1979

Этот год казался похожим на череду предыдущих, а следующий резко отсёк эпоху. В 1980-м вспоминать 1979-й было уже не с руки. Поэтому его значение в должной мере не оценено историками. И напрасно. В году нынешнем можно чуть не ежемесячно отмечать 40-летние юбилеи. Глобальные процессы конца минувшего тысячелетия заложились именно тогда. А многое отдаётся по сегодня. Кстати, это был Международный год ребёнка. Советская пресса стихотворной сатирой обличала язвы капитализма: «Тёплая компания за виски разговор приятельский ведёт. «Каждому из нас близки детишки! Как мы отмечаем этот год?»

Война и «открытость»

Тревожные сполохи засверкали с первых дней. 7 января 1979-го вьетнамские войска вступили в кампучийскую столицу Пномпень. Был пресечён полпотовский геноцид, но завязалась многолетняя война – индокитайское звено в глобальной цепи 1980-х. Руками вьетов и кхмеров в непроходимых джунглях месились сверхдержавы: СССР, КНР, подоспели и США. Ультракоммунисты Пол Пота сделались сильным отрядом мирового антикоммунизма.

17 февраля части НОАК пересекли южную границу, выполняя приказ Дэн Сяопина: «Преподать Вьетнаму урок». Пекин мстил Ханою за свержение сателлитов-«красных кхмеров». Началась Тридцатидневная война. Она получила пафосное наименование: «Первая социалистическая». Было наглядно доказано – коммунизм порождает войны не хуже капитализма.

В отличие от кампучийского конфликта, вьетнамо-китайская война завершилась быстро. В целом вничью, с некоторым преимуществом Вьетнама. Но в Москве сильно обеспокоились. Ибо убедились, что и после Мао, даже без «Банды четырёх», китайские товарищи – враг не чета американским империалистам. Они-то не боятся пускать в ход оружие. И это при том, что как раз в 1979-м прекратилось действие советско-китайского договора о дружбе, заключённого некогда Сталиным и Мао. Зато установились полные дипломатические отношения Китая с США.

А главное, в Китае начались реформы Дэн Сяопина. (Утверждённые чуть раньше, в декабре 1978-го.) Рыночная «политика реформ и открытости». Китайский НЭП. Сусловские ортодоксы видели чуть не реставрацию капитализма. И без того мощный геополитический противник превращался ещё и в принципиального идейного врага. И тут же доказал готовность воевать. Было чего испугаться. Хотя глаза у страха оказались велики.

Любопытно, что советская околодиссидентская молодёжь того времени создавала наивный культ Дэн Сяопина. Вот, дескать, настоящий демократ – за социализм, за реформы и против КПСС. Чего ещё желать? Через десять лет старый Дэн показал… Но 1979-й был его звёздным часом.

Венская музыка лидера

Некоторое утешение советским вождям доставлял американский империалист Джимми Картер. 18 июня он встретился в Вене с Леонидом Брежневым и подписал Договор ОСВ-2. Речь шла об ограничении стратегических ядерных потенциалов СССР и США. Именно ограничении, не сокращении. Договор даже допускал дальнейшее наращивание до определённого потолка.

Суть заключалась в ином: американский президент принимал условия советского генсека. А когда Брежнев, поставив подпись, зааплодировал сам себе, Картер, слегка недоумевая, захлопал ему вслед. Манеры советской номенклатуры триумфально шествовали по миру. Ещё одна маленькая победа.

Вернувшись в Вашингтон, Картер решил показать твёрдую руку. 19 июля он отправил в отставку всех министров и советников. Зачем – не сказал. Наверное, в порядке борьбы с энергетическим кризисом, сотрясавшим автострады и бензозаправки Америки.

На следующий день начал назначать обратно. Почти всех. Таков был тогда лидер свободного мира. Где-то покруче Трампа.

Но всё же именно Картер ввёл понятие прав человека в глобальный государственный обиход. До него такие материи просто не считались предметом обсуждения меж серьёзными людьми. Но Джимми не был серьёзен. И потому не был к ним безразличен. Это ему зачлось навсегда. Защищать человеческие права по-настоящему он, правда, не умел (ибо Джимми не Ронни). Но нынешние и нужным не считают. Разница сорокалетия.

Пора Старого света

В Европе обозначились иные тенденции. Отмечая 4 апреля своё 30-летие, НАТО постепенно встряхивалась от разрядочного оцепенения. На парламентских выборах в Италии компартия впервые понесла серьёзные потери. Христианские демократы ФРГ выдвинули кандидатом в канцлеры Франца Йозефа Штрауса – самого жёсткого и последовательного антикоммуниста.

В Португалии к власти продвинулся правоцентристский Демократический альянс, и надежды Международного отдела ЦК КПСС создать форпост Варшавского договора на крайнем Западе Европы окончательно похоронились. «Правые Че Гевары» Жаркого лета из антикоммунистического подполья спасли демократическую революцию. Заодно эти бомбисты расчистили путь цивилизованному социал-либералу Франсишку Са Карнейру.

Всемирно-исторической датой стало 3 мая. На выборах в Великобритании победила Консервативная партия. Премьер-министром стала Маргарет Тэтчер. Мало кто понял тогда, что это – начало эры капиталистического ренессанса, провозвестие самого Рейгана. Мировая неоконсервативная революция 1980-х была ещё впереди. На дворе только 1979-й стоял.

Выборы выборами, парламенты парламентами, но было и ещё кое-что. Сильную программу в конце 1970-х претворило в жизнь ультраправое подполье. Боевики Ива Герен-Серака и Стефано Делле Кьяйе устроили сотни нападений на компартии и советские представительства. Как ни возмущались левые и просто законопослушные бюргеры, эти драки и взрывы, обстрелы и поджоги, тоже меняли западноевропейский политический пейзаж. В сторону сопротивления.

А если кто высказывал недовольство сеянием хаоса, то получал от них ответ в духе «потребление – не цель». Больше духовности. «Восстановить моральный порядок, обеспечить примат духа над материей и торжество традиционных ценностей цивилизации», – учил Герен-Серак. «Это была служба народам, боровшимся против угнетения», – вспоминал Делле Кьяйе.

На Востоке Европы главным событием года стал визит в Польшу поляка Кароля Войтылы. Папу Римского Иоанна Павла II встречали миллионы соотечественников. Однозначно демонстрируя, где народ, а где правящая компартия ПОРП. Сомнения были разве что у диссидентов-атеистов Яцека Куроня и Адама Михника. Оппозиционные лидеры не собирались встречать Папу, ибо католиками не являлись. Но и их убедил ещё один диссидент и атеист – бывший партийный секретарь Варшавы Стефан Сташевский. Отрываться от народа нельзя. А народ с Папой.

Сташевский был прав. В следующем году рабочий народ встретился с диссидентами в «Солидарности». Там же встретились католики с атеистами. 1979-й и для Польши оказался важен в подготовке 1980-го. «Ещё немного – и пора», как когда-то писал Евтушенко.

