В Петербурге скончался 94-летний Владимир Ходырев. Соболезнования немедленно поступили от губернатора Беглова. Он-то, вероятно, в самом деле помнит Владимира Яковлевича. Большинству же петербуржцев, не говоря о россиянах, приходится напоминать, кто был этот человек. Кого называли «мэром» задолго до появления мэров. И считали властителем Ленинграда.
Родом из Сталинграда, в детстве тушил зажигалки. В год смерти Сталина окончил в Ленинграде Высшее морское училище имени Макарова. На следующий год вступил в КПСС. Вначале работал по специальности: был штурманом в антарктической экспедиции, научным сотрудником в Центральном НИИ морфлота. Немногочисленные сторонники в 1990 году прославляли его за морские подвиги.
Судьба Ходырева переменилась в год полёта Гагарина: он стал инструктором транспортного отдела Ленинградского обкома. Через пять лет перешёл в Ленинститут водного транспорта, побывал там секретарём парткома и директором. С 1974-го возглавлял Смольнинский райком, потом отдел науки обкома. С 1979-го («брежневский венец») – секретарь Ленинградского горкома. В год смерти Брежнева Владимир Ходырев – второй секретарь обкома. То есть второе лицо второй столицы. (Первым был Григорий Романов, один из лидеров жёсткой «индустриально-идеологической» линии в партийно-государственной верхушке.)
Другой выдающийся деятель ленинградской партийной власти, секретарь обкома Дмитрий Филиппов кратко излагал журналистам свою кадровую методику 1980-х. «Человек толковый – в промышленно-транспортный отдел. Нормальный – в организационный. Всех остальных – в идеологический». Владимир Ходырев однозначно относился к первой категории. В качестве толкового хозяйственника в 1983 году он был поставлен на председательский пост в Исполкоме Ленсовета.
На семь лет этого председательства пришлись несколько эпох. Андроповская и черненковская, раннегорбачёвская и бурноперестроечная. Исторические пласты налагались один на другой, сталкивая друг друга в небытие. Хозяйственные достижения пяти первых лет – поддержание привилегированного положения ленинградской оборонки, интенсивное расширение метро – мало что значили в два последних. А уж «строительство комплекса защитных сооружений Ленинграда от наводнений» – печально-пресловутая дамба – превратилось вообще в преступление.
От идеологии и публичной политики Ходырев старался дистанцироваться. Но сложилось так, что именно с его именем связывались «антиперестроечные» акции ленинградских властей. Будь то снос «Англетера» или правила общественных мероприятий, нацеленные против митингов. Именно тогда, в 1987–1988-м, Ходырева и стали называть «мэром». Это был крайне редкий случай: олицетворением власти воспринимался не первый секретарь обкома – везде хозяин региона – а всего лишь председатель горисполкома. Хотя, конечно, Ходырев состоял и в обкоме, и в бюро обкома, и в ЦК КПСС.
«Владимира Ходырев отличали смелость, твердость характера, глубокая компетентность и умение добиваться поставленных целей», – значится в соболезновании Беглова. В этом, видимо, и дело. Твёрдость и компетентность – по-советски! – действительно присутствовали. Первое из этих свойств резко выделяло предгорисполкома на фоне избыточно добродушного первого секретаря Юрия Соловьёва. В результате ленинградские неформалы (так тогда назывались оппозиционеры или протестующие) на полном серьёзе поднимали лозунг «Нет ходыревской реакции!»
Момент истины настал 26 марта 1989 года – горбачёвские выборы народных депутатов. «В.Я.Ходырева ты вычеркнешь и без нашего совета», – уверенно обращалась к избирателю неформальная листовка. Так оно и случилось. Вычеркнули и Ходырева, и Соловьёва, и почти всех членов ОК КПСС. За единственным исключением – про Бориса Гидаспова просто не знали об этом членстве. Он избрался. И почти сразу был водружён в первые секретари, на место отставленного Соловьёва. Ходыревская же политическая карьера заканчивалась.
