи всегда мог рассчитывать на личных преторианцев.
В 1987 году ливийская армия потерпела сокрушительное поражение в войне с Чадом. Каддафи, как водится, возложил вину не на себя, а на полевое командование. В результате полковник Халифа Хафтар стал его личным врагом и после освобождения их чадского плена примкнул к оппозиционной эмиграции. Каддафи же окончательно сделал ставку на иностранные наёмные подразделения – отряды катиба, укомплектованные туарегами и чернокожими. Катиба получали лучшее вооружение и повышенное денежное содержание.
Наконец, самое главное. Ливия состоит из трёх частей: Триполитания (запад), Киренаика (восток), Феццан (юг). В привилегированном положении находилась Триполитания, где обитает племя каддафи. Киренаика для Каддафи была чужой и даже враждебной – а это 40% населения страны. Феццан оказался отдан в распоряжение выходцев из Чёрной Африки. При этом в «любимой» Триполитании располагалась очень «нелюбимая» Мисурата, весьма сомнительный с точки зрения лояльности Бени-Валид, преследуемые амазиги.
Восточная половина страны отбросила режим Каддафи организованно, сохраняя управленческие, финансовые и силовые структуры. 26 февраля в Бенгази был учреждён Национальный переходный совет (НПС), взявший на себя политическое руководство восстанием.
Председателем НПС был избран Мустафа Абдель Джалиль. Меньше недели назад ушедший в отставку с поста секретаря Главного народного комитета юстиции («народными комитетами» назывались при Каддафи ливийские министерства, секретарями – министры). Прежде судья Джалиль нередко конфликтовал с Каддафи, выносил смягчённые приговоры оппозиционерам, сотрудничал с правозащитниками. Но диктатор терпел его. Такая фигура улучшала имидж режима для Запада, а с середины 2000-х это стало важно для Каддафи.
Исполнительный орган при НПС возглавил Махмуд Джибриль. Незадолго до того – председатель Национального совета планирования (нечто вроде ливийского Госплана). По-настоящему влиятельный чиновник, Джибриль принадлежал к ближнему кругу Сейфа аль-Ислама Каддафи. Вместе они составляли планы экономической либерализации и приватизации. Недаром Сейф в ярости обличал «перебежчика».
Публичным спикером НПС стал адвокат Абдул Хафиз Гога. Известный в стране юрист, сторонник западной концепции прав человека, был при каддафистском режиме «разрешённым правозащитником». По этому поводу тот же Сейф тоже много чего сказал: «Две недели назад, сидел в шатре моего отца, аплодировал ему, по телевидению защищал нашу власть – а теперь собрался свергать?!»
Политические вопросы курировал в НПС Фатхи Баджа, профессор-политолог из Университета Бенгази. Как можно догадаться, он тоже принадлежал к кругу Сейфа Каддафи и имел дозволение несколько фрондировать. Теперь Баджа написал манифест Совета – либеральная демократия и национальное единство. При этом он подчёркивал: в освобождённой Ливии нельзя допустить хаоса. Поэтому каддафистские чиновники и силовики, кроме очевидных преступников, должны оставаться на местах. Регулировать процесс перемен.
Военными делами в НПС заведовал Омар Харири. Профессиональный военный-танкист, участник республиканского переворота 1969-го, в молодости был личным другом Каддафи. Командовал крупными армейскими соединениями, служил и в политической администрации. Но в 1975 году попал в тюрьму по обвинению в заговоре. Пятнадцать лет отбыл в ожидании смертной казни, но по капризу Каддафи вдруг помилован и отправлен под домашний арест в Тобруке. В дни восстания Харири прибыл в Бенгази героем и кумиром революционной толпы.
Дипломатической службой НПС руководил Али Исави. В Бенгази он прилетел из Дели, оставив престижный пост ливийского посла в Индии. До того был секретарём Главного народного комитета по экономике. Вместе с Джибрилем и Сейфом продумывал проекты рыночных реформ.
