Тот год полвека назад был насыщен событиями. Чего стоило чилийское 11 сентября. Ещё раньше сходный переворот в Уругвае. Гвинейское убийство Амилкара Кабрала. Вывод американских войск из Вьетнама. Королевский переворот в Свазиленде. Республиканский переворот в Афганистане. Расправа Мариана Нгуаби над леваками-идеалистами в Конго. Героическое восстание албанских заключённых. Израильская победа в Войне Судного дня. А в Советском Союзе 1973-го вышел на телеэкраны сериал «Крах инженера Гарина».
При всём уважении придётся прямо сказать. Едва ли мэтр-режиссёр Леонид Квинихидзе представлял, что создаёт. Едва ли актёры отражали что играют. Они просто не могли предвидеть картин пятидесятилетнего будущего. «В руках этих людей аппарат станет страшным оружием, они уничтожат полчеловечества!» Тогда, при всех разговорах о ядерной угрозе, это звучало отвлечённой страшилкой. Слишком спокойное, слишком разумное время. Лишь теперь можно заценить по-должному: «Неужели вы не понимаете, что вы в ловушке?» Стоит даже пересмотреть. И кое-что продумать.
Вообще-то 1973 год в Советском Союзе был довольно спокойным. Приняли закон о «правах» милиции. Вывели из Политбюро двух заподозренных в снисхождении к национализму – русского Воронова и украинца Шелеста. О Воронове больше не вспоминали. Шелест о себе напомнил – приветствием независимой Украине в 1991 году. (Любопытно, что оба проявились в 1968-м, когда советские танки и чехословацкие гэбисты подавили Пражскую весну. причём Шелест был резко за, а Воронов, что поразительно, скорее против.) На их место ввели министра иностранных дел Громыко, министра обороны Гречко и председателя КГБ Андропова – этих-то представлять не надо. Не надо представлять и Иванькова-Япончика – как раз тогда сколотившего свою банду. Жизнь продвигалась, но толчки пока ощущались слабо.
Не стоял на месте и великий советский кинематограф. Именно в 1973-м был создан телеобраз Макса Отто фон Штирлица с его семнадцатимгновенной эпопеей. Одного этого было бы достаточно: Мюллер и Шелленберг превратились в членов семьи, конторских секретарш стали называть русскими пианистками Кэт. Тогда же шукшинская «Калина красная», телеэпопея «Блокада», «За облаками небо», «Иван Васильевич меняет профессию»… Да хотя бы «Великие голодранцы», одарившие политизированную шпану речёвкой «Выходи, комса, готовься на небеса!»
И в этом ряду – «Крах инженера Гарина». Четыре серии, двести пятьдесят четыре минуты. «Крах режиссёра Квинихидзе» – назвали фильм кинокритики. Определённые резоны на это имелись. Но в целом всё-таки зря.
В фильме слово «крах» заменило «гиперболоид», звучавший в названии романа Алексея Толстого. Именно несоответствие высокому стандарту романного восприятия играло на понижение оценки.
Олег Борисов мастерски создал образ инженера-авантюриста. Но это не тот Пётр Петрович Гарин, которого представил читателю Толстой. Вместо злобного гения, фанатичного идеолога тоталитаризма, диктатора полумира и печального беглеца, коротающего несостоявшийся век на необитаемом острове – хамоватый мещанин, взбесившийся от собственной случайной гениальности, мечтающий не о власти и могуществе, а о богатстве и комфорте. Способный утопить мир. Но не ради принципа «в центре – я», а чтобы вовремя чай пить. Такое занижение образа, пусть и удачно произведённое, понятно, разочаровывало.
Тоже, кстати, невольное предвидение. Если сущностно сопоставить тоталитарно-коммунистический СССР (даже брежневский, не говоря о ленинском, сталинском и хрущёвском) с правящим режимом РФ, получится примерно тот же разрыв, что между демоничным Гариным от Толстого и истеричным Гариным от Квинихидзе.
«Бандит, негодяй, тёмный авантюрист – чёрт его знает, смелый человек. Не спорить же с ним, влюблённым в себя до восторга». Это о романном Гарине. «Влюблены вы в себя, Пётр Петрович, как баба» – это о Гарине сериальном. Всё-таки разница.