Но заметим: через месяц после выборов, 24 апреля 1989-го, Ходырев подписал исполкомовское постановление, восстанавливавшее Музей Блокады. Закрытый в 1952-м, в ходе Ленинградского дела. Открытие – пусть на суженных помещениях – проводилось в контексте реабилитации жертв репрессий. Об этом, однако, редко кто вспоминал. Даже если речь заходила о последнем обкомовском мэре.
Год спустя, весной 1990-го, был избран новый Ленсовет. Большинство оказалось за разными ветвями демократов. Разгромленный обком бился в падучей. Подлаживаясь к нарастающему антикоммунизму, не придумали ничего лучше, как исключить из партии Соловьёва. Перед которым только что стояли на полусогнутых. Видите ли, «Мерседес» купил…
Из всей стаи товарищей именно и только Ходырев хотя бы воздержался при голосовании на бюро обкома. Соловьёв заметил это, говоря о предательстве прочих. Обкомовцы включили задник – слишком явное получилось позорище. Вскоре Соловьёва восстановили в КПСС (хотя зачем ему это было надо?). Пришлось оценить политическую дальновидность Ходырева.
На первом заседании нового Ленсовета подводил итоги уходящий председатель горисполкома. «Мы сдаём город в хорошем состоянии», – считал Владимир Ходырев. Хотя отметил, что действовать приходилось в условиях форс-мажора. «С такой командой, как ваша, любая трудность неизбежно перерастёт в форс-мажор», – последовал ответ депутатов. Ходырев смотрел молча, с морским прищуром. Посмотрим, мол, дорогие народные избранники, на будущие ваши команды.
Вероятно, он увидел примерно то, чего ожидал. Никак не комментировал. Однако выдвинулся в губернаторы на выборах 1996 года. Проголосовали за него в первом туре почти 25 тысяч человек из 1,8 млн. Без малого полтора процента. Седьмое место на четырнадцать кандидатов.
Попытка вернуться в политику, да ещё в публичную, многих искренне удивила. Вот уж странная ходыревская реакция. Он занимал в петербургской жизни иное место. Союз промышленников и предпринимателей, Союз транспортников, Союз судовладельцев, Морское собрание, «Промышленная ассоциация “Тетраполис”» – во всех этих структурах Владимир Ходырев занимал высшие посты. Чаще почётные, но иногда деловые.
Аналитическая молва причисляла Ходырева к закулисным правителям города, решающим дела за мэрию Собчака и администрацию Яковлева. В этот круг, впрочем, включали и Соловьёва («XX трест»), и Гидаспова («Технохим»), и Алексея Большакова («Высокоскоростные магистрали»). Преувеличений хватало. Но впечатляет, до какой степени действовала через годы магия обкомовской власти. «Спокойно с собачкой гуляет. На таких гигантов кто руку подымет», – говорилось в криминальной столице посреди лихих девяностых. В том числе про Владимира Яковлевича.
Почётным гражданином Петербурга Ходырев стал в позапрошлом году. Предлагали и раньше, но вежливо уступал очередь. А в 2022 году – принял. 25 мая. Не 24 февраля. Однако – нашёл время принять…
85-летний Романов умер в 2008 году. 86-летний Соловьёв – в 2011-м. 74-летний Гидаспов – в 2007-м. 77-летний Большаков – в 2017-м. Самый молодой и темпераментный Филиппов взорван в подъезде, не дожив до 55-летия – слишком авторитетно вписался в реалии славных девяностых.
Дольше всех прожил Ходырев. Теперь генерация ушла.
«Он был связующим звеном между Ленинградом и Санкт-Петербургом, между достижениями 1980-х годов и успехами нашего времени», – говорится в сегодняшнем заявлении бегловского Смольного. Ностальгическое преклонение. «Богатыри не вы». Как же…
Мы знаем, что получилось у тех, кого Егор Лигачёв называл подобными себе «динозаврами» и «мамонтами». Видим, кого и чему они выучили. Так что не надо оваций. Но помнить стоит.
Роман Андреев, специально для «В кризис.ру»