Экономические темы вели в НПС Али Тархуни и Анвар Фитури. Первый отвечал за финансы и нефтедобычу, второй – за коммуникации и транспорт. Оба имели западные учёные степени и опыт работы в международных корпорациях. Тархуни успел получить от Каддафи заочный смертный приговор за побег в США.
Членом НПС закономерно стал Фетхи Тербиль, с которого всё началось – как политорганизатор повстанческой молодёжи. Женским движением руководила юристка из диссидентской семьи Сальва аль-Дигали, она же курировала правовые вопросы. Особое место занимал Ахмед аль-Зубайр ас-Сенусси – внучатый племянник свергнутого каддафистами короля Идриса. Давний лидер монархического подполья, отбывший в тюрьме более тридцати лет. Принц Ахмед символизировал ливийскую историческую преемственность и стойкость сопротивления.
Как видим, ядро НПС являло собой сплав порвавшего с Каддафи либерального чиновничества с диссидентской элитой. Вероятно, будь на месте «брата-лидера» кто-нибудь хотя бы средней вменяемости, эти люди избрали бы путь компромисса. Но договариваться с Каддафи не имело смысла. Сколько бы ни рассуждал Сейф о демократических реформах и будущем государстве, где «роль моего отца станет символической». Все понимали: только военный разгром тирана может от него избавить. Ничто иное.
Большинство членов НПС – до шестидесяти человек – были делегированы ливийскими городами. Больше всего представителей имели Триполи (двенадцать), Бенгази (шесть) и Мисурата (четыре). Мисуратскую делегацию возглавлял профессор Сулейман Фортиа, ранее преподававший архитектуру в Саудовской Аравии. Надо заметить, мисуратцы с самого начала держались несколько особняком. Уже во время войны, они резервировали за своим городом и племенем как минимум широчайшую автономию. Далеко не все в НПС были с этим согласны. Однако конфликтовать с Мисуратой не приходилось – городское ополчение свейхи сковывало элитные части каддафистов.
С первых чисел марта началось формирование регулярных повстанческих войск. Они получили название Свободная ливийская армия, а с мая – Национально-освободительная армия Ливии (НОА). Кадровую основу заложили военные, повернувшие оружие против режима. Такими были полковники Хусейн Дарбук, Мохаммед Мадани, Хаджи Усама. Особое место, как старший по званию и прежней должности, занимал Сулейман Махмуд. И за каждым стояли солдаты, верные отцам-командирам. Общей численностью до шести тысяч, половина из которых подчинялась генералу Махмуду.
К ним присоединялись гражданские добровольцы из племенных и городских ополчений. Под девизом «Свободная армия – свободная Ливия!» Добровольцами обычно командовали племенные авторитеты или городские инженеры, нефтяники, коммерсанты.
Структурировалась НОА по бригадам. Формировались бригады по разным принципам, чаще всего земляческому. Названия получали соответственно. Бригадой Триполи командовал бывший учитель арабского из ирландского Дублина Махди Харати. Затем она перешла под командование Бельхаджа. Почти все бойцы были триполитанцами, отлично знали город и имели связи с подпольем.
Бригада мучеников Абу-Салима воевала в Эль-Байде, Бригада мучеников Эз-Завии – понятно где. Сразу несколько бригад – Шахиды, Чёрные, Свейхи, Аль-Хориа комплектовались в Мисурате. Здесь, впрочем, возникла автономная армия под командованием городских авторитетов. Несколько восточных бригад – Обайда ибн Джарра, Окба ибн Нафих – были созданы радикальными исламистами.
Численность НОА за время войны возросла с 5–8 тысяч до 65 тысяч бойцов. Вооружались, как и принято в Африке, с миру по нитке. Стрелкового оружия обычно хватало – от советских «калашей» до итальянских «беретт». Но случалось, когда на семерых бойцов, окружённых в гараже лоялистами, приходилась одна итальянская винтовка «каркано», сбережённая с Первой мировой. В тяжёлом же вооружении каддаффисты многократно превосходили повстанцев. Тогда-то и возник спонтанно феномен ливийской автотачанки: зенитный пулемёт на вполне гражданском пикапе. Это следовало ожидать: автомобиль – вообще «фетиш ливийца», показатель благосостояния и престижа.
