Назавтра после четвертьвекового приговора Владимиру Кара-Мурзе выступил генерал Бастрыкин. Председатель Следственного комитета намечает конституционные преобразования. Кому, как не карательным органам, определять в РФ Основной закон. Из которого генерал призывает изъять принцип мировоззренческой свободы и официально установить принудительную государственную идеологию. Напрасно ведь оппозиционные мэтры утешают себя, будто «у путинизма нет идеологии». Есть, и ещё какая. Есть и образ будущего, описанный Оруэллом: «Сапог, топчущий лицо».
Собственно, мэтры начинают уже признавать идеологическую состоятельность правящего режима. Положим, соловьи агитпропа не так крепки умом, чтобы сформулировать нечто впереди своего визга. Зато мог бы Евгений Пригожин, специалист широкого профиля.
Хуже другое: у путинизма-то идеология есть, зато её реально нет у российской оппозиции. Впрочем – пока ещё нет.
Пресловутые духовные скрепы кремлёвской группировки давно кристаллизованы и артикулированы. Тупой культ хозяйского насилия ради кладбищенского благолепия. Диктатура ради самой диктатуры. По тому же Оруэллу: «Цель власти – власть, цель пытки – пытка». С некоторыми бонусами в виде элитного роскошества, которое даже не считается за коррупцию. Начальник должен быть богат, если он этого хочет.
Сталинизм без индустриализации. Феодальный монархизм без дворянской чести. Военщина без побед, полицейщина без порядка. Коммунизм без коммуны, национал-социализм без национализма и социализма. Что остаётся при этих вычетах? Конюшня для порки, ГУЛАГ и война. Короче, за всё плохое против всего хорошего.
Эта идеология по определению смертоносна. Либо для мира, либо для самой себя. Такая власть с таким мировоззрением несовместимы с жизнью. Отсюда дебильно-анекдотическая ксенофобия. По-настоящему в противостоянии с США, Европой, НАТО, англосаксами даже нет серьёзной геополитики. Военной угрозы для России оттуда не исходит, если не создавать собственных военных угроз. («Не порвётся, если не рвать», – учил персонаж Бертольда Брехта.) Природа конфронтации гораздо фундаментальнее: ведь за ощетиненными рубежами живёт жизнь, крушащая их «стабильность».
Собственно, единственной аргументацией становится опять-таки оруэлловщина из «Скотского хутора»: «Неужели вы хотите, чтоб вернулся фермер Джонс?!» Говорили это свиньи (образ борова-пропагандиста Визгуна принято ныне ассоциировать с фигурой одного из форейторов агитпропа), установившие на ферме каторгу, несравнимую ни с каким Джонсом… «Они насадили страшное рабство и запугивают народ внешней опасностью – чтобы выкачивать из народа мешки золотых монет», – писали албанские романтики-хрущёвцы в 1978 году. Всё у них получается как всегда. Чего-то нового придумать неспособны.
Образ осаждённой крепости, кольца врагов закономерно используется в качестве последнего и единственного словесного прикрытия. Агрессивная внешняя политика, попытки диктовать миру собственные могильные правила вызывают естественный отпор – на что страшно обижаются. Вообще, какая-то инфантильно-слезливая обидчивость – «как смеют нас не слушаться? мы же так прекрасны!» – эксклюзивная особенность этой идеологии. Тоталитарные предшественники из XX века тоже добивались любви, но как-то более во-взрослому.
Правящий режим укрепляется откровением своей идеологии. Но ещё не готов к открытому признанию её основ. Для самих идеологов, похоже, очевидно совпадение со сталинизмом, нацизмом и фашизмом – отсюда суетливая борьба с «реабилитацией», обвинения Зеленского что он еврей вроде Гитлера (чтобы дойти до такого на уровне МИДа, надо попасть в реально отчаянное положение). Вспоминается сериал «Огненные дороги» про узбекского поэта Хамзу. «Кровь на чалме Хазрата!» – возглашает женщина. И Хазрат, глава духовенства, встревоженно снимает белоснежную чалму… «Вот цена твоей святости. Ты сам себя боишься». 
Как мы ухитрились в такое впороться – вопрос отдельный. Что называется, долго рассказывать. Но исторической предрасположенности хватало. За долгие века правящая бюрократия Москвы оставила богатое наследство отмороженным преемникам. Но нынешнее положение отличается гротескным отстоем. Чему тоже не приходится удивляться. Идеология оформляет социальные интересы и отчасти их же формирует. «Либеральные критики путинского режима сильно недооценили способность новорусского правящего класса пренебречь своими текущими экономическими интересами ради идеологических хотелок», – отмечает оппозиционный публицист-историк Александр Скобов. (Он же, кстати, ещё в 2016 году указывал именно на Бастрыкина как на ведущего идеолога карательной олигархии.)
Именно в эти хотелках содержатся самые фундаментальные интересы. Сохранение власти абсолютно банкротного правящего класса, негодного ни к чему, кроме деградации и насилия, порождает исключительное и демонстративное мракобесие. «Убьём, ограбим, как мы любим» (Фомин-Татарский), «Милостыньку просите» (протоиерей Смирнов). Эти слова двух покойников лежат в основе традиционных ценностей, которые генерал юстиции желал бы закрепить в Конституции.