Произносит это Василий Шельга – положительный антипод Гарина. Тоже «подсокращённый» персонаж. Не потому, конечно, что в романе Шельга сотрудник угрозыска, а в фильме учёный-химик. И не только потому, что Фокс в банде из «Места встречи», Саша в бане из «Иронии судьбы» больше удались Александру Белявскому. Не тот в фильме Гарин – не тот и Шельга. Не тянет на спасителя вселенной и вождя мировой революции. Несмотря на геройскую гибель, образ как-то избыточен, не втыкается в нишу. Недаром две серии из четырёх Шельга проводит в больнице. Зритель не ощущает, чтобы кого-то не хватало.
Роковая Зоя Монроз по первоисточнику – белоэмигрантка с опытом гражданской войны: «Я дралась с красными». Личный секретарь магната-миллиардера, капитан пиратского корабля. Альтер эго Гарина в рывке к мировому господству. В криминальном романе Юлиана Семёнова «Огарёва, 6» убийца Кешалава с детства покорён этим образом. По фильму же она скорее украшение пейзажа, вроде красавицы-манекена. Когда в её автомобиль врезается грузовик, зритель опять не замечает утраты. Просто принимает к сведению. А ведь актриса Нонна Терентьева – это Анюта из «Моей жизни», Ивонна из «Бешеного золота».
Химический король Роллинг в «Гиперболоиде» демонстративно отвратителен. Даже внешностью наделён не просто невзрачной, но отталкивающей. В «Крахе» же Роллинг демонстративно импозантен. Более того – он симпатичен и вызывает сочувствие. Зрители, особенно зрительницы, не были к нему равнодушны. Традиционное амплуа Василия Корзуна – чиновник, офицер, основательный и почтенный мужчина, попавший в жестокие обстоятельства. (Вроде опера-энкавэдэшника Кравцова из первой серии «Блокады», которого застрелил раскулаченный.) Резкий раскол с омерзительно алчным образом романа. Снова смешивается вся композиция, ибо Роллинг значимый персонаж.
По фильму именно Роллинг – а не Гарин, как в книге – взрывает заводы конкурентов. «Никогда не думал… что это будет так страшно…» – лепечет Гарин. «Не думал?!» – миллиардер берёт его, что называется, за хобот и презрительно отшвыривает от себя. После чего направляет ствол и сам открывает огонь из чудовищного оружия, изобретённого Гариным. Блёклая в общем-то личность обретает масштабность злодея и уже иначе воспринимается зрителем. Не только к наживе способен.
Но в целом главные персонажи получились слабоваты. Гораздо круче удались иные. Здесь, пожалуй, и таится фишка.
Леонид Квинихидзе и сценарист Сергей Потепалов предлагают смотреть картину глазами человека второй половины 1920-х. Как бы не зная грядущего. «Не придут же они к власти», – говорит респектабельный менеджер о правоэкстремистских хулиганах. «Кто знает, – отвечает политически умудрённый собеседник. – В Италии уже пришли». Собеседник Шельги спрашивает: кто же те враги человечества, которых необходимо остановить? «Националистическая организация в Германии», – политкорректно отвечает Шельга. Таких были десятки, если не сотни. Имеется в виду одна вполне конкретная. Но зритель сам активирует элементарное историческое знание.
Во главе фашистской группы стоит разорившийся фабрикант Штуфер. Ясное дело, в исполнении Альгимантаса Масюлиса. Несравненный дядя Вилли из «Щита и меча», Бернард из «Бархатного сезона», Гай Гисборн в «Стрелах Робин Гуда». Конечно, он и здесь на высоте. Барская ухмылка властной наглости, напор всесметающего превосходства… Оперчастью при Штуфере заведует Шефер, внедрённый к Роллингу в качестве секретаря. Персонаж с такой фамилией был и у Толстого, но образ кардинально преобразован. В «Гиперболоиде» это не влияющий на повествование инженер из гаринской свиты. В «Крахе» Михаил Волков (разведчик Крылов из трилогии о «Сатурне») сыграл интеллектуальную машину интриги и убийства.