Шайтан за спиной революции

Грандиозное творилось в мусульманском мире. 11 февраля победила Исламская революция в Иране. К власти пришло духовенство, опирающееся на базар. С очень серьёзными планами и видами на страну и мир. Закрутился мощный проект откручивания исторических гаек далеко-далеко назад. Государство клерикально-чиновной тотальности с огнестрелом, электричеством и атомной энергетикой.

Никто в мире ничего толком не понимал. Брежнев затребовал экспертизу – что там происходит? Эксперт-профессионал начал было объяснять: мол, проамериканская политика шаха Пехлеви вызвала протест трудящихся масс, которым воспользовались антизападные муллы во главе с аятоллой Хомейни… «Ну тогда понятно, – сказал Брежнев. – Значит, американцы всё устроили».

Между тем, престарелый больной генсек на фоне нынешних властителей РФ смотрится великим государственным мужем. Стоит ли удивляться дебильности теперешнего агитпропа?

Впереди у Ирана было «обилие кровавых жертв, бессердечие церковной диктатуры» (Александр Солженицын). Поначалу, в 1979-м, эта перспектива затенялась одухотворённым ликом победившего народа на руинах поверженной монархии. Но уже летом из Ирана потоком полились сообщения о казнях, пытках, мракобесных запретах, терроре исламских судов. «Утверждались нормы морали и нравственности», продиктованные палачом-коррупционером Садеком Хальхали.

Узнал мир и об иранском сопротивлении. Многотысячные толпы скандировали на улицах Тегерана: «Смерть фашистскому режиму! Смерть исламской республике!» В подпольной борьбе сомкнулись социалисты-моджахедины и монархисты, верные шаху. Но было поздно. В первый же год хомейнистский режим охранялся корпусом стражей-пасдаранов, которых аятоллы любовно называли «наши эсэсовцы». Они мало изменились с тех пор, эти союзники Кремля в сирийской войне. Однако криков о реабилитации нацизма мы на этот счёт почему-то не слышим.

Неизвестно, чем бы закончилось иранское противостояние 1979-го. Протесты против клерикальной диктатуры набирали ярость и массовость. Но снова помогли американцы. Что бы такие режимы делали без них.

Картер разрешил свергнутому шаху, человеку смертельно больному, въехать в США. Исламистский агитпроп поднял такую истерику, какой киселям-соловьям учиться и учиться. Результат не замедлил последовать. 4 ноября студенты-хомейнисты – тоже путиноидным НОДовцам не чета – захватили посольство США в Тегеране, избили дипломатов и взяли их в заложники (отпустили только негров).

Захват посольства – почти война. Против шайтана-Америки. Гордому суверенному Ирану с его традиционными исламскими ценностями грозят бездуховные американские ракеты!  Исторический врагов персов и мусульман готовит агрессию! Разве тут до внутренних проблем? Вы ещё про повышение пенсионного возраста скажите, нашли время! Всем сплотиться против американской угрозы вокруг аятоллы-рахбара-нацлидера!

Когда мы слышим сегодня соловьиные взвизги, видим ракетные мультики, читаем геополитически озабоченную бредятину, надо знать: всё это бледно-бездарные перепевы хомейнизма сорокалетней давности. У самих агитпроповцев с маслом в голове дефицит, нового им не придумать. Да и номенклатурные хозяева от информхолуёв недалеко ушли.

Саддамово начало

Важное событие произошло летом 1979-го и по соседству с Ираном. 16 июля в Ираке ушёл в отставку – «по состоянию здоровья» – президент Ахмед Хасан аль-Бакр (кто сейчас помнит это имя?). Его сменил здоровый и энергичный Саддам Хусейн. Которого мир тогда почти не знал. Зато знал его Хомейни и считал личным врагом. Не без оснований – есть версия, что старший сын аятоллы Мустафа был убит в Ираке по личному приказу Саддама, курировавшего карательные органы.

Западные комментаторы посчитали, что нет оснований сомневаться в официальной версии о болезни аль-Бакра. Хусейн же был «законным» преемником. Выборов в Ираке не было, главу государства утверждали руководство соцпартии Баас и Совет революционного командования. Никто не прозревал ни ирано-иракской войны с миллионом жертв, ни химического геноцида курдов, ни захвата Кувейта с «Бурей в пустыне», ни американской интервенции во имя демократии, ни виселицы для Саддама, поставленной благодарными соотечественниками.

1979-й определил судьбы Большого Ближнего Востока на десятилетия вперёд. Клерикально-исламистская группировка в Тегеране, военно-социалистическая в Багдаде экспортировали «революции» – каждая свою. Они неизбежно должны были столкнуться, что и произошло через год. И неизбежно обломаться – одна уже, у другой впереди. Но нельзя не отметить: обе диктатуры оказались весьма устойчивы. «Эффективность беспощадных» по Юлии Латыниной.

«Пусть увидят алый свет Запад и Восток!»

Процессы 1979-го не обошли и самый центр ислама – Саудовскую Аравию. Под влиянием иранских событий местные фундаменталисты подняли мятеж в Мекке. 20 ноября они захватили в заложники несколько тысяч паломников и вступили в бой с королевскими гвардейцами. Всё под той же кургиняно-нодовской балалайкой: высокая духовность против западного шайтанства. И долой пятую колонну в лице королевской семьи.

Подавление мятежа заняли две недели. Погибли две с половиной сотни. Три пули чиркнули по священному камню Кааба. Династия и правительство устояли, но все планы реформ были наглухо заморожены. С полного согласия американцев. Дабы лиха не будить.

Что Саудовская Аравия будет нужна как союзник и стабилизатор, догадаться было легко. К идее преобразований в королевстве вернулись лишь теперь. И то уже получили жуткое убийство оппозиционного журналиста Джамаля Хашогги – своего рода первый шаг в реформах принца Мухаммеда. «Я от наследника, наверно, подарок новый получу» (Николай Гумилёв).

Наливался силой и особый тип «военизированного ислама» в Пакистане. По указанию генерала-диктатора Зия-уль-Хака суд приговорил к смертной казни левого экс-премьера Зульфикара Али Бхутто. За Бхутто просили и Картер, и Брежнев. Ни тому, ни другому Зия-уль-Хак даже не стал отвечать. Хорошо знал, что ни Москва, ни Вашингтон без Исламабада не обойдутся.

4 апреля Бхутто повесили. Мир взорвался негодованием на «обезумевшего тирана». Вскоре Картер уговаривал Зия-уль-Хака принять в помощь американские деньги, а пакистанский диктатор отказывался, ибо мало. Андропов дружески Зия-уль-Хаку улыбался и крепко жал руку. Причина в обоих случаях одна: пакистанский сосед Афганистан.

В 1979 году исламский мир показал, что он более не объект воздействия, а очень сильный субъект. «Человеком года» по версии журнала Time стал Рухолла Хомейни. В эту перемену не сразу поверили. И зря. Потеряли много драгоценного времени и Запад, и Восток.