Командование принял штаб в Бенгази. Главнокомандующим считался председатель НПС Джалиль. Непосредственное руководство войсками принадлежало Харири, а с середины мая его сменил Джалаль Дигейли. Замена произошла из-за конфликта Харири с человеком, который почти всю войну возглавлял оперативное командование Свободной армии–НОА. Генерал Абдул Фатах Юнис. Может быть, самая загадочная фигура ливийской войны.
Когда в российских соцсетях начинались свары за и против Каддафи, некоторые фанаты повстанцев называли Юниса героем. В ответ от сторонников Каддафи звучал злорадный вопрос: «Где ваш герой был сорок лет?» Ответ прост: в ближайшем окружении Каддафи. Среди самых доверенных людей диктатора. В 1969-м один из ключевых участников свержения монархии и утверждения власти Каддафи. Командовал спецподразделениями, возглавлял ведомства госбезопасности и внутренних дел.
Каддафи был уверен в Юнисе почти как в своих сыновьях. Одно время генерал считался вторым лицом государства. Но когда 18 февраля Каддафи направил Юниса с карательной миссией в Бенгази, генерал понял – дохлый номер. И повернул фронт.
Уже в апреле Юнис был поставлен над Харири в иерархии командования. Что и побудило того к отставке – многолетний каддафистский силовик и столь же многолетний политзаключённый никак не могли сработаться. Третьим же номером НОА выдвинулся Хафтар. Которому вообще предстояло большое будущее.
Боевые действия протекали по давно изученным алгоритмам войны в этом регионе. Словно воспроизводились картины Североафриканской кампании 1940–1943-го. Одна сторона ведёт энергичное наступление, впечатляет стремительными триумфами, но постепенно растягивается по песчаному побережью и начинает выдыхаться. Следует контрудар, откат, наступление другой стороны… и повторяется снова. Победа остаётся за теми, кто соберётся с волей и крепче нанесёт последний удар.
Вторая половина февраля – это быстрые успехи повстанцев. Взятие всей Киренаики, продвижение и в Триполитании. Но уже начало марта – это жестокие контрудары Каддафи. Подавление бунта в Триполи, расправа с Эз-Завией. И движение на восток. Ключевые события того периода – сражения за портово-терминальные города Брега, Рас-Лануф, Бен-Джавад, расположенные на пути между Триполи и Бенгази. Упорное сопротивление повстанцев ломали войска Хамиса и Мутассима.
И тут стало ясно: главная сила Свободной армии состоит в гражданских добровольцах. Именно они сопротивлялись с особой яростью, постоянно контратаковали, насмерть стояли в обороне. Это и естественно – обычные ливийцы ненавидели режим всё же сильнее военнослужащих. Выдвинулись командиры-самородки: инженер Халед Ковати в Бреге, нефтяники Абдель Мисрати, Хафез Ибрагим в Рас-Лануфе, заводские служащие Ибрагим Бейталмаль, Нури Абдулла Латиф, Салах Бади в Мисурате. «Кто принимает решения?» – напрямую спрашивали западные корреспонденты. «Авторитетные люди Рас-Лануфа» – следовал политкорректный ответ. Это касалось не только названного города.
Действия же повстанческих генералов, особенно Юниса, резко критиковались «самостийными» командирами и рядовыми. Хотя не факт, что именно и только военачальники несли вину за мартовские поражения. Причины были очевидны. Лучшая организованность регулярных войск. А главное, перевес в бронетехнике. В уличных боях повстанцы держались прочнее, но тоже в конечном счёте уступали бронемассе. В песках же танки лоялистов сходу крушили оборону автотачанок.
Но самые драматичные события разворачивались вокруг Мисураты. Вечно мятежный город был во власти восстания с 27 февраля. Понимая, что там сосредоточены самые свирепые противники, диктатор бросил против Мисураты главные силы.