Шефер ни разу не повышает голоса – штатные киллеры опрокидываются от одного взгляда. «Простите… Я не должен был спрашивать…» – бормочет один из них, готовый покончить с собой за неположенный вопрос. Немного выждав, Шефер даже отвечает. Через него устанавливается тайный контроль фашистов над Роллингом. Не подозревающим ни о своей роли, ни о своей участи. Он же организует неумолимое кольцо вокруг Гарина. И захватывает супероружие.
Ликвидационной службой руководит персонаж без имени и фамилии. Просто врач. Актёр Сергей Свистунов – мастер эпизода и второстепенной роли (вроде генерала Брусилова в «Агонии»). Феноменальный кадровый тип. «Да, – снимает он трубку и тут же преображается: – Да! Слушаюсь!» Стойка по швам, щелчок каблуками прямо у телефона в пустой комнате. Приказ принят. Какой именно – оставлено за кадром, о таком молчат.
К этому доктору доставляют раненого Шельгу – закрыть и держать под контролем. «Сестра не подведёт?» – уточняет Шефер. «Каролина моя жена», – отвечает врач. Шефер поздравляет, и есть с чем. Каролину сыграла Людмила Аржаникова, также восхитительная в эпизоде и роли второго плана: завхоз в «Зелёных цепочках», пациентка в очереди из «Врача вызывали?», сравнительно недавно – служанка в «Идиоте».
За весь фильм Каролина не произносит ни слова. Только делает дела. Простые, но необходимые. Толкает каталку с Шельгой. Приносит нужные ключи. За неё говорят глаза. Исполненные непробиваемой верности и фанатичной готовности.
Доктор с Каролиной впечатляют. Это таранный тандем, спаянный навсегда. Кадры – в обоих смыслах – каких не хватало современной российской оппозиции на протяжении всей её истории. Что и привело к плачевному сегодня.
Уж не говоря: врач, женатый на медсестре – вообще идеальный брак.
Гарин «Гиперболоида» захватывает власть в США и готовит Земле жуткий конец истории: всемирный диктатор во главе всевластной элиты над массой рабов с препарированным мозгом. Минимум миллиард из тогдашних двух «придётся убрать за ненадобностью» – на то и гиперболоид. Кошмар сорван пролетарским восстанием, которое поднимает не менее харизматичный Шельга.
Гарин «Краха» тупо плывёт со скромной целью обогатиться на взрывных технологиях. Шефер и врач отсекли и зачистили все его наивные предосторожности. Смертоносная машина Гарина, несчитанные миллиарды Роллинга – всё уже в руках Штуфера. Не удивительно: за ним серьёзная цель и фанатичное упорство.
Подорванная Шефером яхта еле дотягивает до необитаемого острова. Свидетели, включая незадачливого Роллинга, задушены газом (по-настоящему жёсткая ситуация обессмыслила миллиарды). Спасён только Гарин, и то на время, чтобы обучил обращению со своим изделием. Идёт на снижение фашистский аэроплан – забирать победителей с пленным и аппаратом.
Останавливает Шельга – вызывает на себя огневой луч. Поток из прожжённого кратера смывает в океан всех. Опять-таки характерно: как поступил Шельга книги и как Шельга фильма. Второй больше похож на наших оппозиционеров.
Фильм отражал ментальность интеллигенции советского застоя. Путь экранного Шельги 1970-х в этом смысле типичен – никаких шансов, кроме как утилизировать себя. Это романный Шельга 1920-х по-большевистски проникнут «сатанинской неутомимостью», ведущей к победе. Наша оппозиция родом из более близкой застойной эпохи. В глубинном, ментально-эстетическом смысле.
Но непроизвольно, по касательной, через отрицательных персонажей-исчадий показана была альтернатива. Партийная ферма Штуфера с её кипящей жизнью. Обозначена буквально мгновением, дальше закрываются ворота. Больница врача и Каролины. Энергия действия, которую можно перенаправить. Сменить знак зла на добро.
«Мы же не можем, как они!» Ну, если не можете… Кто-то другой, может, сможет. Не повторить, а начать.
Константин Кацурин, специально для «В кризис.ру»