Скольжение к концу

Афганская война ещё не началась, но с начала 1979-го было очевидно, куда идут дела. Марксистский режим партии НДПА, установленный годом ранее, трещал по всем швам. В марте антикоммунистические повстанцы – естественно, мусульмане – взяли крупный город Герат. Глава НДПА Нур Мухаммед Тараки в панике звонил Брежневу.

Тараки просил срочной военной помощи. И уже без привычной демагогии (не до того) признавал: в народе режим не имеет ровно никакой поддержки. Несколько тысяч партаппаратчиков, офицеров и студентов-лицеистов – вот и вся социальная база афганского коммунизма.

Политбюро ЦК КПСС всеми силами отбрыкивалось от ввода войск. Они хорошо понимали: воевать придётся со всем афганским народом на глазах у всего человечества. Этого реально боялись. Особенно мусульман и китайцев (американцев не очень). В качестве паллиативной меры 18 марта была учреждена спецкомиссия по афганскому вопросу. Орган весьма представительный: секретарь ЦК по идеологии и «серый кардинал» Михаил Суслов (по факту второе лицо КПСС/СССР), заведующий Международным отделом ЦК Борис Пономарёв, председатель КГБ Юрий Андропов, министр обороны Дмитрий Устинов, министр иностранных дел Андрей Громыко, вице-премьер по экономике Иван Архипов. Таким составом вообще-то можно было управлять самим Советским Союзом.

И вот этот ареопаг хозяев полумира без малого год бился над одной задачей – накачать кабульских вассалов оружием, деньгами и советниками, чтобы они могли сами отбиться от соотечественников. Но этого не получалось.

Главари НДПА вызывали у коллег из КПСС сильнейшее раздражение. На редкость наглые афганские партбоссы позволяли себе в доме повешенного напоминать о верёвке. Когда советские вожди замечали, что многовато в Афганистане расстрелов, Тараки и его сподвижники отвечали: а у вас при Ленине ещё больше стреляли, так марксизм велит. И это говорилось людям, пережившим 1937-й!

Герат удалось отбить советской бронетехникой при советских инструкторах. Но прошло полгода, и из Кабула в Москву прилетел новый сюрприз. В результате внутрипартийного переворота был задушен Тараки (только что лобызавшийся с Брежневым). Власть захватил другой пламенный коммунист – Хафизулла Амин. Кремль вынужден был проглотить и это – НДПА ведь братская партия, нельзя сор из избы. Но затаили всерьёз.

Амин правил Афганистаном недолго, с сентября по декабрь 1979-го. В целом он продолжал террористическую политику Тараки. И так же просил о вводе советских войск. Получая отказы, начинал шашни с американским посольством. При том, что ещё 3 июля помощник по нацбезопасности Збигнев Бжезинский дожал Картера. Президент подписал директиву о финансовой помощи афганским моджахедам. Правда, очень умеренной на фоне советских субсидий режиму НДПА.

После свержения и убийства советская пропаганда называла Амина то «агентом ЦРУ», то «афганским Пол Потом, не успевшим развернуться». В листовке юных антисоветчиков он именовался «освободителем и демократом, павшим от рук оккупантов». Такой же бред, как про агента ЦРУ. «Афганский Пол Пот» и то ближе к истине.

Так или иначе, осенью 1979-го афганский кризис назрел до предела. Оставалось за малым. То есть, за самым большим. Советское государство, побуждаемое мeртвецкой идеологией, неостановимо скользило к своей последней войне.

Красное на Чёрном

Тучи густились над Африкой. Особенно над Югом Чёрного континента. В ЮАР разгорался коррупционный скандал с нецелевым расходованием средств министерства информации. Для суровых буров с их протестантской этикой это было из ряда вон. Основы апартеида реально подрывались. Да ещё на фоне пограничной войны с Анголой, которая переплеталась с ангольской гражданской войной.

Сколько ни объявлялось об окончательной победе коммунистического режима МПЛА, каждый год неистовый Жонаш Савимби снова поднимался из джунглей во главе партизанской армии УНИТА. Жесточайше затерроризированная страна продолжала сопротивляться. И даже вынуждала власти где-то уступать. МПЛА даже прикрыла свою инквизиторскую охранку ДИСА и ненадолго задвинула от греха подальше в тюрьму её кровавого шефа Луди Кисасунду. Впрочем, министерство госбезопасности Кунди Пайхамы отличалось от ДИСА примерно как НКВД от ОГПУ.

10 сентября умер основатель ангольского коммунизма Агостиньо Нето. Во главе партии и государства стал Жозе Эдуарду душ Сантуш. Именно он создал и апробировал модель коррумпированной углеводородной диктатуры – которая ученически скопирована в РФ под руководством старательного душсантушиста Владимира Путина. В этом немаловажном смысле правящий режим РФ тоже происходит из 1979-го.

Сходная с ангольской ситуация складывалась в Мозамбике, где железными руками правили чернокожий диктатор Самора Машел и его белый «Берия» по имени Жасинту Велозу. Там тоже полыхала гражданская война. С той разницей, что против местных коммунистов ФРЕЛИМО воевала не левосциалистическая УНИТА, а правоконсервативное РЕНАМО.

В бою 17 октября погиб основатель РЕНАМО Андре Матсангаисса. Знамя куропатки – символ мозамбикского сопротивления – надолго подхватил Афонсу Длакама. Борьба продолжалась и здесь.

Продолжалась и в Эфиопии. «Чёрный Сталин» Менгисту Хайле Мариам топил страну в крови. Воевали против абиссинского сталиниста в основном ультралеваки. Типа Эфиопской народно-революционной партии (ЭНРП), генсека которой Берханемескеля Реду расстреляли как раз в 1979-м. Исключение составлял консервативный Эфиопский демократический союз – монархистам принца Мэнгэши Сейюма пришлось заключить боевой альянс с социалистами ЭНРП.

Однако самым опасным врагом менгистовского режима являлась иная сила. Успешнее всего воевали против сталинистов их радикальные единомышленники. 1979-й стал годом крупных побед Народного фронта освобождения Тыграй. Именно эти коммуно-сепаратисты в итоге опрокинули режим, изгнали Менгисту и расправились с его приспешниками. Постепенно выяснилось, что никакие НФОТ не коммунисты. Но до вступления повстанцев в Аддис-Абебу оставалось ещё двенадцать лет.

Крупного успеха в 1979-м добились коммунисты в Родезии. Лондонская конференция в декабре аннулировала не только «белую независимость» Яна Смита. Был закрыт и проект чернокожего епископа-антикоммуниста Абеля Музоревы. Назначены выборы, и в 1980-м победу одержал Роберт Мугабе. Этому советскому клиенту сдали Зимбабве почти на сорок лет. Причём с подачи Тэтчер. Британка до мозга гостей была готова на всё – лишь бы страна ещё три месяца считалась британским владением и получила независимость как бы из британских рук.