Во главе мисуратского восстания стояли заводчане, технократы и вожди традиционных кланов. В том числе потомки Рамадана Свейхи и родственники Умара Мухейши. Их активно поддержало исламское духовенство. Дали о себе знать боевики, связанные с радикальным подпольем. Некто Абдель Хаким эль-Хасиди в интервью итальянской газете Il Sole 24 Ore рассказывал, что возглавляет в городе группировку, присягнувшую «Аль-Каиде», запрещённой не только в России, но и в Ливии.
Однако роль исламистов, тем более фундаменталистов, в Ливийской революции не стоит преувеличивать. Тем более когда речь идёт о продвинутой Мисурате. В повстанческом движении однозначно доминировали вполне светские авторитеты. Вся полнота власти перешла к Военному совету Мисураты. Во главе стояли полковник военно-медицинской службы Рамадан Али Мансур Зармух и заводской мастер Хасан Хома, организатор городского ополчения.
Битва за Мисурату продолжались три месяца. С середины февраля по середину мая. Город подвергся страшному разрушению, но защитники сопротивлялись настолько упорно, и поддерживались населением настолько дружно, что войска Каддафи так и не смогли его взять. Пока на границах Триполитании и Киренаики лоялисты и повстанцы выбивали друг друга из городов, чтобы потом так же легко их оставить – в Мисурате шли бои за каждый дом. Отступать из окружённого города было некуда. Надвигались беспощадные спецназовцы Хамиса, боевики племени каддафи, наёмники-африканцы и чернокожие соседи из Таверги. Но показательно, что враждебное племя варфалла проигнорировало приказ и осталось дома, укрепляясь и запасаясь оружием и продовольствием. Стравливающая политика сработала против него самого: варфалла помнили блокаду Бени-Валида и не пожелали впрягаться за диктатора.
17 марта 2011 года пала Адждабия, «грань востока», открывающая путь на Бенгази. Это был апогей каддафистского торжества. Восстание казалось почти подавленным. Утром 19 марта столица революции была в шаге от захвата, танковые бои шли на бенгазийских улицах. Отчаянный контрудар Юниса отбросил наступающих каддафистов, но к ним прибывали подкрепления. Однако именно в те дни доехала улита мирового сообщества.
В день падения Адждабии 17 марта, через месяц после начала обсуждения, резолюция Совет Безопасности ООН N 1973 санкционировала пресечение «огня и насилия» в отношении гражданских лиц силами военной авиации. (Наземное вторжение иностранных войск в Ливию при этом оставалось под запретом.) 20 марта 2011 года самолёты ВВС Франции, Великобритании и США подвергли обстрелам бронетанковые части армии режима в Бенгази. Крылатые ракеты ударили по аэродромам, складам и базам ливийской армии. Операция Odyssey Dawn («Одиссея Рассвет») возымела действие. «Смертоносное наступление Каддафи остановлено», – констатировал Барак Обама.
В ливийскую гражданскую войну в Ливии втянулись внешние силы. Этот аспект нуждается в анализе. Ведь распространено представление, будто вмешательство НАТО определило итог противостояния. Это совершенно не так. Мартовский авиаудар в Бенгази действительно сыграл важную роль. Столицу восстания удалось отстоять. Но удалось – всё-таки не с воздуха, а прежде всего на земле. Без повстанческих контратак бомбардировки не изменили бы положения. Да их бы, собственно, и не было – для чего бы, если союзники сдались?
Так происходило и далее. Авиация НАТО в значительной степени уравняла силы: Каддафи лишился возможности воздушных атак и существенно потерял в бронетанковом преимуществе. Но к лету слабо скоординированная и во многом хаотичная военно-воздушная операция практически зашла в тупик. Особенно после того, как прекратились вылеты U.S. Air Force (без американцев НАТО вообще сильно теряет в грозности).
Даже на ограниченное вмешательство натовцы шли с большой неохотой. После 2004 года, когда Каддафи сделал выводы из судьбы Саддама Хусейна, между Ливией и Западом установились многообразные связи. Чего стоило патрулирование средиземноморской акватории для отлова нелегальных мигрантов. Уж не говоря о главном – бесперебойном нефтетрейдерстве на паях с западными компаниями. Ближайшими партнёрами ливийского диктатора выступали президент Франции Никола Саркози и в особенности премьер-министр Италии Сильвио Берлускони. «Дорогой Сильвио!» – начинал Каддафи свои послания под натовскими бомбами. Что говорить, когда под теми же бомбами в Триполи шли британские грузы для ливийской «тюремной промышленности». Лондон строго, по купеческому слову, выполнял оплаченные до войны заказы Каддафи.