Номенклатурная олигархия РФ и прежде-то не обладала созидательными потенциями. Но могла, по крайней мере, эксплуатировать ценовую конъюнктуру на сырьевые ресурсы и противоречивое наследие «лихих девяностых». Всё это отжато и выжато. Смена власти стала условием не только развития, но выживания общества. Однако сколько-нибудь добровольный уход кремлёвской группировки исключён. Как говорил тонтон-макут перед бегством Дювалье-младшего: «Что вы, президент не может уйти. Он же пожизненный» – в том смысле, что другой профессии у него нет. Итог мы наблюдаем ежедневно: вслед за «Больше ада!» звучит уже подобие «Сойдём все вместе в ад!» (который они называют «раем», но очередная несообразность значения не имеет).
Туда же толкает по замкнутому кругу известный ход «СВО». Порождённая идеологическими задачами «кремлёвки», она же вынуждает к идеологическому ужесточению. В особо истеричных формах. И тут, надо признать, ресурсов ещё достаточно, пока властный курс не встречает адекватного сопротивления. От традиционной оппозиции не встречает и встретить не может. Ибо слабо там с духовными скрепами.
Оппозиция в прежнем виде разгромлена вообще. Иначе и не могло быть, если два десятилетия не отражать элементарного. Не понимать, что противник безразличен к выборам, разоблачениям и мирно-креативным протестам. Делать всё это значило не делать ничего. Повторялась песенка бандита: «Ударишь в спину и не ждёшь ответ – интеллигенту от себя спасенья нет» (примитивное понятие об интеллигенции, она разная бывает, но здесь не об этом речь). На каждый провал разводили руками: «Мы же не можем как они…» В результате не смогли никак.
Теперь эфир полнится лекциями и беседами о будущей грандиозной роли. Когда свершатся волшебные перемены – каким образом, стеснительно умалчивается – и Россия призовёт восстанавливать себя. Однако и тут ничего, кроме «корпоративчика на “Эхе”», пока что не предлагается. Зато с увлечением громят друг друга. По любому поводу или безо всякого. Это помогает отвлечься. От реального боя и от грустных мыслей. «Они верят, что опять въедут в кресла Съездов народных депутатов, в правительство, вернутся в кабинеты главных редакторов минуя окопы. Что опять, как в 1989–1991 годах, кто-то вернёт им Россию к их удовольствию. Еще одна часть – выросшие в эпоху бесконечных и беззубых митингов 2010-х. Ещё хуже, чем старички времён Перестройки. Эти вообще не думают ни о настоящем, ни о будущем. Им просто неприятно из-за того, что безвозвратно ушло время, в котором верхом крутизны и эффективности были их занятия. Им неприятен, неуютен мир, в котором востребовано и важно лишь Действие», – анализирует положение один из телеграм-каналов радикального сопротивления.
Идейная и социально-политическая бесплодность действительно обусловлена привычками перестроечной эпохи. Не только в том, плане, что незабвенный Михаил Сергеевич поощрял борьбу с собой, играя в поддавки с оппозицией. В тепличных условиях развился комплекс таких же тепличных идей. Словно либеральное евроблагоденствие сваливается на голову без борьбы. Не говоря о том, что такой идеал вообще не вдохновляет к действию. Об этом могут мечтать, но за это не станут напрягаться.
«Энергия, действительно делающая мир тем, что он есть, порождается чувствами — национальной гордости, преклонением перед вождём, религиозной верой, воинственным пылом. Эмоциями, от которых либерально настроенные интеллигенты отмахиваются как от пережитка», – это снова Джордж Оруэлл. На этот раз о том, как отбивается сапог от лица. Что этому помогает и что мешает. «Все свободные нации построили свою идентичность на памяти о героях, на памяти о Действии, менявшем мир. На памяти о Сопротивлении», – подтверждает современный радикальный канал.
Элита всё более сдвигается доктринально в направлении тотального «турбо». Идеологически акцентированное консервативное движение анонсировал Пригожин со своими кувалдами и «в плен не брать». Бастрыкинская инициатива потенциально расчищает дорогу пригожинскому кувалд-проекту во всероссийском масштабе. «Ставку Пригожин делает на тех, кто слушает “Радио Шансон”» – образно разъясняют опасность аналитики. Похоже на то. Следует, однако, понимать и учитывать: основатель ЧВК «Вагнер» выполняет социальный заказ правящей номенклатурной олигархии, к которой, при всей своей демагогии о «справедливости», в полной мере принадлежит сам. Среднестатистический слушатель неизбежно это заметит и среагирует на обман как учат песни «Шансона».
Происходит стремительная идеологическая поляризация. Но режимная идеология имеет довольно чёткий, собранный вид. Противостоящая же только оформляется и консолидируется. Принципы и образы производятся в основном запрещёнными в РФ структурами, как «Легион “Свобода”» или РДК с их прорывами в Россию. Встречное движение идёт со двора и шалмана – и сильно отличается от привычных оппозиционных установок. В политизированной среде антиимперский национализм постепенно стыкуется с эсеровским наследием, с русской повстанческой традицией савинковщины и антоновщины.
Всё это уже далеко не либерализм. Во всяком случае, не то, что называлось либерализмом в СССР и на постсоветском пространстве в течение трети века. Вновь вспоминается сказанное президентом Зеленским о «крепости каждой хаты». И сравнение Зеленского с Савимби, команданте ангольского партизанского края. Похожего на тамбовско-антоновскую партизанско-демократическую республику 1921-го. В общем, не зря шокируются те, кто долгими бесплодными десятилетиями олицетворял либеральную оппозицию в России.
По обе стороны кристаллизуются идейные основы крепости. Против чиновно-карательной державности – солидарная бунтарская вольница. Но у одних это происходит быстрее, у других медленнее. А отставать здесь нельзя. Побеждают духовно скреплённые. Если по-настоящему.
Никита Требейко, «В кризис.ру»