А в Центральной Африке в сентябре был свергнут «первый в мире социалистический император» Бокасса I. Диктатуру монарха-каннибала снесли французские парашютисты. Сейчас времена Бокассы вспоминаются в Центральноафриканской Республике (ЦАР) с ностальгией: «Был порядок». Так что никакой российской особости в этой малоумной фразе нет. Зато уже есть в ЦАР убитые российские журналисты, бизнес путинского повара, силовики самого Путина при президенте Туадере. Вместо французов 1979-го. Знают, куда за порядком слетаться.

И вблизи, и вдали

Серьёзные сдвиги произошли в застарелом ближневосточном конфликте. 26 марта был подписан мирный договор Израиля с Египтом. Крупнейшая страна арабского мира стала союзником еврейского государства. Образовался энергичный тандем: израильский премьер Менахем Бегин и египетский президент Анвар Садат отлично дополняли друг друга.

Ближневосточная политика СССР была пробита в самом основании. Она ведь строилась прежде с опорой на насеровский Египет. Теперь же друг Анвар с другом Менахемом – так они друг к другу обращались – превратились в планетарный антикоммунистический и антисоветский спецназ.

Друг Менахем вообще заметно изменил внешнюю политику Израиля. К 1979-му эти перемены стали уже рельефны. Прежде, при социал-демократах, Тель-Авиву не было особого дела до происходящего вне своей зоны национальной безопасности. Теперь, при правом «Ликуде», израильские «Узи» палили на обоих полушариях. Уж не говоря о всесторонней помощи соседям-правохристианам в ливанской гражданской войне. А эта война была из ключевых участков всемирного противостояния. Во времена Менахема Бегина и Башира Жмайеля побеждали в ней «белые». К перманентному трауру КПСС.

Бегину было дело везде и до всего, от Никарагуа до ЮАР. Он ввёл Израиль в глобальную Холодную войну и бросался на помощь всюду, где велась антикоммунистическая борьба. Друг Анвар старался не отставать. Египетская бронетехника (кстати, советского производства) помогала сомалийцам Сиада Барре в войне против менгистовской Эфиопии. В небольшом аравийском Омане солдаты Садата подпирали султана Кабуса против левых повстанцев Дофара. Словом, усилиями двух друзей Москва обрела много новых и практически нерешаемых проблем.

Международный отдел ЦК КПСС рассчитывал компенсировать провал на Ближнем Востоке успехом на Востоке Дальнем. Осень 1979-го ознаменовалась массовыми волнениями в Южной Корее. 26 октября оборвалась жизнь одного из столпов мирового антикоммунизма – президента Пак Чжон Хи.

Зачем застрелил его директор южнокорейского ЦРУ Ким Дэ Кю, неясно по сей день. Сам он говорил на суде, будто защищал демократию и предотвращал северокорейскую агрессию – дескать, Пак препятствовал первой и провоцировал вторую. Но ему не поверили. Обвинили в убийстве ради собственной карьеры и вскоре повесили.

Однако волнения улеглись, проамериканский антикоммунистический режим устоял. Так что никакого выигрыша ни Москва, ни Пхеньян из Сеула не поимели.

Океан борьбы

Тугие узлы завязались в Центральной Америке. 19 июля сандинистская повстанческая армия вступила в столицу Никарагуа. Пал правоавторитарный режим династии Сомоса, одна из старейших латиноамериканских диктатур.

Картер приветствовал «борцов за права человека». Брежнев и Пономарёв тоже. Двое последних понимали ситуацию много лучше первого. Сандинисты установили прокоммунистический режим, ориентированный на кастровскую Кубу. Они быстро увязли в гражданской войне с контрас. Но ещё одну опорную базу в Западном полушарии Советский Союз получил. Её унаследовала путинская РФ: режим Ортеги–Мурильо, жестоко подавляющий протесты – один из немногих в мире союзников Кремля. Опять же с 1979 года.

Несколько раньше, 13 марта, прокоммунистическая группировка Бишопа–Корда–Остина захватила власть на Гренаде (и держалась до октября 1983-го). Пономарёвский отдел явно входил во вкус. А тут ещё в 15 октября произошёл военный переворот в Сальвадоре. Относительно твёрдую власть генерала Карлоса Ромеро сменила сборная хунта, похожая на лебедя, рака и щуку. Самая маленькая, но самая тогда густонаселённая страна Центральной Америки на всех парах шла к своей гражданской войне. Прокоммунистическому Фронту имени Фарабундо Марти противостояли «белые воины» и эскадроны смерти фанатичного антикоммуниста Роберто д’Обюссона.

Зато в крупнейшей стране «пылающего континента» проблескивало иное. Демократическая перестройка стартовала в Бразилии. Символично, что 1 мая погиб по пьяной лавочке комиссар полиции Сержио Флеури, командир «эскадронов смерти». Военные власти упорядоченно организовали переход к конституционным порядкам. Сохраняя, естественно, надёжную антикоммунистическую страховку.

В соседней Боливии об этом не позаботились, и уход генерала Уго Бансера опрокинул страну в хаос. За 1979-й здесь сменились четыре президента. Каждый со своей революцией, кто слева, кто справа. На это сурово поглядывали парагвайцы, чилийцы, аргентинцы. Альфредо Стресснер, Аугусто Пиночет, Хорхе Рафаэль Видела готовы были вмешаться, дабы остановить покраснение издавна проблемного соседа. Стресснер позиционировался как всемирный флагман антикоммунистических сил, Видела уже брал под шефское крыло никарагуанских контрас, о Пиночете что и говорить.

Но не понадобилось. Боливийцы справились сами. Правда, только в следующем году.

Фокус глобальной схватки переносился через океан, в Латинскую Америку. Не зря именно в Асунсьоне, столице стресснеровского Парагвая, собралась 23 апреля XII конференция Всемирной антикоммунистической лиги (ВАКЛ). Четыре сотни делегатов из восьмидесяти семи стран. Приветствия президентов и вице-президентов, присутствие министров, депутатов и генералов Тайваня и Южной Кореи, Парагвая и Уругвая, Бразилии и Аргентины, Гватемалы и Гондураса. Дипломаты Австралии и Марокко. Католические падре из Чили (сам дон Аугусто предпочитал держать некоторую дистанцию от безбашенных «правых че гевар», ему хватало у себя неистового Роберто Тиеме). Армейские офицеры из Гватемалы. Начальник уругвайского генштаба Уго Медина. Из той же Гватемалы – «эскадронные» боевики-рэкетиры Лионеля Сисньеги Отеро. 1979-й был для них годом критической необходимости – крепко думать и жёстко делать.

Тайванец Ку Ченкан, бывший коммунист и основатель антикоммунистической лиги. Кореец Сан Мун, пророк религии любви. Парагваец Хуан Мануэль Фрутос, организатор приватизации агросектора. Британо-американец Роджер Пирсон, антрополог-пассионарий. Мексиканец Рафаэль Родригес Лопес, идеолог «ночных текос». Анголец Хендрик Ваал Нето, начальник дипломатической службы консервативного ФНЛА. Принц Ахмед из Саудовской Аравии. Легендарный Блас Пиньяр из Испании… Эти люди являлись в собрании далеко не самыми отчаянными. Имелись куда отвязаннее.