Пожалуй, активнее вмешались на стороне повстанцев некоторые арабские страны. Прежде всего Катар – «революционный эмират», всюду поддерживавший Арабскую весну. Также Египет, ОАЭ и Саудовская Аравия. Наземное присутствие иностранных регулярных войск на повстанческой стороне не доказано, хотя слухов было в избытке. Но катарское снабжение, инструктаж, тренировки и спецоперации сомнений не вызывает. Популярная и влиятельная катарская телекомпания Аль-Джазира сделалась главным органом повстанческой военной пропаганды. Ничего удивительного. Тогдашний эмир Хамад бин Халифа ат-Тани имел с Каддафи серьёзные личные счёты. Да он ли один.
Но тут стоит отметить – Каддафи тоже пользовался иностранной поддержкой. Он даже пригрозил, что после подавления восстания выгодные контракты с США, Великобританией, Францией будут пересмотрены в пользу Китая, Индии, России. Несмотря на то, что делегация РФ в ООН – вместе с Китаем, Индией, Бразилией и Германией – воздержалась по резолюции 1973. Тогдашний президент Дмитрий Медведев взял ответственность на себя: «Таковы были мои инструкции министерству иностранных дел». Была даже инсценирована некая «полемика» Медведева с Путиным и отозван из Ливии посол Василий Чамов.
Интересно, что далёкая ливийская война сильнейше вздухорила российские политические конфликты и взаимное озлобление. Получилась своего рода генеральная репетиция «духовных скреп», «крымнаша» и «новороссии».
Экстатическая любовь к Каддафи превратилась в общий знаменатель для носителей всех видов мракобесия – державного имперства, сталинистского фундаментализма, клерикального шовинизма, безыдейного путиноидства. Все они ощутили органическое родство с каддафистской диктатурой. В российских соцсетях царили антизападные «геополитические» идиотизмы и визгливые идеологические истерики.
Сторонников восстания насчитывалось явно меньше. Помимо либералов-западников, это были солидаристы и синдикалисты, романтики любого повстанчества. А также коммунистические идеалисты, приверженные классическому марксизму – они видели в Каддафи «главаря корпоративно-фашистского капитала». Изредка противостояние выплёскивалось из виртуала в реал. Так, в Петербурге дважды устраивались контракции: солидаристы НТС(оск) и активисты свободного профсоюза выходили против митингов сторонников Каддафи. Разделила полиция: «Не надо массовой драки. Проведите свой митинг». Но «Долой Каддафи! Да здравствует восстание!» всё же прозвучало над российской Северной столицей.
Вернёмся, однако, к ливийскому узлу. И заметим: на стороне каддафистского режима выступали в основном государства, весьма далёкие от Африки и арабского мира: лукашистская Белоруссия, кастровская Куба, чавистская Венесуэла. При благоволении КНР, Индии, двойственной (как и всё в годы имитационной «медведевской оттепели») позиции путинской РФ.
Прокаддафистская пропаганда утверждала: мол, империалисты и проимпериалистические арабы рвались к ливийской нефти. Это уже глупость – рваться никуда не приходилось, Каддафи сам предоставил широчайший доступ к своим нефтяным богатствам. Более того, после его свержения тот самый Госдеп добивался от новых властей выполнения соглашений, санкционированных покойным диктатором. Ничего лучшего никто предложить не мог.
И потом, нефть – это, конечно, важно. Но империалисты отчего-то не высаживаются в Анголе, Нигерии или Малайзии.
Дело в том, что Каддафи был всё-таки уникумом. Полуграмотный полковник умудрился настроить против себя всех – европейцев и американцев, арабов и турок, африканцев и азиатов. Взрывы в Западном Берлине и над Локкерби, помощь террористам из ИРА и ЭТА превратили его во всемирно ненавистного персонажа.