ВАКЛ вообще были парни особые: «Коммунизм противоречит природе человека. Не бывать миру, пока свободные нации не покончат с коммунистической заразой. Лечить будем грубо. Кровь и железо рассудят нас. Освободим порабощённых. Свобода и антикоммунизм победят».

Итог десятилетия подводил гватемальский ультра Марио Сандоваль Аларкон: «Мы, собравшиеся здесь свободные люди, обвиняем администрацию Картера в предательстве человечества!» Возник новый политологический термин: «картерокоммунизм» – Вашингтон поставлен на одну доску с Москвой и Гаваной. Бдительные люди отфиксировали: коммунизм атакует не только по-кубински, с открытым забралом – но и хитрее, по-еврокоммунистически и под либеральное убаюкивание о правах человека и парламентской демократии. Значит – бить в ответ «диктатурой истины» во имя традиционной ценности свободы! Демократия только тогда чего-то стоит, когда умеет защищаться. И не комплексовать по формальностям. Революция предполагает некоторый перерыв в законности. А Лига позиционировалась как организация революционная.

ВАКЛ потребовала решительного отпора коммунизму – всеми средствами на всех континентах. Обратилась в ООН – дополнить Всеобщую декларацию прав человека особым пунктом о праве (скорее обязанности) антикоммунистической борьбы. Предложила Иоанну Павлу II дать разъяснение католической социальной доктрины – дабы покончить с демагогическими спекуляциями леворадикальных теологов (Его Святейшество хорошо понимал асунсьонское собрание; недаром Сандоваль Аларкон позировал фотографам между портретами Рейгана и Войтылы). Призвала помочь Сомосе, который из последних сил отбивался от сандинистов. Любой ценой остановить прокоммунистических леволибералов в Боливии (это скоро сделала гарсиамесистская братва батьки-атамана). Помочь эксплуатируемым рабочим Кубы в их борьбе с кастровским режимом. Строго осудила Лига «картеровский сговор с пекинскими коммунистами», выразила полную солидарность с тайваньскими гоминьдановцами. Союз с КНР, даже на антисоветской основе, ВАКЛ отвергала, не желая вникать к нюансы коммунистических сортов.

Председательствующий Фрутос особо отметил: коммунистические государства больше не верят в чудодейственность марксизма. Они отбросили как дырявый хлам демагогию о равенстве и справедливости. Это система социально-иерархической вертикали, где партийная аристократия ездит на бесправной массе. Коммунисты ставят либо на грубую силу военно-карательных аппаратов, либо на псевдодемократические разводки. Ну, тогда и отвечать соответственно – клин клином, только так. Тем более, что по-другому красные не понимают.

Но звучал в речи Фрутоса ещё один мотив: внедрять в свободном мире принципы социальной справедливости. Доказать, что именно радикальный антикоммунизм несёт её трудящимся. Заставлять делиться. Богатых с бедными, развитых с развивающимися. Характерно, что центральноамериканские  «эскадроны» серьёзно продвинулись в рэкетировании плантаторов.

Самые отмороженные идеалисты оказываются подчас самыми практичными реалистами.

Цепь и сила

Мы видим двойственную картину Международного года ребёнка. С одной стороны, апогей советско-коммунистической экспансии. За годы «разрядки семидесятых» было создано третье кольцо советской империи. Советский Союз и Варшавский договор с СЭВом дополнились гроздью коммунистических режимов «соцориентации» в Азии, Африке и Латине.

Как никогда глубоко проникло советское влияние в Западную Европу. Лоббистами Кремля выступали влиятельные лидеры западногерманской правящей СДПГ во главе с Эгоном Баром. Они подбивали всё НАТО к «реализму и диалогу» – иными словами, к капитуляции перед КПСС. Связи поддерживались и напрямую, и через ГДР. Иногда совместные операции проводились совсем без декорума, попросту «по каналам КГБ».

Так что «шрёдеризация» началась отнюдь не при Путине. И связь времён не рвётся, что только что подтвердило почтенное большинство ПАСЕ. Любопытно, что лидер западногерманского социал-демократического «комсомола» 1970-х Клаус-Уве Беннетер теперь дружит с ЕР и КПРФ. Совместно с Дмитрием Медведевым (к Путину не допущен, это уровень самого Герхарда Шрёдера) разрабатывает планы подавления «цветных революций». Беннетера даже социал-предателем не назовёшь – он никогда другим не был.

На пару с немецкими леваками работали аристократичные французские правые. Озабоченные собственным величием, единственностью и неповторимостью. Они успешно склоняли президента Жискар д’Эстена к сближению с Брежневым – чтобы Франция, свят-свят-свят, не показалась проамериканской! Что до Америки, впрочем, её лидерство в западном мире к концу 1970-х стало очень сомнительным. Нелегко было этого добиться, но Картеру удалось.

Именно Брежнев, а не Ленин и не Сталин, и именно в 1979-м максимально приблизился к цели мирового господства. И в очередной раз доказал: оно невозможно в принципе. Возникает сопротивление, которого не преодолеть.

В Западной Европе основное сопротивление было электорально-парламентским, заострённым против компартий. А также – улично-хулиганским, от людей Команданте Стефано. В Европе Восточной – мирно-протестным, диссидентским. В Третьем мире – вооружённо-повстанческим. Планета опоясалась очагами силового противостояния.

Цепь протянулась из Индокитая, через Центральную Азию, Ближний Восток, Африканский Рог, в Южную Африку по берегам двух океанов и наискосок через Атлантику в Центральную Америку. Старый континент пересекла отдельная ось борьбы от Польши до Португалии.

Свою антисоветскую игру вёл Китай. «Голос Пекина звучит как набат, сзывающий под маоистское знамя всех наших врагов», – истерили советские СМИ. (Но прошло несколько лет, и стало понятно: Пекин играл исключительно на себя. После смерти Брежнева власти КНР умерили антисоветизм. Зато охладились к США – ибо Рейган не Картер.) Новый исламский фактор жёстко разворачивался в антикоммунизм. Решающую роль в этом развороте сыграл сам СССР вторжением в Афганистан. Наконец, особняком держались ультра: ВАКЛ, Антибольшевистский блок народов, люди Герен-Серака и Делле Кьяйе. С их романтической идеологией чести-верности, «крови против золота», свободы против коммунизма и Нового Средневековья.

Оставалось объединить всё это. Свести в глобальную систему. Для этого требовался сигнал, прорывный аккорд. И он прозвучал в декабре 1979-го.

Ракетный Афган

С весны 1976-го Советский Союз нацеливал на европейскую инфраструктуру НАТО ракеты средней дальности – РСД-10 («Пионер»), они же СС-20. На фоне подавляющего советского перевеса в обычных вооружениях, это создавало однозначное превосходство коммунистического лагеря на потенциальном европейском ТВД.

Таково было осязаемое следствие «разрядки» первой половины десятилетия – когда на Хельсинкском совещании 1975-го Брежневу – в порядке «мирного реалистичного диалога», разумеется – сдали ровно всё, чего он затребовал. После этого в Политбюро закономерно сочли, что доброго следователя-разрядочника (эту роль играл сам Брежнев и отчасти Громыко) пора заменить злым (Устиновым). Давить массой и страхом. А то разговорчики в строю появились.

Партнёры по разрядки ошарашились. Зачем, за что? А когда пришли в себя, многое поняли. Баров и беннетеров слушать перестали. Прислушались, наконец, к таким, как Штраус. Социал-демократический канцлер ФРГ Гельмут Шмидт выступил за ответное размещение в Европе американских ракет того же класса. О Мэгги Тэтчер нечего и говорить. Даже жискаровцам пришлось приумолкнуть.

12 декабря 1979 года Совет НАТО принял историческое «Двойное решение»: (а) разместить в ФРГ, Великобритании, Италии, Бельгии и Нидерландах американские «Першинги» и Томагавки; (б) предложить Советскому Союзу переговоры об обоюдном отказе от ракетно-ядерного наращивания в Европе. Резко изменился общий настрой европейцев. Они узнали цену «разрядке и миру». Советские вожди просчитались.

Кстати, СС-20, ОТР «Темп» и «Ока», ответные «Першинги» с «Томагавками» – это те самые ракеты средней и меньшей дальности, по поводу которых Михаил Горбачёв подписывал с Рональдом Рейганом Договор РСМД. Из которого теперь выходит Дональд Трамп, насмотревшись путинских мультиков про «Сарматы» и «Авангарды». В который раз мы наблюдаем, как дела дня сегодняшнего уходят корнями в 1979-й?

Заметим: и тогда, и теперь первый шаг на обострение сделал Кремль, а не НАТО. И ужасно обиделся, получив встречный шаг. Разница в том, что в Верховном Совете мультфильмов не показывали. Элита СССР состояла из взрослых людей.

Но прошло ещё две недели, и наступили последние дни 1979 года. Регулярные вооружённые силы СССР пересекают южную границу и вступают в Афганистан. Выполняется, наконец, просьба Тараки, задушенного по приказу Амина, и Амина, застреленного советскими десантниками при штурме его дворца. Коммунистическим властителем Афганистана утверждается Бабрак Кармаль. Откровенный староста при оккупантах, без претензий на самостоятельность.

Все члены Политбюро были против ввода войск. И столь же единогласно отдали этот приказ. Иного выхода не имели. Комрежим катился к неминуемому краху. Следующего моджахедского удара НДПА бы не выдержала. Тогда рушились идеологические основы, насчёт «необратимости социалистических преобразований». Достаточно одного раза в любом месте – и далее везде. Из Кабула придёт в Москву.

Эта проблема знакома и нынешнему Кремлю. Спасая Асада в Сирии, Мадуро в Венесуэле, Ортегу в Никарагуа, Мбаинимараму на Фиджи – они спасают себя. Отсюда же и Крым, и Донбасс – Януковича при власти спасти не удалось, но за сброс вассала надо хотя бы мстить. Курс 1979-го на марше через сорок лет. Итог предсказать нетрудно.

Война в Афганистане задала тон мировой политике 1980-х. Кампучия и Лаос, Никарагуа и Сальвадор, Ангола, Мозамбик и Эфиопия, а надо всем – Польша и Афганистан. Цепь сомкнулась и потянула мировой коммунизм «за русалкой на тёмное дно».

Темницы во сне и наяву

Внешняя политика начинается дома. Суицидные решения верхушки КПСС в декабре 1979-го отражали сложности внутреннего положения в Советском Союзе. Царство благодатного застоя сжиралось подземным огнём.

На виду всё вроде обстояло благополучно. Идеал тоталитаризма – кладбищенский покой. (Вспомним Пескова: «Мы так долго мечтали о спокойной жизни».) Власть КПСС выглядела незыблемой. Что символически оттенялось её геронтократическим характером. Тогдашняя номенклатурно-олигархическая верхушка была значительно возрастнее теперешней. Брежнев к 1979-му правил пятнадцать лет, на четыре года меньше, чем Путин к нынешнему времени. И при этом был на семь лет старше, чем Путин сейчас.  (Хотя с другой стороны, Александр Бортников сегодня на два года старше Юрия Андропова сорок лет назад. Даже арифметика тут диалектична.)

Цены на нефть ещё не упали, и это позволяло «неуклонно повышать жизненный уровень советских людей». Формировался коммунистический вариант общества потребления. И хотя страну всё жёстче сжимал продовольственный кризис, прилавки пустели, к тому же урожай 1979-го был весьма посредственным – водка стоила канонические 3.62 и 4.12. Неколышимая стабильность подчёркивалась тем, что сложение этих цифр давало 11 (утро, начало торговли) и 7 (вечер, конец торговли).

КГБ виртуозно отработал методики профилактирования и скрытого контроля. Пролетарская ругань в курилках, интеллигентские рассуждения на кухнях почти не преследовались. За анекдоты давно перестали сажать. Хотя и ходил анекдот: «У армянского радио спрашивают: кто сочиняет анекдоты о членах Политбюро? Этим интересуются товарищи Иванов из Ленинграда, Петров из Новосибирска, Сидоров из Владивостока, Андропов из Москвы».

Правда, чудовищно террористическим государством представляла СССР 1970-х пропаганда сталинистской Албании. Энвер Ходжа не простил КПСС XX съезда. Андропова он особенно ненавидел как главного реставратора капитализма. Сподвижник албанского вождя Хюсни Капо говорил о страшных «темницах фашистского КГБ», куда попадают те, кто «возвышает голос против брежневской шайки». Но тут явно имелись преувеличения.

Не говоря о том, что чья бы корова… Как раз в Албании в 1975-м были расстреляны за «военный заговор» министр обороны Бекир Балуку, начальник генштаба Петрит Думе, начальник армейского политуправления Хито Чако, в 1977-м за «экономический заговор» – министр финансов Абдюль Келези и министр промышленности Кочо Теодоси, примерно тогда же попали в тюрьму за «либеральный уклон» министр культуры Фадиль Пачрами и директор телерадио Тоди Лубонья… Да если бы только министры.

Немного прошло времени с 21 мая 1973-го – восстания тюрьмы Спач, центра албанского ГУЛАГа. Трёхдневная схватка заключённых с конвойными и Сигурими, флаг с орлом без звезды, «Смерть коммунизму, да здравствует свободная Албания!», Паль Зефи, Скендер Дайя, Дервиш Бейко, Хайри Пашай – четверо расстрелянных вожаков…

И наступил 1979-й – подполье тюрьмы Спач снова готовит восстание. Националистическая организация заключённых социалистов и консерваторов. Одни за дружбу с реформаторским Китаем Дэн Сяопина. Другие за традицию республиканского повстанчества Абаса Эрменьи. Третьи и вовсе зовут вернуться к подлинному большевизму Никиты Хрущёва. План прорыва однако у них общий. Но Сигурими начеку. Арестованы одиннадцать человек. Джелаль Копренцка, Фадиль Кокомани, Вангель Лежо расстреляны…

Это если сравнивать.