Да, 2004 год изменил положение. С Каддафи переговаривались, принимали в европейских столицах. Но никто не забывал прежнего террора и хамства. Последнее было особенно важно для арабских коллег. Но и в Европе его наглые обращения и демонстративное пренебрежение терпели с большим трудом. Можно вспомнить раздражение даже в мемуарах советского премьера Николая Рыжкова. Что говорить, если Каддафи умудрялся помогать террористам на далёких Филиппинах и в Таиланде (не факт, что зная, где эти страны находятся)!
И когда Каддафи ответил огнём на демонстрации, никакие выгоды от экономического и прочего сотрудничества уже не имели значения. Показательно, что Россия и Китай защищали Каддафи очень вяло. Брутальный тиран успел настроить против себя даже Москву и Пекин.
Апрель-июнь были временем своеобразной «боевой стабилизации». Триполитания и Киренаика обменивались танково-тачаночными походами. Повторялись схватки за прибрежные города, одна Брега, например, пережила четыре сражения. Повстанцы отступали под напором бронетехники. Правительственные войска торопились исчезнуть, заслышав гул самолётов. Причины на то имелись, бомба есть бомба. В последний день апреля от авиаудара погиб один из сыновей Каддафи – Сейф аль-Араб.
На юге, в Феццане, чернокожие племена тубу решили перейти на сторону восставших. В горах на крайнем западе Триполитании фронт против Каддафи держали амазиги. Причём в решительный момент, это было в конце апреля, им помогли тунисские войска. И снова Каддафи был виноват сам: преследуя повстанцев, его войска вторглись в Тунис. 15 мая победой повстанцев завершилась битва за Мисурату: каддафисты отступили из города и больше не решались на штурм, ограничившись плотным окружением. «Ливийский Сталинград» победил.
Шёл неуправляемый распад каддафистской системы. Зона контроля триполитанского правительства сокращалась даже там, куда не пришли бои. Власть явочным порядком переходила в руки местных племенных вождей и других авторитетных людей. Словесные потоки официоза перестали согласовываться. То объявлялось, будто «мятеж подавлен», то мятежникам предлагались переговоры. Секретарь Главного народного комитета – то есть премьер-министр Джамахирии – Багдади Махмуди вдруг заявлял, что «сторонники мира скоро услышат хорошие новости» (и действительно скоро услышали, но вряд ли такие, что он имел в виду). Сейф аль-Ислам неутомимо выкатывал на-гора проекты будущих реформ (вроде переноса в Ливию новозеландской политической системы при Каддафи как ведущем моральном авторитете).
Военный пат не может продолжаться вечно. Резкий сигнал тревоги прозвучал из Бенгази 28 июля 2011 года: был убит Абдул Фатах Юнис. Причём сообщения о его гибели появились чуть не неделей раньше. Воспрявшие каддафисты кричали о наведении порядка. Но быстро выяснилось, что Юниса расстреляли сами повстанцы. Генерал был заподозрен в сговоре с Каддафи. Очень вероятно, что именно на него делали ставку Сейф и Багдади Махмуди, когда анонсировали хорошие (для себя) новости.
Впоследствии убийство было расследовано, установлены все имена. Но огласки не последовало. Революционные власти не хотели очередной вспышки клановой розни. Известно лишь, что расправу учинили боевики исламистских бригад. Тотально непримиримые к малейшим намёкам на примиренчество. Явил себя конфликт между частью повстанческого руководства, происходящей из каддафистской элиты, и повстанческим «глубинным народом». Резко возросла роль полевых командиров, в том числе добровольческих. Они фактически взяли на себя планирование и ведение военных операций. В собственной эффективной координации, без особой оглядки на верхушку в Бенгази. Похоже, этим и переломился ход войны.
Именно после смерти Юниса развернулось интенсивное наступление повстанцев. Общее командование НОА принял Сулейман Махмуд. В четвёртой битве повстанцы полковника Хамида Хасси окончательно взяли Брегу. Так совершился перелом в боях на побережье. 11 августа перешли от обороны к наступлению защитники Мисураты. Они прорвали кольцо, захватили Тавергу и двинулись на запад. Соединившись с амазигами, мисуратцы охватили Триполи со всех сторон и подступили к городу Сирт – столице ливийской нефтянки и племенному центру каддафи. К третьей декаде августа западные повстанцы под командованием Исмаила Салаби и Осамы Аруси овладели Эз-Завией. Попал в плен один из ведущих каддафистских генералов Махди Араби. Из-под Злитена была выбита Бригада Хамиса. Развязка явственно близилась.
20 августа в очередной раз публично выступил председатель НПС Мустафа Абдель Джалиль. Между делом прозвучала фраза: «Каждый должен соответствовать ситуации». Главнокомандующий отдавал шифрованный приказ о решающем штурме столицы. Так к 20-летию российского Августа-1991 совершалась революция ливийская.
Первыми выступили сами жители Триполи. Вечером 20-го они захватили столичную мечеть Бен-Наби. Полицию отбросили в перестрелке. Восстание начало распространяться по столичным кварталам. Улицы перегораживались баррикадами, загорелись автопокрышки. Ночью повстанцы бились уже за аэропорт и армейский арсенал. Студенты университета разогнали охрану, захватили оружие и оборудовали в здании снайперские позиции.
На следующее утро 21 августа в порту Триполи высадились мисуратцы. Операция проведена на уровне морской пехоты. Началось планомерное продвижение по районам с выбиванием лоялистов. Была взята авиабаза, одна из главных «диспетчерских». С запада, от Эз-Завии, в Триполи вломился Бельхадж со своей бригадой. Сокрушительным маршем прорвался на Зелёную площадь, тут же переименованную в площадь Мучеников. Бойцы Бельхаджа захватили головной офис Ливийской телефонной компании и разослали СМС всем абонентам: «Велик Аллах! Поздравляем народ Ливии с падением режима Каддафи!»
Лоялисты сопротивлялись, но как-то разрозненно, бессистемно. Особенно это бросалось в глаза на фоне чёткого исполнения оперативного плана повстанцев. (Хотя и у тех хватало несуразицы: то сообщалось о пленении сыновей Каддафи Сейфа и Мухаммада, второй даже давал интервью, жалуясь на «дефицит мудрости» – то вдруг сообщалось: «Не знаем, как они убежали».) Фатхи Баджа объяснял сравнительную лёгкость продвижения тем, что генерал Мохаммед Эшкаль, командовавший триполитанской бригадой каддафистов, был двоюродным братом репрессированного и не очень-то стремился лечь костьми за убийц своего родственника. 22 августа телевидение всего мира показало триумфальное вступление повстанцев ливийскую столицу, их радостную встречу жителями.
Но бои ещё только разгорались по-настоящему. Опорным центром каддафизма был «ливийский Кремль» – Баб-аль-Азизия, средоточие властных резиденций и элитных казарм в южном пригороде Триполи. Сюда и сдвигались противостоящие войска. Несколько раз из рук в руки переходил телецентр. Лоялисты закрепились также в нескольких элитных отелях, крупной городской больнице (удачный выбор базирования…), нескольких секторах порта и в районе Абу-Салим. Не следует забывать: столица была перегружена «джамахирийскими» чиновниками, карателями, тюремщиками, агитаторами, а главное – «председателями домкомов с наганом в кармане» (выражение Орхана Джемаля), главной социальной базой режима. Даже если военные благоразумно переставали стрелять, там было кому отбиваться.
Лоялисты стягивались под командование Каддафи – но уже не Муаммара (его присутствие не ощущалось), а – Мутассима, Хамиса, Саади с примкнувшими к ним «генералами последнего часа». Отчаянно защищали падающий режим Абу Бакр Джабер, Абдулла Сенусси-старший, Мохаммед Абдулла Сенусси-младший, Мансур Дау, Абузид Дорда, Муса Ибрагим. Всем им не было пути назад. Про братьев Каддафи можно промолчать. Джабер был последним «джамахирийским» секретарём военного комитета и лично отвечал за карательные операции. Старший Сенусси курировал спецслужбы, тоже можно не продолжать. Дорда был его коллегой по руководству разведкой. Младший Сенусси, хотя и цивильный геолог по профессии, сражался бок о бок с Хамисом. Дау служил в госбезопасности, отвечал за охрану Муаммара и командовал «Народной гвардией», ненавистными народу «титушками». Ибрагим, секретарь по информации, заведовал каддафистской пропагандой – таких идеологических «троллей», киселей-да-соловей ненавидят хуже карателей.