И всё же именно в 1979 году в общественно-политической атмосфере СССР стало ощущаться тревожное сгущение, напряжённость, признаки грядущего насилия. Впоследствии воспоминания и документы подтвердили: власти действительно сделали выбор в пользу репрессивной политики.

По этому вопросу в Политбюро также сложился консенсус. Начальник идеологического аппарата Суслов и начальник карательного аппарата Андропов враждовали почти открыто. Но по части закручивания гаек «мы с кузеном абсолютно едины!» – как в популярном тогда боевике «Корона Российской империи». Начальник армии и ВПК Устинов вообще был убеждённым идейным сталинистом. В этом его поддерживали начальники обеих столиц Виктор Гришин и Григорий Романов.

За ними угадывался весь корпус секретарей-«обкомычей». Это среднее звено являло собой своего рода костяк правящей элиты и занимало жёстко консервативные позиции (хотя из этой среды – видимо, в порядке марксистской диалектики – вышли Михаил Горбачёв и Борис Ельцин). Московские аппаратчики ЦК, даже если имели какие-то мутные соображения о желательности каких-то перемен, должны были постоянно оглядываться на удельных князей.  Как на главных выразителей чаяний господствующего класса. Сам Брежнев в обязательном порядке раз в месяц звонил каждому из этих полутора сотен: вот, мол (имя-отчество), вопрос мы тут готовим, хотел узнать твоё мнение.

Региональные же партбоссы не желали никаких новаций. Они ждали от центра строжайшего блюдения стабильности. Подобно тому, как блюли её сами в своих уделах. «Обкомы, горкомы, райкомы, в подтеках снегов и дождей. В их окнах, как бельма трахомы, безликие лики вождей… И дач государственных охра укроет посадских светил и будет мордастая ВОХРа следить, чтоб никто не следил» (Александр Галич) – как всегда, лучше поэта не скажешь.

Что говорить о других, если Борис Ельцин за годы секретарствования в Свердловске санкционировал семь политических арестов (акции КГБ при Брежневе проходили обязательное утверждение соответствующего парторгана). При том, что партийные власти данного региона, с их индустриально-технократическим уклоном, идеологией заморачивались менее иных. «Свердловск – это все-таки центр Урала, там много думающих людей», – вспоминал христианско-демократический диссидент Александр Огородников. Которого как раз в 1979-м вторично арестовали в Ленинграде по 70-й статье УК РСФСР («антисоветская агитация и пропаганда», тогдашний аналог «экстремистской» 280-й).

Чуть не либералом наверху считался начальник культуры Пётр Демичев. Но его позиции подослабли и противопоставляться коллективу он, конечно, не стал. Интересно, что сторонником линии XX съезда (ненавистного Устинову) в целом являлся Борис Пономарёв. Сеятель сталинизма по всей планете в своей квартире его не хотел. Но от внутренней политики он держал дистанцию. Хватало иных забот.

Предсовмина Алексей Косыгин, «главный инженер Союза», тоже не любил отвлекаться от своего хозяйства. Но жёсткий курс полностью одобрял. При всех легендах о его реформаторских увлечениях.

Потенциально «коммунистическим Столыпиным» мог стать один из косыгинских заместителей по Совмину – куратор науки и образования академик-теплофизик Владимир Кириллин. С конца 1970-х под его руководством функционировала специальная правительственная комиссия. Ей вменялось подготовить проекты реформ госуправления, повышающих продуктивность социалистической экономики. Характерно, что референтами привлекались люди типа Егора Гайдара.

Доклад комиссии содержал весьма умеренные предложения по «самостоятельности государственных предприятий» – некий симбиоз китайских и венгерских реформ. Но даже такие умеренные идеи хода не получили. Партийный аппарат не рассматривал планов сократить директивные полномочия. Та же судьба постигла замыслы расширить «личный сектор» в деревне.

Хотя идеи вроде «хозяйство личное, польза общая; подворье – подспорье» поначалу понравились Брежневу. «Комсомольская правда» (в те годы более пристойное издание, чем ныне) выпустила панегирик сельскому частнику в ноябре 1979 года – аккурат к пятидесятилетию начала коллективизации. На этот казус обратила внимание русская редакция Би-Би-Си, отметившая «идиотический оптимизм» газеты: к юбилею колхозного строя описать, как выгодно от этого строя отказаться и подробно доказать цифрами. Впрочем, много лет спустя автор того материала утверждал, что про юбилей знал и специально подгадал с публикацией.

Так или иначе, реформаторские планы были зарублены и в промышленности, и в сельском хозяйстве. Зато никак не удавалось зарубить «теневую экономику». Подпольные цеха, торговля из подсобок, базарная спекуляция, молодёжная фарцовка на закате брежневской эры пережили свой расцвет. Поныне ходят легенды, что сам Андропов призывал прекратить «бессмысленную и вредную» борьбу с самостийным бизнесом. Типа, не лучше ли использовать частника в социалистическом строительстве? Тем более, что через системы спецобслуживания коррумпировался и партийный аппарат. Впрочем, перешагнуть этот порог тоже не решились.

Леонид Брежнев в таких вопросах полностью доверялся товарищам. Прежде всего Суслову и Устинову. Он тоже предпочитал не отвлекаться от любимых дел – автомобилей (генсек был асом вождения иномарок), охоты, примерки маршальских мундиров с орденами, распределения квартир между секретарями обкомов. Был по-своему гуманен. Например, считал нормальным, что «никто не живёт на зарплату: три мешка туда – один себе; я и сам так делал». Но идеологически Брежнев являл собой типичного коммуниста: Ленин да партия, партия да Ленин, о Сталине неловко, однако был велик. Когда дело касалось таких вещей, Леонид Ильич становился бездушно жестоким. И случалось это нередко.

Тот Первомай

Приближение конца явственно сигнализировало о себе. Иногда в страшных формах, на уровне «Аз воздам».

Это случилось в городе Колпашево Томской области. 30 апреля 1979 года паводок Оби размыл обрывистый берег. Обнажились сотни мёртвых. В Колпашевском Яру находилась братская могила расстрелянных в 1937-м.

Место оперативно оцепила милиция. Сотрудники МВД останавливали на подходе к «санитарной зоне» людей с цветами и свечами. Но люди сходились и сходились на страшном берегу. Некоторым казалось, что они узнали родных, исчезнувших четыре десятилетия назад. «Определённо могу утверждать, что 99% проверенных дел были грубо сфальсифицированы бывшими работниками Томского и Нарымского отделов НКВД», – писал отставной следователь областного УКГБ Анатолий Спраговский.