Во главе с ними вооружённые лоялисты стягивались в Баб-аль-Азизию. Там же смыкали кольцо повстанцы. Их оперативное руководство тоже определились. Бенгазийский штаб представлял Хафтар, полевое командование – вожаки Бригады Триполи: Харати, Абу Овейс (через него осуществлялась связь с катарскими союзниками) и в авангарде Бельхадж. Мисуратские части вёл член Военного совета Саид Али Гливан.
23 августа стартовал бой за Баб-аль-Азизию. После миномётного обстрела повстанцы пошли на штурм. Над личными покоями Каддафи взвился красно-чёрно-зелёный флаг с полумесяцем и звездой. Но самого диктатора в резиденции не оказалось. Выступив по радио, он сказал, что сдал свой «Кремль» в порядке тактического хода. В России тут же возникла шутка: мол, Кутузов наших дней, заманил повстанцев в Триполи и ждёт наступления морозов.
Назавтра стрельба в Баб-аль-Азизии началась вновь, но лоялистская контратака почти сразу захлебнулась. Прочнее они держались в захваченных отелях (гости столицы, кстати говоря, по факту оказались в заложниках). Подал голос Саади Каддафи – предложил мирные переговоры США и НАТО… Но эта сторона при всём желании ничего не могла решать.
25-го числа НОА уже осваивалась в фактически взятой столице. Последние столкновения постепенно угасали в районе Абу-Салим. Специальные патрули вели розыск Каддафи, его семейства и приближённых вельмож. Надо сказать, без успеха. 26-го Муаммар беспрепятственно встретился с Хамисом и Айшой и вместе с ним выбрался из Триполи. Здесь, конечно, победители прокололись. Захват Каддафи мог предотвратить ещё двухмесячное кровопролитие. Может быть, так бы оказалось лучше и для него самого. Хотя вот это, по правде говоря, не факт.
Но принципиально ничего уже не менялось. 28 августа силы НОА ликвидировали последний бастион триполитанских лоялистов – военную базу Саладин в южном пригороде столицы. Предположительно в этом бою был убит Хамис Каддафи, хотя слухи о его живом призраке не утихли по сей день. Был обнаружен ангар с полусотней обгоревших трупов – последние жертвы Бригады Хамиса. Страшная находка вызвала взрыв ненависти и призыв к бдительности. «Кто думает, будто в Триполи нет пятой колонны Каддафи, которая попытается нарушить мир, тот, к сожалению ошибается», – предупредил официальный представитель НПС в столице Махмуд Шаммам.
Через день военным комендантом столицы был назначен Абдель Хаким Бельхадж. Гражданские власти НПС занялись восстановлением жизнеобеспечивающих систем, распределением продовольствия и топлива, запуском остановившихся предприятий (особенно НПЗ в Эз-Завии). Битва за Триполи окончилась победой повстанцев. Исход войны был решён.
Теперь под контролем Каддафи оставался только его родной Сирт. За ним уже не было ни государства, ни армии. Только племенные боевики и иностранные наёмники. Недавний «брат-лидер» превратился в ненавидимого изгоя, чужого кондотьера, враждебного стране. И продолжал безнадёжную войну бродяги, обезумевшего от злобы на свой народ и весь мир.
«Предлагаем Муаммару Каддафи и его сподвижникам сдаться, чтобы мы могли защитить их от незаконной казни, – заявил 27 августа Мустафа Абдель Джалиль. – Гарантируем справедливый суд, безотносительно к их позициям». Но Каддафи опять не послушался.
Евгений Трифонов, специально для «В кризис.ру»