Назавтра, после первомайской демонстрации, собралось экстренное совещание в Томском обкоме. Решили: вопрос решить! Без огласки. О чём предупредить население. Ответственность за возмутительный инцидент возложить на экстремистски разбушевавшуюся реку Обь.

До 15-го числа специально командированные подразделения войск КГБ уничтожали трупы. Топили в Оби. Размолачивали винтами катеров. Руководил операцией срочно прибывший из Москвы начальник учётно-архивного отдела КГБ генерал-майор Александр Фокин. Сослуживцы называли его главным хранителем тайн Комитета.

Первым секретарём Томского ОК КПСС был тогда Егор Лигачёв. Его региональная политика выдерживалась в андроповском духе. Как и в ельцинской Свердловской области, это было, кому подтвердить. О подвигах госбезопасности на службе у «небезызвестного Егора» многое мог бы рассказать, к примеру, инженер Валерий Фефелов – социалист-антикоммунист, впоследствии активист забайкальской социал-демократической организации. Но не имеющая названия акция с повторным убийством мёртвых исходила не от Лигачёва. И не от второго секретаря Александра Бортникова (однофамилец), координировавшего зачистку. Даже не от начальника Томского УКГБ генерал-майора Кима Иванова. Хотя сам Суслов, по словам Лигачёва, распорядился из Москвы полностью сдать тему в ведение госбезопасности.

«То время было периодом свертывания реабилитационного процесса, и не могло быть даже речи о предании случившегося гласности. По сложившемуся тогда порядку такие мероприятия старались осуществить без привлечения общественного внимания», – говорил Егор Кузьмич на допросе в прокуратуре перестроечного 1990-го. ЧП такого масштаба разбирались в Москве, на Старой площади и Лубянке.

Колпашевская ситуация попала в ведение Идеологического отдела ЦК КПСС. Заведовал которым Евгений Тяжельников – в прошлом первый секретарь ЦК комсомола, в  будущем последний советский посол при румынском диктаторе Николае Чаушеску. Обе должности говорили сами за себя. Как и колпашевское мероприятие в мае 1979-го.

Это было знамением. Прошлое поднялось из земли, указав этому государству его грядущую судьбу. Перед праздником, близ улиц Ленина и Дзержинского. Кем надо быть, чтобы знать и не понять – вопрос другой.

Разгадка сорокалетия

Предположим, всё так. Однако встаёт вопрос: зачем? Зачем в 1979-м закручивание, ужесточение, репрессии? А вот затем. Затем же, зачем СС-20 и Афган. Западники тоже сначала не понимали.

Правозащитное движение было почти раздавлено и вскоре добито после высылки академика Сахарова. Но на его место выдвигались иные социальные группы с зачатками политической организованности. Эти уже не просили КПСС «уважать собственную Конституцию». Они выражали не принцип прав человека, а исконно русскую ненависть к начальству, приказному чванству и ханжеству. Например, к «неуклонному росту благосостояния» при пустых прилавках и незакрытых нарядах. «Страх перед народом был таким же атрибутом Политбюро, как членовоз и вертушка, – пишет украинский публицист Анатолий Стреляный. – Стихийная часовая забастовка в Крыжополе заставляла их бросать мировые проблемы и принимать меры. Если ей предшествовала листовка, это доводило их до трясучки». Этим и отметился в СССР рубеж 1970–1980-х

«Мы за всех, кто против вас!» – красовалось на дверях Ростовского обкома, На заснеженном Шпицбергене листовка «Комитета шахтёрской чести» прямо угрожала терактами. Во Владивостоке КГБ предотвратил реальную попытку. От Подмосковья до Алтая вспыхивали антимилицейские бунты. В ленинградском метро замелькали обрывки: «Товарищи! Большевизм вернётся! Долой Брежнева!» – почти по-албански, да ещё с подписью «N 4» (номер большевистского списка на выборах в Учредительное собрание). Впрочем, вскоре те же крамольные школьники назвались «Синее знамя» и «полностью отрицали коммунизм как систему».

Любопытно, что они непостижимым образом уловили мировой тренд – ячейку «N 4» собирались создать в Ташкенте! Поближе к мусульманам, значит. Зарубежными же союзниками полагали не американцев, а китайцев.

Каждый подобный эпизод обрастал слухами от Донбасса до Кузбасса. Аполитичные вроде люди возили самиздат в коробках из-под вермишели. Но, всего грознее, обозначались признаки политизации массовых явлений – хулиганства и уголовщины. Опять же полностью в российской традиции.

Такого, как в начале 1950-х, когда бандиты отстреливались от милиции близ дачи Сталина, а хулиганы дрались с милицией чуть не под окнами ЦК КПСС, в 1979-м, конечно, не было. Но предмордобойное «ты что, коммунист?», «Брежнев, сволочь, в одну бы их яму!» и т.п. катилось по подворотням и шалманам, подвальным бильярдным и баракам осуждённых «химиков». В некоторых посёлках с «химическим» уклоном подчас ночами падала советская власть. В августе 1978-го она едва не опрокинулась в целой Казани под напором банды «Тяп-Ляп».

Основная обывательская масса смотрела на всё это пассивно, но не без симпатии. Которая явно росла. Под социальную крамолу подводилась экономическая база: в сложных зигзагах смертельной вражды и верной дружбы традиционного криминала с теневыми дельцами, в совместных операциях и рэкетирской охране (примеры Иванькова-Япончика и Усояна-Деда Хасана лишь из наиболее хрестоматийных). А иногда. ещё нечасто, даже надстраивалось нечто политико-идеологическое. Как правило, националистического толка либо в духе элементарной пугачёвщины.

Ещё в 1976-м министр внутренних дел СССР Николай Щёлоков затребовал и получил в Политбюро разрешение для милиции использовать спецсредства не только на зоне, но и на воле. Генпрокуратура Романа Руденко представила масштабный план комплексного ужесточения юстиции. Андроповский КГБ готовил новые методики блокировки влияния неблагонадёжных лиц на трудовые коллективы. В партаппарате росла отчётность и повышался номенклатурный вес отделов административных органов.

Неудивительно, что не только андроповско-черненковские интермедии, но и раннегорбачёвский этап шли под штандартами «дисциплина-порядок-руки по швам-рот закрыть». Потребовалась крайне весомая жесть жизни, чтобы «ускорение» сменилось Перестройкой. А уж это – только начни…

40 лет назад вожди КПСС, правители СССР капитально готовились к встрече с народом. И в упреждающем порядке полезли на встречу с человечеством. Конец был однозначен и заранее предсказуем. Вот разгадка 1979 года.

«Из физиономии отдельных лет слагается облик столетий», – писал Виктор Гюго. Облик каждого года слагается из повседневности каждого из нас. Глядишь, всемирно-историческое значение 2019-го поймётся раньше, чем через 40 лет.

Никита Требейко, «В кризис.ру»